Пойти другим путём
- через каверзы контроверз »»» ... - неконъюнктурно: требло по факту vs. нутряно постигаемые что и как на деле »»» ...
Здесь хотелось бы объединить две проблемно-тематических линии, одна из которых прочерчена в цикле _По ту и по сю сторону полит.конъюнктуры_ (см. крайний блок - по 2-й ссылке в подзаголовке), а другая - в серии критико-рефлексивных обращений к циклу С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" (см. авто-реферативное в хвост - по 1-й ссылке в подзаголовке).
Плюс - третья линия - заметы в хвост циклу _К возможности нового нарратива_.
Предпринимая этот опыт, будем отталкиваться от этой дискуссии.
Итак, зайдём вот с этого фрагмента дискуссии. Вот это вхожденчество - условно андроповское, андроповско-куусиненовское и так далее - это одна из долговременных констант. Государство это создано как вхожденчество. Я знаю ныне действующих и в советскую эпоху весьма авторитетных представителей - преуспевающих абсолютно и в бизнесе, и везде, - госбезопасности нашей, которые говорят: "Ну если вот не удастся реализовать путинский проект вот этого вот державного воссоединения, то лучше застрелиться". И это тоже не люди, которые бросают слова на ветер. Огромный синдром вхождения существует в той элите, которая, прощу прощения, развалила СССР, не без помощи Запада, но и со своим участием, и мы это понимаем, да? И она считала, что она войдет в Европу. Смотрите, какой красивый проект: входим - главная ядерная держава, да? - сырье объединяется с промышленностью, колоссальная мощь, да? И мы получаем то фактически, о чем мечтал Коминтерн, да? Это же вот эта линия! Эта линия, я не могу передать это вот просто в коротком таком монологе, но она носит характер суперидеи, понимаете. Вот когда в голову что-то вбили... <...> - сверхценности, суперидеи, - и отказаться от этого элита не может, поэтому мы все время существуем на смешанном языке. Вся политика есть микс. С одной стороны, в средствах массовой информации говорится справедливо по поводу американской сегодняшней линии бог знает что, с другой стороны, наши партнеры, они опамятуются, а потом что-нибудь будет. С Трампом что-то будет, а вдруг без Трампа что-то будет, а смотрите опять, какие тенденции. Понимаете? Пока не будет отказа от вхожденческой парадигмы - пока его не будет, - никакой последовательный курс невозможен.
- А какой ваш прогноз?
- Мой прогноз - что это произойдет в течение ближайших двух лет под давлением обстоятельств. Мы откажемся по факту.
- Некуда просто входить будет, и все.
- Некуда входить - это будет абсолютно заперто. Тогда наступит время переоценки ценностей, смены матрицы, смены всей стратегической парадигмы. Оно наступит не потому, что элита этого захочет, а потому что реальность мощнее даже самых мощных элитных мифов. А реальность заставит это сделать.
- Я согласен абсолютно с Сергеем Ервандовичем в плане реальности - что естественные процессы сделают то, что не создается искусственными. Но я бы в своем языке добавил бы еще одно: если вы правы и это произойдет, - а я думаю, что вероятность очень высока в разрезе ближайших двух лет, - то на позитивном языке я бы сказал, что тогда России нужно будет окончательно осознать себя отдельной цивилизацией.
- Скалой. И вот тут я бы хотел отреагировать на очень интересные слова о постмодернизме. Это же означает, что Европа повернула вот так... Куда мы входим? Мы входим в Европу Модерна или в Европу Постмодерна, где ничего нет? Где морали нет - в принципе, где заявили о "конце истории". Что, еврейский народ согласен на конец истории без прихода Мессии? Да?... "Конец истории состоялся", - сказал Фукуяма. Конец проекта человек, конец гуманизма, - это мы в эту Европу входим? Она же такой не была...
Значит, в ближайшей перспективе, "откажемся по факту". Однако, на данный момент, по факту же, расклад таков, что российские политические и экономические элиты уже до самого нутра отстроили себя так, что "либо войти в Запад хоть тушкой, хоть чучелком, либо застрелиться".
Во-первых, они, в принципе, не способны что-то строить, и всё, что им остаётся, это только продолжать раскурочивать окружающую реальность под себя и своё ублюдочное идентичностно пустое нутро, оно же - требло. Конечно, они не бросают слова на ветер, но тот язык, посредством которого они воспринимают реальность, это - язык бабла, не выражающий ничего, кроме инвектив их собственного требла. В связи с этим, во-вторых, им ничего не остается, кроме как сживать со свету "неадаптируемую" часть общества - тех граждан, нутру которых может быть ещё внятным то судьбоносно-предназначенное, что заключено в культурно-идентичностных кодах российской части Христианского Мира. А остающемуся меньшинству - таким же, как бабло-кратические элитарии, идентичностно выродившимся обладателям требла - предложить участвовать в "строительстве" Запада внутри своей отдельно взятой страны. И тем самым завершить постмодернизацию христианской цивилизации, а вместе с ней - и всего мира.
Тем более что и другие мировые "скалы"-цивилизации стоят перед тем же соблазном. Вот, каждая - "в своём языке", но - перед одним соблазном! Каковой постмодернизационный соблазн возникает под давлением ряда проблем, накопившихся в рамках модернизационной парадигмы и неразрешимых в этих парадигмальных рамках ни на каком из отдельно взятых культурно-идентичностных языков. О чём - в следующем фрагменте дискуссии.Первая проблема, с которой не справляется современный мир, это проблема того, что будет, если Индия и Китай достигнут уровня Америки и потребуют два коттеджа и две машины? Раз. Ответа нет.
Вторая проблема - как дальше развивать современный технический прогресс, не развивая, не возвышая человека? Капитализм научился этому - "война всех против всех" и все прочее. Это - возможность развивать технику, не развивая человека. До коле будем? До момента, когда какой-нибудь сумасшедший не сделает на коленке ядерную бомбу и не взорвет? До психоконтролируемого общества? Ответа нет.
Третья проблема - что делать с лишними людьми? Если раньше эксплуатация была абсолютно необходима и главной проблемой была эта эксплуатация и введение ее в определенные берега. То сейчас, как вы справедливо говорите, через 30 лет 500 миллионов, 400 миллионов людей произведут вот так столько, сколько надо. Что будут делать остальные? У капитализма нет ответа. Они для него лишние люди. Если, как говорит коммунизм, раскрепощение и пробуждение высших творческих способностей и создания нового человека - это высшая цель, понятно, что делают люди. Но если задачи экономики - зачем нужны эти люди? И это тоже проблема.
