Это зима 1913 года в Питере.
Я обожаю разглядывать наши дореволюционные фотографии. Я обожаю ту Россию (хотя весьма далек от ее идеализации).
Потомки Шарикова П.П. в таких случаях привычно, по-пролетарски что-то тарахтят про "хруст французской булки". Но я даже не вступаю в споры с этим безродным племенем, которое в силу своего увлечения марксизмом-ленинизмом обменяло собственную страну, ее историю и культуру на либеральную ненависть к "тюрьме народов".
И вы тоже не спорьте. Лучше прочитайте
замечательный комментарий к этой фотографии Татьяны Толстой:
1913 год, пишут. Зима такая хорошая, снежная. Все еще хорошо. У этих дам семьи, может быть, дети, а если нет - нарожают. Дети пойдут в гимназию, получат образование. Станут инженерами, будут строить мосты и туннели. Проложат красивые крепкие рельсы, от Петербурга до самого Владивостока. И до других прекрасных далеких городов, где тоже живут умные инженеры и прекрасные дамы, еще в шляпах, но умеренных, и уже в брюках, хоть и не умеренных. Отдыхать будут ездить на море, - Крым, Кавказ, Ницца. Или в Баден-Баден. Или в Карлсруэ. Или в Кисловодск. На лечебные воды. А потом дождутся внуков, тоже хороших, умненьких, которые тоже пойдут в гимназию и станут инженерами. Или, может быть... -
Но ничего этого не будет.
Ни гимназии, ни инженеров, ни Ниццы.
Ни детей.
Ни внуков.
И вот этот господин, который сел на скамейку и подпер рукой головушку, - так по-русски, так по-дачному, по-садовому, по-летнему, по-безнадежному. О чем он задумался? Что ему видится? Предчувствует ли что?
А всадник так и стоит, и Петр руку так же тянет. И метелечка метет, заметает все это, заметает.
Скамейки только больше нет.
Я считаю, что ежели русский по крови человек не способен на такую рефлексию, если он не относится душевно и с трепотом к той России, которую мы потеряли (да, да, потеряли!) и никогда даже не видели, то он и не русский вовсе человек. Значит, всё национальное русское в нем оборвалось. Значит, конкретно в его случае Шариков победил.