Представьте, что вы оказались в такой ситуации: вам нужно создать телевизионную новостную программу для некоей станции, которая крайне заинтересована в привлечении как можно большей аудитории. Естественно, вам необходимо было бы выбрать новостную команду и дикторов, каждый из которых должен был бы выглядеть «приятно» и «доверительно». Из потенциальных кандидатов вы исключили бы всех, кто непрезентабельно выглядит - некрасивых женщин, людей старше 50, лысых мужчин, толстых, и вообще всех, кто плохо смотрится в кадре. В конце концов вы бы пришли к заключению, что вам нужы те, чьи фото будут неплохо смотреться на обложке журнала.
У Кристины Крафт было именно такое лицо, и потому она подала свое резуюме на должность диктора на KMBC-TV в Канзасе. Позднее адвокат, который представлял ее сторону в судебном иске о дискриминации, который она предъявила компании, сказал, что менеджмент «обожал, как Кристина выглядит». Ее наняли в январе 1981 - и уволили в августе 1981, потому что «исследование показало, что ее внешний вид затруднял восприятие аудитории». Что означает это самое «внешний вид затруднял восприятие аудитории»? И какое это может иметь отношение к новостям? «Внешний вид затруднял восприятие» по отношению к новостям означает ровно то же самое, что оно означает по отношению к любому другому телевизонному шоу: зрителю не нравится смотреть на выступающего.
Это также означает, что зритель не верит выступающему, что выступающий не возбуждает достаточного доверия. В случае театрального представления, к примеру, мы можем сказать, что это означает: актер не в состоянии убедить аудиторию в том, что он/она в действительности является тем персонажем, который он/она пытается изобразить. Однако что это означает в случае новостной программы? Какого персонажа играет диктор? И как мы определяем, что его выступление «недостаточно правдоподобно»? Что, аудитория думает, что диктор врет, что то, о чем он сообщает, на самом деле не случалось, и что он скрывает нечто важное? Страшно подумать, что зрители могут так ощущать в самом деле - что понятие правды, истинности некоего сообщения в их уме базируется на том, принимают они или не принимают диктора.
Телевидение аннулирует некогда полученное нами предупреждение об опасности argumentum ad hominem? Если это так, то мы имеем перед нами проблему, достойную привлечения внимания философов. Кратко эта проблема может быть выражена так. Телевидение возвращает нас к старой концепции правды, а именно: главным и окончательным критерием истинности сообщения является способность внушать доверие того, кто его сообщает. Причем способность внушать доверие здесь не означает прошлых случаев, когда то, что было сказано этим человеком, впоследствии было подтверждено временем. Это означает лишь то, что этот человек создает впечатление искренности, подлинности, беззащитности или же привлекательности. Когда на телевидении способность внушать доверие заменяет реальность, политики могут более не утруждать себя этой самой реальностью, если их внешний вид и поведение гарантирует доверие зрителя.
Вернемся к ситуации создания новостной программы. Вы, как умный продюсер, были бы в курсе всех коммерческих уловок и постарались создать свое шоу, основываясь на принципе максимизации развлекательной ценности. Например, вы выбрали бы музыкальную тему для своих новостей. Все телевизионные новости начинаются, оканчиваются и сопровождаются музыкой, и я видел очень мало американцев, которые считают эту особенность оригинальной. Я считаю, что это свидетельство того, насколько стерта граница между серьезным общественным дискурсом и развлечением. Ведь, собственно, что музыка делает в новостях? Почему она там находится? Она там находится, очевидно, по той же самой причине, по какой музыка используется в театральных представлениях и фильмах - чтобы снабдить развлечение лейтмотивом и создать определенное настроение. Когда нет музыки - как в случаях, когда телевизионная программа прерывается для того, чтобы сделать экстренное новостное сообщение - зритель ожидает чего-нибудь действительно серьезного, что способно поменять обычный ход жизни. Однако пока музыка есть, пока она обрамляет всю программу, зритель успокоенно думает, что не происходит ничего по-настоящему страшного; что на самом деле факты, о которых сообщается, имеют примерно такое же отношение к действительности, как сцены фильма или представления.