Таких проблем назрело штук десять. Не решает, не дает на них ответа современная цивилизация. Либо этот ответ будет гуманистическим, и тогда вернется совершенно новый коммунизм. Не коммунизм даже борьбы с эксплуатацией. А коммунизм нового человека. И он прекрасно соединится со всем остальным. Он будет абсолютно гуманистическим. Либо ответа нет, не понятно, куда восходить. Если восходить к человеку с большой буквы - понятно. А если никуда - начинается нисхождение. И оно будет обрушением. Оно пойдет от десоветизации к дегуманизации, к дехристианизации, к депатриархизации общества. Оно дойдет до очень мрачных вещей, а совсем не до обычного постмодернизма.
Так вот, отказаться от "вхожденческого" проекта придётся по факту. Но какова возможность этого отказа на деле?...
Здесь следует сосредоточить внимание на том ключевом, что касается не просто одной из десятка или большего числа проблем, но что затрагивает самый стержневой нерв, который, пронизывая всю совокупность этих проблем, составляет суть вызова ситуации после модерна, чреватой контрмодернизационным мраком.
Это проблемно-ключевое средоточие имеет двусложную структуру, включающую в себя
- обретение языка, в котором могут быть соединены культурно-цивилизационная идентичность народа и родовая сущность человека,
- выдвижение контр-элитного субъекта, который возглавит и организует новую общественно-государственную сборку - в пределах отдельно взятой цивилизационной общности, но в русле всемирно-исторических судьбы и предназначения человеческого рода.
Да, всё то же, о чём многократно: нарративная система и субъект-нарратор, или, соответственно, смысловая и субъектная составляющие нового нарратива.
В крайнем блоке серии _По ту и по сю сторону полит.конъюнктуры_ (см. по 2-й ссылке в подзаголовке данного поста), строго соответственно этой двусложной структуре, выделялись концептуально-методологический и экзистенциально-метафизический планы осмысления тех социально-политических размежеваний внутри современной России, которые представлены выше как демаркация _требла vs. нутра_. Посредством этих нетривиальных квази-концептов были обозначены, соответственно, системный код, образующий полит.конъюнктуру общественно-государственного устройства современной России, и культурно-идентичностный код, образующий деятельностно-мировоззренческую матрицу России как исторической цивилизационной общности. В таком ключе были контурно зафиксированы концептуально-методологическое как и экзистенциально-метафизическое что в осмыслении должного на деле (того, что должно стать внятно нутру как судьбоносно-предназначенное) при наличествующем по факту (актуально имеющемся состоянии, в котором тотально правит требло).
В пунктирно очерченном таким образом проблемно ключевом аспекте обнаружения возможности на фоне действительности, в качестве решающе ключевого аспекта этого обнаружения высветились, соответственно,
- непонятийное мышление бытия - как концепто-образующее нарративной системы (вопрос о концептуально-методологическом _как_),
- духовное первородство - как образующее субъекта-нарратора (вопрос об экзистенциально-метафизическом _что_).
И здесь, в плане исследования истории вопроса, перейдём собственно к циклу С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" (см. по 1-й ссылке в подзаголовке данного поста - автореферативное обращение к крайнему в серии разборов цикла).
Исследуя цепь идейно-мировоззренческой преемственности между русской культурой и марксистским коммунизмом (см. там же - разбор 121-го очерка цикла), автор отмечает принципиально антибуржуазный характер первой и принципиально же незападнический характер второго, особенно, в его большевистской версии. Соответственно, максимально плотное сближение этих начал свидетельствуется в том центральном звене означенной цепи, которым является жизненный, творческий и политический путь В.И. Ленина.
В качестве путеводной нити выступает известная фраза из юношеского периода жизни основателя советского государства: "Мы пойдём другим путём". При этом содержание фразы определенным образом проблематизируется (см., подробнее, очерк "О коммунизме и марксизме-124".О каком другом пути мог говорить 17-летний юноша, не знакомый с марксизмом и с дискуссиями об этом самом пути?
Он мог хотеть продолжить дело Саши и отомстить. Но он не мог за считанные дни вобрать в себя почти неизвестную в провинции марксистскую идеологию. И уж тем более - определиться в том, что она лучше, чем то, чем руководствовался в своих действиях любимый старший брат и что было, в отличие от марксизма, знакомо не только в очень узких, но и по преимуществу столичных кругах.
И далее - о том пути, по отношению к которому, согласно официальной версии, собственно заявлялась альтернатива.Смерть Саши была для младшего брата ударом молнии. Она глубоко потрясла Володю и быстро сделала из почти «ботаника» носителя революционного протеста. Но не марксиста! Да, уже в том же 1887 году Ленин стал участвовать в революционной работе. Но речь идет об участии в нелегальном студенческом кружке «Народной воли». То есть той самой организации, о нежелании идти путем которой Ленин якобы говорил, узнав о смерти брата Саши, то есть до своего стремительного и этой смертью обусловленного перехода на рельсы революционного протеста. Разве можно сначала сказать, что мы не пойдем путем «Народной воли», а потом в эту самую «Народную волю» вступить и, вступив, начать участвовать в студенческих беспорядках?
Тут можно бы заметить, что, фраза о "другом пути", просто, могла подразумевать методы политической борьбы с системой, а не идейную направленность, в поисках которой находился на тот момент Ленин. И всё-таки, ключевое в понимании этой части биографии Ленина, как и всего его пути, следует видеть в существенно ином.
А именно - в том, как уже на начальном этапе этого пути начинает вызревать деятельностно-мировоззренческий сплав специфической народно ориентированной консервативности и радикально авангардной революционности. Соответственно - поиск в слоях сословного общества таких опорных элементов, которые станут прочной опорой в деле воплощения идей преобразования всего общества (=формирование субъектной составляющей нового нарратива), и выработка таких методов просветительской работы и, в целом, политической борьбы, которые сделают революционные идеи источником света, творчески преображающим общество и его институты (=формирование смысловой составляющей нового нарратива).
В таком ключе, для понимания уникальной альтернативности ленинского пути, гораздо важней те внутрипартийные размежевания, которые возникли позже, когда Ленин, уже ставший зрелым марксистом, вступил в полемику с Г.В. Плехановым.Плеханов сильно влиял на Ленина. Но это влияние было, во-первых, постепенным и, во-вторых, частичным. Постепенным - потому что для Ленина слишком сильным было обаяние «Народной воли» и как жертвенной максималистской структуры, и как структуры, к которой принадлежал брат Саша, и как желанной для Ленина профессиональной конспиративной организации. Частичным - потому что Ленин был вовсе не склонен внимать призывам Плеханова о необходимости терпеливо ждать вызревания капитализма в России, причем такого, при котором Россия станет передовой буржуазной страной и в ней возникнут предпосылки для социалистической революции.
Таким образом, суть другого пути Ленина состояла в следующем. По отношению к народничеству, это было неприятие недореволюционности, порождаемой неправильным подходом к источнику революционности; и поскольку при этом сохранялась готовность впитывать народническое жертвенное начало, народническую революционную сущность и связанный с нею народнический подход, постольку против западнической версии марксизма выдвигалась позиция, согласно которой Россия вполне может оказаться не в арьергарде, а в авангарде особой радикальной социально-политической революционности (выводы 124-го очерка "О коммунизме и марксизме").
Это, по преимуществу, социально-политический аспект в уразумении сути того судьбоносно-спасительного поворота, который Ленин осуществил в развитии идейно-мировоззренческой традиции, преемствующей русской культуре и взращивающей на её почве коммунистический проект. То, что здесь актуально для нас сегодня, касается, преимущественно, вопроса о субъекто-образовании.
Прежде всего, эта проблема сегодня для нас актуальна в части преодоления того ложного комплекса неполноценности, который формируется вердиктами об "инфантилизме" современного российского общества. Эти вердикты, будучи вполне закономерными в устах либерально-компрадорской публики (глашатаев _требла_), звучат и со стороны публичных представителей патриотически-государственнического сообщества (выступающих от лица народного _нутра_), в устах которых они являются аналогом плехановского марксизма. И в целом (в тех и в других устах), такого рода оценки осуществляются, по сути, с позиций такого квази-объективизма, согласно которому всё, включая субъектов социально-политического действия, "созревает" в соответствии с некими, "независящими от воли" этих субъектов, законами, предпосылками и т.д. и т.п. Но в этом качестве, диагнозы "инфантилизма" выражают лишь мировоззренческое несовершеннолетие самих тех, кто оценивает общество по этим меркам. Причём, будучи восприняты так, диагнозы были бы справедливы и по отношению к обществу, однако с тем кардинально иным смыслом, что речь здесь уже идёт не об объективном наличии в противоположность наличию субъективному, но о проблемах именно в субъектообразовании, как целостном, объемлющем и объективные, и субъективные факторы, процессе. Конкретнее, эта проблематика непосредственно связана с отчуждением духовно-экзистенциальных энергий, которые, на самом деле, всегда неотъемлемы от бытия общества, но отчуждение которых происходит в сознании его граждан.
В этом смысле, суть проблемы не в том, чтобы, как это зачастую сегодня представляется, "выдавить" из себя субъектность каким-то супер-самоотверженным усилием. Скорей всего, это лишь усилит отчуждение, которое итак густым слоем наполняет наши отношения, и которое, поэтому, как раз и есть то, что действительно следует выдавливать. Причём, выдавливать не столько из себя, каковое предложение провоцирует перевод стрелок друг на друга (=классическая война всех против всех), сколько именно из отношений друг с другом и друг к другу (=противоход к означенному переводу стрелок).
В таком своём развороте, дальнейшая проблематизация отсылает к концептуально-методологическому _как_, то есть - к проблеме концептообразования в осмыслении возможности нового нарратива. Без должного внимания к этой проблеме работа с экзистенциально-метафизическим _что_ будет слепым блужданием,
всё время возвращающимся к трясине бессубъектного состояния.
Здесь - вновь к истории вопроса, как она представлена в цикле С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" в связи с осмыслением ленинского пути взращивания марксистского коммунизма на культурной почве России. Отталкиваясь от попыток пролить свет на что-то нераскрытое в предтечах большевизма, они же - жрецы какой-то особой, может быть, светской, а может быть, и не очень светской религии, которую привычно называют великой русской литературой, пробираясь сквозь напластования апологетического мифотворчества и пропагандистской демонизации в биографических сведениях об основателе большевистской партии, автор акцентирует внимание на гуманитарной чуткости последнего (см., подробнее, очерк "О коммунизме и марксизме-125").
Эта чуткость, обнаружившись уже в период учёбы в гимназии, возымела решающее значение в формировании личности Ленина, его становлении, равным образом, и как мыслителя, и как политика:гимназист, закончивший гимназию с отличием и проявлявший особый интерес к древним языкам и словесности, не мог не быть гуманитарно чутким и образованным человеком даже в случае, если он потом не получал никаких дополнительных гуманитарных знаний. Но Ленин-то их получал. И в Казанском, и в Петербургском университетах. Не говоря уже о самообразовании, которым молодой Ульянов занимался постоянно и планомерно.
Мог ли при этом Ленин не быть подключенным к тому «порталу специальной энергийности», который именуется русской духовной и социальной проповедью, она же - великая, ни на что не похожая русская литература, не столько изящная, сколько именно духовно-интеллектуально проповедническая по своему внутреннему составу? Ответ очевиден: Ленин не мог не быть ко всему этому подключен. <...>
Когда человек проявляет такую культурную осведомленность и культурную чуткость (тут и древняя классическая литература, и словесность, и музыка, и многое другое), то он категорически не может быть политиком с зауженным собственно-политическим целеполаганием, зацикленным только на взятии власти, удержании власти и практической проблематике, непосредственно связанной с его политической деятельностью.
Не об этой ли чуткости свидетельствовал революционный поэт, сравнивая Ленина с солнцем, а себя - с одной из лодок, очищение которой под лучами этого солнца необходимо для того чтобы плыть в революцию дальше - по океану Истории?!... Или - один из персонажей революционного писателя, заметивший, что
Ленин смотрит в будущее сквозь щель в настоящем, только ему известную...