Такое восприятие телевизионных новостей - как некоего стилизованного представления, предназначенного главным образом для удовлетворения потребностей в развлечении - подкрепляется рядом других особенностей, как например тот факт, что средняя продолжительность новостного фрагмента составляет примерно 45 секунд. Хотя краткость не всегда свидетельствует о примитивности, в этом случае - она свидетельствует именно об этом. Потому что просто-напросто невозможно создать ощущение серьезности в отношении события, все последствия которого для человека исчезают меньше, чем за одну минуту. На самом деле должно быть очевидно, что новости и не предполагают того, что любой из показанных фрагментов будет иметь какие-либо последствия, ибо это потребовало бы, чтобы зритель продолжил думать о них, когда сообщение окончилось, а это бы помешало просмотру следующего фрагмента, ждущего своей очереди на подходе. Зрителю не дают возможности отвлечься от этой следующей истории. Картинки с легкостью побеждают слова по части привлечения внимания, а следующая история с очень большой вероятностью будет содержать некоторое количество кадров с места происшествия. А вы, как умный продюсер, будете стремиться предоставть как можно больше «визуальных доказательств» - подозреваемый в убийстве, которого задержали и привели в полицейский участок; рассерженное лицо обманутого покупателя; бочка, плывущая в краю Ниагарского водопада, с по всей видимости находящимся в ней человеком; президент, сходящий с вертолета на газон перед Белым Домом - эти вещи всегда восхищают и очаровывают, и легко удовлетворяют требованиям развлекательного шоу. К тому же, еще и совершенно необязательно, чтобы они разъясняли смысл сообщения. Необязательно также объяснять, почему и зачем все эти картинки вторгаются в общественное сознание: видеоряд оправдывает сам себя, как хорошо известно всем хорошим продюсерам.
Помогает создать чувство нереальности также тот факт, что новостные дикторы никогда не останавливаются, не ахают и не изменяют выражения лиц, когда читают тексты своих новостей. В самом деле, многие из дикторов выглядят непонимающими текст новости, которую они читают, а некоторые с одинаковым застывшим энтузиазмом сообщают о землетрясениях, массовых убийствах и других трагедиях. И действительно, зрители были бы обескуражены каким-либо знаком ужаса со стороны новостных дикторов. Ведь зрители, как-никак, партнеры с дикторами в этой «А теперь...» культуре, и они ожидают, что дикторы будут играть свою роль слегка серьезного персонажа, который, тем не менее, остается в действительности как бы ничего не понимающим. Со своей стороны, зрители обещают не воспринимать новости слишком серьезно и не относить новости на счет реальности, как если бы зрители в театре во время выступления повскакивали с мест, чтобы побежать звонить домой, потому что актер на сцене произнес, что «в городе появился маньяк».
Зрителям также известно, что неважно, насколько жутким может быть фрагмент новостей (например, в день, когда я пишу эти строки, по телевизору начальник военно-морских сил объявил, что «ядерная война между Россией и США неизбежна»), за ним обязательно последует рекламный ролик, который мгновенно разрядит обстановку и сделает любую новость банальностью. Это, на самом деле, ключевой элемент новостей, который сам по себе опровергает любое утверждение о том, что новости создаются как форма серьезного общественного обсуждения. Ну представьте, например, что я сейчас бы остановился посреди этой книги, сказал бы вам, что я вернусь к обсуждению буквально через минуту после рекламной паузы, и далее написал бы несколько абзацев, рекламируя Юнайтед Эйрлайнс или Чейз Манхэттэн Банк. Вы бы совершенно справедливо подумали, что у меня нет к вам никакого уважения и, без сомнения, никакого уважению к предмету дискуссии. И если бы я проделал подобный фокус не однажды, а несколько раз, да еще в каждой главе, вы бы решили, что весь сыр-бор не стоит вашего внимания. Почему же тогда мы не думаем то же самое о новостях, в таком случае?