Что же касается начала поисков альтернативного пути, предпринятых юным Владимиром Ульяновым под впечатлением трагического опыта старшего брата, можно также предположить, что эта альтернативность могла быть определенным образом связана с языком научно основанного мировоззрения. При том что оба брата были революционно настроены по отношению к социально-политической системе, Александр был естественник, а Владимир, благодаря своей гуманитарной чуткости, уже тогда начал понимать, что естественнонаучно отстроенное мышление (всё тот же объективизм) неспособно осмысливать общественно-историческую действительность полноценно - сообразуясь со всем тем, что этой действительности сообщается специфически человеческим бытием (ср. в заключительных словах "О коммунизме и марксизме-125" выдержки из воспоминаний Ленина в изложении его жены Н.К. Крупской).
Далее - вновь о том, что, в целом, концептуально-методологически и экзистенциально-метафизически, актуально для нас сегодня в том деятельностно-мировоззренческом сплаве, который был создан благодаря ленинской чуткости (ещё из 125-го очерка "О коммунизме и марксизме").Нам нужен сегодняшний настоящий ответ. Причем такой ответ, в котором содержалась бы и историческая правда, и правда более масштабная, правда сущностная.
Эта правда состоит в том, что не только русская литература уникальна и при глубочайшем сходстве с западной фантастически не похожа на западную литературу. Но и русский пролетарий (а также русский социал-демократ) уникальны и потому ни на что другое не похожи.
В китайской или кубинской социалистической революции вообще не было по-настоящему активного пролетариата. Было крестьянство определенного, совсем не западного «социального телосложения». А в русской революции 1917 года пролетариат был. Но он было совсем иным, чем на Западе. И только поэтому он смог сыграть авангардную коммунистическую революционную роль и буквально изменить как саму Россию, так и мир.
Не надо говорить, что в русской революции пролетариат не участвовал. Он очень сильно в ней участвовал. Но он был, если так можно выразиться, насквозь деревенско-общинным, хотя и лишенным деревенских изъянов в виде собственности и консервативного уклада жизни.
Потому-то этот пролетариат и построил правильные отношения с деревенской беднотой. Он был плотью от плоти это бедноты, он ее знал от и до, он был с ней связан. Он был атипичен и потому победоносен. Был бы он типичен, он бы провалился так же, как германский или французский пролетариат. И уж точно он напоролся бы на совершенно чужое ему крестьянство и сломал бы об него шею, даже если бы имела место необходимая пролетарская революционность. Но ее бы не было, если бы не было атипичности.
Рабочий класс был меньшинством населения в крестьянской России? Что ж, Ленину и нужно было такое серьезное, достаточно крупное социальное меньшинство.
Итак, философски фундаментально вопрошая по поводу сегодняшней злободневно сермяжной повестки, мы обратились к истории вопроса, в качестве путеводной нити рассмотрев некоторые принципиальные моменты в формировании революционного пути основателя советского государства. Отметив в этом опыте то, что актуально для нашей сегодняшней ситуации, в заключение, обозначим некоторые принципиальные моменты, которые кардинально отличают эту ситуацию от представленной в этом опыте ситуации столетней давности.
Сначала - по концептуально-методологической стороне нашего вопрошания.
Помимо того, что уникальность русской литературы усматривается в её принципиальной неизящности с точки зрения идентичностно чуждых нам эстетических запросов "по гамбургскому счету", для нас ещё важнее то, что это именно тот уникальный опыт непонятийного мышления, в котором следует искать предельные основания к формированию нового нарратива, его интеллектуально-политических, идейно-мировоззренческих и прочих понятийно и иначе оформленных пластов (см. по теме здесь и здесь).
Что же до духовно-интеллектуального проповедничества, присущего русской литературе, при несомненной значимости этой её черты сегодня, следует также помнить о том, что полноценный нарратив, как большой рассказ, выражающий идейно-концептуальное (смысловое) содержание общественно-исторического миро-проекта, помимо языка проповеди, должен говорить на языке притчи (см. по теме здесь и здесь).
Внимание к концептуально-методологическому плану осмысления имеет решающее значение, поскольку здесь речь идёт о мосте между идейно-концептуальной (смысловой) и организационно-практической (субъектной) компонентами в построении нового нарратива (см. в серии критико-рефлексивных заметок к материалам цикла "О коммунизме и марксизме" здесь и здесь).
Отсюда, что касается экзистенциально-метафизической стороны нашего вопрошания и осмысления, где проблемно ключевым является обретение субъектности и понимание образующих её начал.
Вопрос здесь в том, что, если те атипичные представители пролетариата и интеллигенции, которые составили авангард революционного движения в России сто лет назад, были социальным меньшинством востребованным той ситуацией, то можно ли говорить аналогичное про сегодняшнюю ситуацию. Причём, возможность ответа на этот вопрос, разумеется, не адресует к сегодняшней навязчиво ползучей диктатуре атипичных меньшинств, атипичность которых, во всех отношениях, не просто противоположна, но находится по ту сторону уникальной творческой атипичности авангардно меньшинства, на которое делал ставку Ленин в России начала ХХ века. То есть это всё к той же демаркации _требла vs. нутра_, в данном случае, в наиболее концентрированном и контрастном её виде.
Суть же проблемы в том, что общинный коллективизм, на котором строились отношения в революционном и консервативном пластах народных масс на излёте исторического существования Российской империи, а также в первые десятилетия строительства Советской сверхдержавы, этот коллективизм, уже на излёте существования СССР, был вытеснен корпоративизмом. И это, пожалуй, самое чудовищное из губительных приобретений поздне-советского застоя и, особенно, пост-советской вестернизации. Каковое приобретение ещё не вполне осмыслено в том своём чудовищном воздействии на общество, которое превращает это общество в социально-экзистенциальный ад (см. по проблеме здесь и здесь)!...
В целом, тот внутри-политический вызов, с которым сегодняшняя Россия сталкивается там, где вскоре потребуется на деле осуществлять поворот к спасительному другому пути, присутствует в квази-нарративных образованиях в виде гетто-образных общностей, на которые раскололось пост-советское общество и наиболее активная часть которых, в виде секто-образных групп, наполняет публичное пространство псевдо-проповедническим топингом & троллингом, тем самым усугубляя отчужденческий токсикоз в массах.
Пст.Скрптм. Полный текст стенограммы т/п "Право знать" на т/к "ТВ-Центр" от 15.12.2018.
Здесь хотелось бы объединить две проблемно-тематических линии, одна из которых прочерчена в цикле _По ту и по сю сторону полит.конъюнктуры_ (см. крайний блок - по 2-й ссылке в подзаголовке), а другая - в серии критико-рефлексивных обращений к циклу С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" (см. авто-реферативное в хвост - по 1-й ссылке в подзаголовке).
Плюс - третья линия - заметы в хвост циклу _К возможности нового нарратива_.
Предпринимая этот опыт, будем отталкиваться от этой дискуссии.
Итак, зайдём вот с этого фрагмента дискуссии. Вот это вхожденчество - условно андроповское, андроповско-куусиненовское и так далее - это одна из долговременных констант. Государство это создано как вхожденчество. Я знаю ныне действующих и в советскую эпоху весьма авторитетных представителей - преуспевающих абсолютно и в бизнесе, и везде, - госбезопасности нашей, которые говорят: "Ну если вот не удастся реализовать путинский проект вот этого вот державного воссоединения, то лучше застрелиться". И это тоже не люди, которые бросают слова на ветер. Огромный синдром вхождения существует в той элите, которая, прощу прощения, развалила СССР, не без помощи Запада, но и со своим участием, и мы это понимаем, да? И она считала, что она войдет в Европу. Смотрите, какой красивый проект: входим - главная ядерная держава, да? - сырье объединяется с промышленностью, колоссальная мощь, да? И мы получаем то фактически, о чем мечтал Коминтерн, да? Это же вот эта линия! Эта линия, я не могу передать это вот просто в коротком таком монологе, но она носит характер суперидеи, понимаете. Вот когда в голову что-то вбили... <...> - сверхценности, суперидеи, - и отказаться от этого элита не может, поэтому мы все время существуем на смешанном языке. Вся политика есть микс. С одной стороны, в средствах массовой информации говорится справедливо по поводу американской сегодняшней линии бог знает что, с другой стороны, наши партнеры, они опамятуются, а потом что-нибудь будет. С Трампом что-то будет, а вдруг без Трампа что-то будет, а смотрите опять, какие тенденции. Понимаете? Пока не будет отказа от вхожденческой парадигмы - пока его не будет, - никакой последовательный курс невозможен.
- А какой ваш прогноз?
- Мой прогноз - что это произойдет в течение ближайших двух лет под давлением обстоятельств. Мы откажемся по факту.
- Некуда просто входить будет, и все.
- Некуда входить - это будет абсолютно заперто. Тогда наступит время переоценки ценностей, смены матрицы, смены всей стратегической парадигмы. Оно наступит не потому, что элита этого захочет, а потому что реальность мощнее даже самых мощных элитных мифов. А реальность заставит это сделать.
- Я согласен абсолютно с Сергеем Ервандовичем в плане реальности - что естественные процессы сделают то, что не создается искусственными. Но я бы в своем языке добавил бы еще одно: если вы правы и это произойдет, - а я думаю, что вероятность очень высока в разрезе ближайших двух лет, - то на позитивном языке я бы сказал, что тогда России нужно будет окончательно осознать себя отдельной цивилизацией.
- Скалой. И вот тут я бы хотел отреагировать на очень интересные слова о постмодернизме. Это же означает, что Европа повернула вот так... Куда мы входим? Мы входим в Европу Модерна или в Европу Постмодерна, где ничего нет? Где морали нет - в принципе, где заявили о "конце истории". Что, еврейский народ согласен на конец истории без прихода Мессии? Да?... "Конец истории состоялся", - сказал Фукуяма. Конец проекта человек, конец гуманизма, - это мы в эту Европу входим? Она же такой не была...
Значит, в ближайшей перспективе, "откажемся по факту". Однако, на данный момент, по факту же, расклад таков, что российские политические и экономические элиты уже до самого нутра отстроили себя так, что "либо войти в Запад хоть тушкой, хоть чучелком, либо застрелиться".
Во-первых, они, в принципе, не способны что-то строить, и всё, что им остаётся, это только продолжать раскурочивать окружающую реальность под себя и своё ублюдочное идентичностно пустое нутро, оно же - требло. Конечно, они не бросают слова на ветер, но тот язык, посредством которого они воспринимают реальность, это - язык бабла, не выражающий ничего, кроме инвектив их собственного требла. В связи с этим, во-вторых, им ничего не остается, кроме как сживать со свету "неадаптируемую" часть общества - тех граждан, нутру которых может быть ещё внятным то судьбоносно-предназначенное, что заключено в культурно-идентичностных кодах российской части Христианского Мира. А остающемуся меньшинству - таким же, как бабло-кратические элитарии, идентичностно выродившимся обладателям требла - предложить участвовать в "строительстве" Запада внутри своей отдельно взятой страны. И тем самым завершить постмодернизацию христианской цивилизации, а вместе с ней - и всего мира.
Тем более что и другие мировые "скалы"-цивилизации стоят перед тем же соблазном. Вот, каждая - "в своём языке", но - перед одним соблазном! Каковой постмодернизационный соблазн возникает под давлением ряда проблем, накопившихся в рамках модернизационной парадигмы и неразрешимых в этих парадигмальных рамках ни на каком из отдельно взятых культурно-идентичностных языков. О чём - в следующем фрагменте дискуссии.Первая проблема, с которой не справляется современный мир, это проблема того, что будет, если Индия и Китай достигнут уровня Америки и потребуют два коттеджа и две машины? Раз. Ответа нет.
Вторая проблема - как дальше развивать современный технический прогресс, не развивая, не возвышая человека? Капитализм научился этому - "война всех против всех" и все прочее. Это - возможность развивать технику, не развивая человека. До коле будем? До момента, когда какой-нибудь сумасшедший не сделает на коленке ядерную бомбу и не взорвет? До психоконтролируемого общества? Ответа нет.
Третья проблема - что делать с лишними людьми? Если раньше эксплуатация была абсолютно необходима и главной проблемой была эта эксплуатация и введение ее в определенные берега. То сейчас, как вы справедливо говорите, через 30 лет 500 миллионов, 400 миллионов людей произведут вот так столько, сколько надо. Что будут делать остальные? У капитализма нет ответа. Они для него лишние люди. Если, как говорит коммунизм, раскрепощение и пробуждение высших творческих способностей и создания нового человека - это высшая цель, понятно, что делают люди. Но если задачи экономики - зачем нужны эти люди? И это тоже проблема.