Причина, я считаю, в том, что, в то время как мы считаем, что книга, и даже другие средства информации (как например фильм) должны сохранять единство тона и непрерывность повествования, мы не ожидаем этого от телевидения - и в особенности от телевизионных новостей. Мы так привыкли к их фрагментарности, что более не останавливаемся, пораженные, потеряв дар речи - как любой зравомыслящий человек - от того, что диктор, только что объявивший о неизбежности ядерной войны, сообщает, что он «вернется к нас через минуту после этого предложения от Макдональдса» - который, другими словами, произносит «А теперь...».
Сложно переоценить то влияние, которое подобные соседства оказывают на наше восприятие мира как серьезного места. Наиболее тяжкий вред наносится юной аудитории, которые так сильно полагаются на телевидение по части понимания, как им реагировать на мир. Когда они смотрят телевизионные новости, они более, чем какая-либо другая аудитория, поддаются этому влиянию и начинают верить, что все сообщения о жестокости и смертях крайне преувеличены и, в любом случае, не стоит их воспринимать серьезно и реагировать на них как на нечто реальное. Я бы даже пошел дальше и сказал, что телевизионные новости - это теория анти-общения, в которой воплощается диалог без логики, без аргументов, без последствий, без связей, игнорирующий противоречия.
И если бы вы были создателем новостной программы, у вас бы не было выбора - под давлением экономических причин вам пришлось бы сделать свое шоу именно таким, как описано выше, неважно, каким бы добрым и честным человеком вы не были бы. Вам пришлось бы действовать по законам шоу-бизнеса.
Результатом всего этого является то, что американцы - это, по всей видимости, самая развлеченная и одновременно самая неграмотная нация в европейском мире. Я говорю это в лицо тем, кто верит, будто американское телевидение, «окно в мир», сделало американцев более информированными. Конечно, многое зависит от того, что считать информированностью. Я не буду приводить здесь многочисленные опросы, демонстрирующие, сколько американцев в каждом отдельном из них не знают, как зовут государственного секретаря или верховного судью. Давайте обратимся лучше к драме под названием «Иранский Кризис и Заложники». Я думаю, истории такого масштаба, которые бы получали столько же внимания со стороны телевидения, случаются не чаще, чем раз в несколько лет. Мы можем, следовательно, предположить, что американцам по большей части известно практически все, что можно вообще узнать относительно этого грустного события. И теперь я предлагаю вам такой вопрос: будет ли это преувеличением сказать, что ни один американец из ста не знает, на каком языке говорят иранцы? Или что означает - или предполагает слово «аятолла»? Или знает что-либо о деталях и глубинах иранской религии? Или главные собития их политической истории? Или знают, кто такой Шах и откуда он взялся?
И, тем не менее, у всех имелось свое мнение по поводу этого события - ибо каждому американцу полагается иметь Мнение, и, действительно, чрезвычайно удобно иметь одно наготове, когда к тебе в очередной раз подваливают с общественным опросом. Однако эти «мнения» не имеют ничего общего с тем, что считалось мнением в 18 и даже 19 веке. Наверное, будет более верным назвать их не мнениями, а эмоциями - это бы объяснило тот факт, что они меняются каждую неделю, как свидетельствуют общественные опросы. Здесь мы видим то, как телевидение изменяет значение слов «быть информированным», создавая разновидность информации, которую правильнее было бы назвать дезинформацией. Я использую здесь это слово в том именно смысле, в каком его использовало КГБ или ЦРУ. Дезинформация не означает ложную информацию. Она означает обманчивую, вводящую в заблуждение информацию - информацию в неверном месте, неверном контексте, бессмысленную, фрагментированную, поверхностную - которая создает иллюзию знания чего-то, но в действительности уводит дальше от знания. Когда я это говорю, я не хочу сказать, что телевидение целенаправленно желает лишить американцев полноценного понимания мира. Я хочу сказать, что когда новости подаются в качестве развлечения, такое положение дел всегда будет результатом. И когда я говорю, что новости не информируют, а развлекают, я пытаюсь сказать нечто гораздо более серьезное, нежели что нас лишают верной и полноценной информации. Я пытаюсь сказать, что мы теряем понятие о том, что означает быть информированным, знать что-то о мире. Незнание может быть исправлено. Однако что делать, когда мы начинаем считать знанием невежество?