Таких проблем назрело штук десять. Не решает, не дает на них ответа современная цивилизация. Либо этот ответ будет гуманистическим, и тогда вернется совершенно новый коммунизм. Не коммунизм даже борьбы с эксплуатацией. А коммунизм нового человека. И он прекрасно соединится со всем остальным. Он будет абсолютно гуманистическим. Либо ответа нет, не понятно, куда восходить. Если восходить к человеку с большой буквы - понятно. А если никуда - начинается нисхождение. И оно будет обрушением. Оно пойдет от десоветизации к дегуманизации, к дехристианизации, к депатриархизации общества. Оно дойдет до очень мрачных вещей, а совсем не до обычного постмодернизма.
Так вот, отказаться от "вхожденческого" проекта придётся по факту. Но какова возможность этого отказа на деле?...
Здесь следует сосредоточить внимание на том ключевом, что касается не просто одной из десятка или большего числа проблем, но что затрагивает самый стержневой нерв, который, пронизывая всю совокупность этих проблем, составляет суть вызова ситуации после модерна, чреватой контрмодернизационным мраком.
Это проблемно-ключевое средоточие имеет двусложную структуру, включающую в себя
- обретение языка, в котором могут быть соединены культурно-цивилизационная идентичность народа и родовая сущность человека,
- выдвижение контр-элитного субъекта, который возглавит и организует новую общественно-государственную сборку - в пределах отдельно взятой цивилизационной общности, но в русле всемирно-исторических судьбы и предназначения человеческого рода.
Да, всё то же, о чём многократно: нарративная система и субъект-нарратор, или, соответственно, смысловая и субъектная составляющие нового нарратива.
В крайнем блоке серии _По ту и по сю сторону полит.конъюнктуры_ (см. по 2-й ссылке в подзаголовке данного поста), строго соответственно этой двусложной структуре, выделялись концептуально-методологический и экзистенциально-метафизический планы осмысления тех социально-политических размежеваний внутри современной России, которые представлены выше как демаркация _требла vs. нутра_. Посредством этих нетривиальных квази-концептов были обозначены, соответственно, системный код, образующий полит.конъюнктуру общественно-государственного устройства современной России, и культурно-идентичностный код, образующий деятельностно-мировоззренческую матрицу России как исторической цивилизационной общности. В таком ключе были контурно зафиксированы концептуально-методологическое как и экзистенциально-метафизическое что в осмыслении должного на деле (того, что должно стать внятно нутру как судьбоносно-предназначенное) при наличествующем по факту (актуально имеющемся состоянии, в котором тотально правит требло).
В пунктирно очерченном таким образом проблемно ключевом аспекте обнаружения возможности на фоне действительности, в качестве решающе ключевого аспекта этого обнаружения высветились, соответственно,
- непонятийное мышление бытия - как концепто-образующее нарративной системы (вопрос о концептуально-методологическом _как_),
- духовное первородство - как образующее субъекта-нарратора (вопрос об экзистенциально-метафизическом _что_).
И здесь, в плане исследования истории вопроса, перейдём собственно к циклу С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" (см. по 1-й ссылке в подзаголовке данного поста - автореферативное обращение к крайнему в серии разборов цикла).
Исследуя цепь идейно-мировоззренческой преемственности между русской культурой и марксистским коммунизмом (см. там же - разбор 121-го очерка цикла), автор отмечает принципиально антибуржуазный характер первой и принципиально же незападнический характер второго, особенно, в его большевистской версии. Соответственно, максимально плотное сближение этих начал свидетельствуется в том центральном звене означенной цепи, которым является жизненный, творческий и политический путь В.И. Ленина.
В качестве путеводной нити выступает известная фраза из юношеского периода жизни основателя советского государства: "Мы пойдём другим путём". При этом содержание фразы определенным образом проблематизируется (см., подробнее, очерк "О коммунизме и марксизме-124".О каком другом пути мог говорить 17-летний юноша, не знакомый с марксизмом и с дискуссиями об этом самом пути?
Он мог хотеть продолжить дело Саши и отомстить. Но он не мог за считанные дни вобрать в себя почти неизвестную в провинции марксистскую идеологию. И уж тем более - определиться в том, что она лучше, чем то, чем руководствовался в своих действиях любимый старший брат и что было, в отличие от марксизма, знакомо не только в очень узких, но и по преимуществу столичных кругах.
И далее - о том пути, по отношению к которому, согласно официальной версии, собственно заявлялась альтернатива.Смерть Саши была для младшего брата ударом молнии. Она глубоко потрясла Володю и быстро сделала из почти «ботаника» носителя революционного протеста. Но не марксиста! Да, уже в том же 1887 году Ленин стал участвовать в революционной работе. Но речь идет об участии в нелегальном студенческом кружке «Народной воли». То есть той самой организации, о нежелании идти путем которой Ленин якобы говорил, узнав о смерти брата Саши, то есть до своего стремительного и этой смертью обусловленного перехода на рельсы революционного протеста. Разве можно сначала сказать, что мы не пойдем путем «Народной воли», а потом в эту самую «Народную волю» вступить и, вступив, начать участвовать в студенческих беспорядках?
Тут можно бы заметить, что, фраза о "другом пути", просто, могла подразумевать методы политической борьбы с системой, а не идейную направленность, в поисках которой находился на тот момент Ленин. И всё-таки, ключевое в понимании этой части биографии Ленина, как и всего его пути, следует видеть в существенно ином.
А именно - в том, как уже на начальном этапе этого пути начинает вызревать деятельностно-мировоззренческий сплав специфической народно ориентированной консервативности и радикально авангардной революционности. Соответственно - поиск в слоях сословного общества таких опорных элементов, которые станут прочной опорой в деле воплощения идей преобразования всего общества (=формирование субъектной составляющей нового нарратива), и выработка таких методов просветительской работы и, в целом, политической борьбы, которые сделают революционные идеи источником света, творчески преображающим общество и его институты (=формирование смысловой составляющей нового нарратива).
В таком ключе, для понимания уникальной альтернативности ленинского пути, гораздо важней те внутрипартийные размежевания, которые возникли позже, когда Ленин, уже ставший зрелым марксистом, вступил в полемику с Г.В. Плехановым.Плеханов сильно влиял на Ленина. Но это влияние было, во-первых, постепенным и, во-вторых, частичным. Постепенным - потому что для Ленина слишком сильным было обаяние «Народной воли» и как жертвенной максималистской структуры, и как структуры, к которой принадлежал брат Саша, и как желанной для Ленина профессиональной конспиративной организации. Частичным - потому что Ленин был вовсе не склонен внимать призывам Плеханова о необходимости терпеливо ждать вызревания капитализма в России, причем такого, при котором Россия станет передовой буржуазной страной и в ней возникнут предпосылки для социалистической революции.
Таким образом, суть другого пути Ленина состояла в следующем. По отношению к народничеству, это было неприятие недореволюционности, порождаемой неправильным подходом к источнику революционности; и поскольку при этом сохранялась готовность впитывать народническое жертвенное начало, народническую революционную сущность и связанный с нею народнический подход, постольку против западнической версии марксизма выдвигалась позиция, согласно которой Россия вполне может оказаться не в арьергарде, а в авангарде особой радикальной социально-политической революционности (выводы 124-го очерка "О коммунизме и марксизме").
Это, по преимуществу, социально-политический аспект в уразумении сути того судьбоносно-спасительного поворота, который Ленин осуществил в развитии идейно-мировоззренческой традиции, преемствующей русской культуре и взращивающей на её почве коммунистический проект. То, что здесь актуально для нас сегодня, касается, преимущественно, вопроса о субъекто-образовании.
Прежде всего, эта проблема сегодня для нас актуальна в части преодоления того ложного комплекса неполноценности, который формируется вердиктами об "инфантилизме" современного российского общества. Эти вердикты, будучи вполне закономерными в устах либерально-компрадорской публики (глашатаев _требла_), звучат и со стороны публичных представителей патриотически-государственнического сообщества (выступающих от лица народного _нутра_), в устах которых они являются аналогом плехановского марксизма. И в целом (в тех и в других устах), такого рода оценки осуществляются, по сути, с позиций такого квази-объективизма, согласно которому всё, включая субъектов социально-политического действия, "созревает" в соответствии с некими, "независящими от воли" этих субъектов, законами, предпосылками и т.д. и т.п. Но в этом качестве, диагнозы "инфантилизма" выражают лишь мировоззренческое несовершеннолетие самих тех, кто оценивает общество по этим меркам. Причём, будучи восприняты так, диагнозы были бы справедливы и по отношению к обществу, однако с тем кардинально иным смыслом, что речь здесь уже идёт не об объективном наличии в противоположность наличию субъективному, но о проблемах именно в субъектообразовании, как целостном, объемлющем и объективные, и субъективные факторы, процессе. Конкретнее, эта проблематика непосредственно связана с отчуждением духовно-экзистенциальных энергий, которые, на самом деле, всегда неотъемлемы от бытия общества, но отчуждение которых происходит в сознании его граждан.
В этом смысле, суть проблемы не в том, чтобы, как это зачастую сегодня представляется, "выдавить" из себя субъектность каким-то супер-самоотверженным усилием. Скорей всего, это лишь усилит отчуждение, которое итак густым слоем наполняет наши отношения, и которое, поэтому, как раз и есть то, что действительно следует выдавливать. Причём, выдавливать не столько из себя, каковое предложение провоцирует перевод стрелок друг на друга (=классическая война всех против всех), сколько именно из отношений друг с другом и друг к другу (=противоход к означенному переводу стрелок).
В таком своём развороте, дальнейшая проблематизация отсылает к концептуально-методологическому _как_, то есть - к проблеме концептообразования в осмыслении возможности нового нарратива. Без должного внимания к этой проблеме работа с экзистенциально-метафизическим _что_ будет слепым блужданием,
всё время возвращающимся к трясине бессубъектного состояния.
Здесь - вновь к истории вопроса, как она представлена в цикле С.Е. Кургиняна "О коммунизме и марксизме" в связи с осмыслением ленинского пути взращивания марксистского коммунизма на культурной почве России. Отталкиваясь от попыток пролить свет на что-то нераскрытое в предтечах большевизма, они же - жрецы какой-то особой, может быть, светской, а может быть, и не очень светской религии, которую привычно называют великой русской литературой, пробираясь сквозь напластования апологетического мифотворчества и пропагандистской демонизации в биографических сведениях об основателе большевистской партии, автор акцентирует внимание на гуманитарной чуткости последнего (см., подробнее, очерк "О коммунизме и марксизме-125").
Эта чуткость, обнаружившись уже в период учёбы в гимназии, возымела решающее значение в формировании личности Ленина, его становлении, равным образом, и как мыслителя, и как политика:гимназист, закончивший гимназию с отличием и проявлявший особый интерес к древним языкам и словесности, не мог не быть гуманитарно чутким и образованным человеком даже в случае, если он потом не получал никаких дополнительных гуманитарных знаний. Но Ленин-то их получал. И в Казанском, и в Петербургском университетах. Не говоря уже о самообразовании, которым молодой Ульянов занимался постоянно и планомерно.
Мог ли при этом Ленин не быть подключенным к тому «порталу специальной энергийности», который именуется русской духовной и социальной проповедью, она же - великая, ни на что не похожая русская литература, не столько изящная, сколько именно духовно-интеллектуально проповедническая по своему внутреннему составу? Ответ очевиден: Ленин не мог не быть ко всему этому подключен. <...>
Когда человек проявляет такую культурную осведомленность и культурную чуткость (тут и древняя классическая литература, и словесность, и музыка, и многое другое), то он категорически не может быть политиком с зауженным собственно-политическим целеполаганием, зацикленным только на взятии власти, удержании власти и практической проблематике, непосредственно связанной с его политической деятельностью.
Не об этой ли чуткости свидетельствовал революционный поэт, сравнивая Ленина с солнцем, а себя - с одной из лодок, очищение которой под лучами этого солнца необходимо для того чтобы плыть в революцию дальше - по океану Истории?!... Или - один из персонажей революционного писателя, заметивший, что
Ленин смотрит в будущее сквозь щель в настоящем, только ему известную...
Что же касается начала поисков альтернативного пути, предпринятых юным Владимиром Ульяновым под впечатлением трагического опыта старшего брата, можно также предположить, что эта альтернативность могла быть определенным образом связана с языком научно основанного мировоззрения. При том что оба брата были революционно настроены по отношению к социально-политической системе, Александр был естественник, а Владимир, благодаря своей гуманитарной чуткости, уже тогда начал понимать, что естественнонаучно отстроенное мышление (всё тот же объективизм) неспособно осмысливать общественно-историческую действительность полноценно - сообразуясь со всем тем, что этой действительности сообщается специфически человеческим бытием (ср. в заключительных словах "О коммунизме и марксизме-125" выдержки из воспоминаний Ленина в изложении его жены Н.К. Крупской).
Далее - вновь о том, что, в целом, концептуально-методологически и экзистенциально-метафизически, актуально для нас сегодня в том деятельностно-мировоззренческом сплаве, который был создан благодаря ленинской чуткости (ещё из 125-го очерка "О коммунизме и марксизме").Нам нужен сегодняшний настоящий ответ. Причем такой ответ, в котором содержалась бы и историческая правда, и правда более масштабная, правда сущностная.
Эта правда состоит в том, что не только русская литература уникальна и при глубочайшем сходстве с западной фантастически не похожа на западную литературу. Но и русский пролетарий (а также русский социал-демократ) уникальны и потому ни на что другое не похожи.
В китайской или кубинской социалистической революции вообще не было по-настоящему активного пролетариата. Было крестьянство определенного, совсем не западного «социального телосложения». А в русской революции 1917 года пролетариат был. Но он было совсем иным, чем на Западе. И только поэтому он смог сыграть авангардную коммунистическую революционную роль и буквально изменить как саму Россию, так и мир.
Не надо говорить, что в русской революции пролетариат не участвовал. Он очень сильно в ней участвовал. Но он был, если так можно выразиться, насквозь деревенско-общинным, хотя и лишенным деревенских изъянов в виде собственности и консервативного уклада жизни.
Потому-то этот пролетариат и построил правильные отношения с деревенской беднотой. Он был плотью от плоти это бедноты, он ее знал от и до, он был с ней связан. Он был атипичен и потому победоносен. Был бы он типичен, он бы провалился так же, как германский или французский пролетариат. И уж точно он напоролся бы на совершенно чужое ему крестьянство и сломал бы об него шею, даже если бы имела место необходимая пролетарская революционность. Но ее бы не было, если бы не было атипичности.
Рабочий класс был меньшинством населения в крестьянской России? Что ж, Ленину и нужно было такое серьезное, достаточно крупное социальное меньшинство.
Итак, философски фундаментально вопрошая по поводу сегодняшней злободневно сермяжной повестки, мы обратились к истории вопроса, в качестве путеводной нити рассмотрев некоторые принципиальные моменты в формировании революционного пути основателя советского государства. Отметив в этом опыте то, что актуально для нашей сегодняшней ситуации, в заключение, обозначим некоторые принципиальные моменты, которые кардинально отличают эту ситуацию от представленной в этом опыте ситуации столетней давности.
Сначала - по концептуально-методологической стороне нашего вопрошания.
Помимо того, что уникальность русской литературы усматривается в её принципиальной неизящности с точки зрения идентичностно чуждых нам эстетических запросов "по гамбургскому счету", для нас ещё важнее то, что это именно тот уникальный опыт непонятийного мышления, в котором следует искать предельные основания к формированию нового нарратива, его интеллектуально-политических, идейно-мировоззренческих и прочих понятийно и иначе оформленных пластов (см. по теме здесь и здесь).
Что же до духовно-интеллектуального проповедничества, присущего русской литературе, при несомненной значимости этой её черты сегодня, следует также помнить о том, что полноценный нарратив, как большой рассказ, выражающий идейно-концептуальное (смысловое) содержание общественно-исторического миро-проекта, помимо языка проповеди, должен говорить на языке притчи (см. по теме здесь и здесь).
Внимание к концептуально-методологическому плану осмысления имеет решающее значение, поскольку здесь речь идёт о мосте между идейно-концептуальной (смысловой) и организационно-практической (субъектной) компонентами в построении нового нарратива (см. в серии критико-рефлексивных заметок к материалам цикла "О коммунизме и марксизме" здесь и здесь).
Отсюда, что касается экзистенциально-метафизической стороны нашего вопрошания и осмысления, где проблемно ключевым является обретение субъектности и понимание образующих её начал.
Вопрос здесь в том, что, если те атипичные представители пролетариата и интеллигенции, которые составили авангард революционного движения в России сто лет назад, были социальным меньшинством востребованным той ситуацией, то можно ли говорить аналогичное про сегодняшнюю ситуацию. Причём, возможность ответа на этот вопрос, разумеется, не адресует к сегодняшней навязчиво ползучей диктатуре атипичных меньшинств, атипичность которых, во всех отношениях, не просто противоположна, но находится по ту сторону уникальной творческой атипичности авангардно меньшинства, на которое делал ставку Ленин в России начала ХХ века. То есть это всё к той же демаркации _требла vs. нутра_, в данном случае, в наиболее концентрированном и контрастном её виде.
Суть же проблемы в том, что общинный коллективизм, на котором строились отношения в революционном и консервативном пластах народных масс на излёте исторического существования Российской империи, а также в первые десятилетия строительства Советской сверхдержавы, этот коллективизм, уже на излёте существования СССР, был вытеснен корпоративизмом. И это, пожалуй, самое чудовищное из губительных приобретений поздне-советского застоя и, особенно, пост-советской вестернизации. Каковое приобретение ещё не вполне осмыслено в том своём чудовищном воздействии на общество, которое превращает это общество в социально-экзистенциальный ад (см. по проблеме здесь и здесь)!...
В целом, тот внутри-политический вызов, с которым сегодняшняя Россия сталкивается там, где вскоре потребуется на деле осуществлять поворот к спасительному другому пути, присутствует в квази-нарративных образованиях в виде гетто-образных общностей, на которые раскололось пост-советское общество и наиболее активная часть которых, в виде секто-образных групп, наполняет публичное пространство псевдо-проповедническим топингом & троллингом, тем самым усугубляя отчужденческий токсикоз в массах.
Пст.Скрптм. Полный текст стенограммы т/п "Право знать" на т/к "ТВ-Центр" от 15.12.2018.