Мы пойдем с тобой ловить упыря...
***
Ну, и про упырицу lorelea_. Это, друзья, был самый сильный мой игровой момент
Моя дочь выходит замуж. Мой сын женится. Сам святой Петр окропил моих деток дождичком, честный люд в церковь собрал, радугу над нами Боженька подвесил.
Жениться в Кодрах было непросто, все время норовило что-то произойти. Так, перед свадьбой, мы еле от накрытых столов мельника с Пацюком отогнали.
Но, вроде, все идет хорошо, дочь с шинкаревым сыном обвенчали уже, только собрались вторую пару венчать...
Выходит с околицы Марта, жена лесничего, а про нее знают все уже, что упырица она, что креста да святой воды боится, что сбежала, было, из деревни... И вот - сама к нам идет.
И батюшка к ней. Приворожила она его, известное дело. Про детей моих забыл, над упырицей кудахчет. Дети-то поповские подхватили отца под белы рученьки, а войт с мужем моим бесовку в церковь заволокли.
Ох, и страшное же дело творилось. Уж как она выла, как металась, как волосьями пол мела... Батюшка Марку над ней читать не может, над ним самим кто почитал бы, слава богу, дьяк из Шипражья, Йован, рядом оказался. Мы все молимся, плачем, смотреть-то на нее больно. И тут как заголосит она:
- Помогите, люди добрые, не губите душеньку, ой, хоть кто-нибудь, помогите, не могу, больно мне, больно!
"Ну и что? Ну и все"
Плотник Радован уже тоже на этом попадался - его сам чорт попросил крылечко да замок в проклятом доме справить. А мы же ни-ко-му не отказываем.
Повезло еще мне, что про душеньку она выла. Иначе, думаю, попрощалась бы я с кэлушарством, а зверя лютого на людей не выпустила бы.
Подхожу поближе:
- Как мне помочь тебе, Марта? Как душу твою выручить?
Смотри она на меня, глаза злые да больные, хрипит, стонет, землю когтями скребет:
- Помоги, выпусти отсюда! Больно мне, пропадаю!
Бросилась я из церкви. Что же делать-то: то мне неведомо, как душу-то у чорта обратно выманить...
А у меня там стол накрыт, там деточки мои свадьбу должны праздновать, сын-то мой с Ружанкой и не поженился еще, а в церкви упырица воет...
Рядом Раду стоит, лесничий, муж ее невенчаный, прислужник поневоле, что сумел с себя чары упырицыны скинуть.
- Расскажи, - говорю, - что про нее знаешь, как она чорту в услужение пошла?
Он и рассказал, что была она давным-давно баба молодая да сердцем горячая. То ли муж ее умер, то ли парень не любил, только вздумала она топиться. Подошла к реке, а тут чорт ей навстречу. "Верну тебе любимого, а ты мне седце отдай", - говорит. Так по рукам и ударили. Только любимый-то вернулся - шелуха одна, ни живой, ни мертвый... Ну, а дальше только хуже было.
Стою я на площади перед церковью, губы кусаю. Вокруг толпа кричит.
В церкви Марта плачет, дьяку Йовану исповедуется.
Оглянулась. Смотрю - сказочница стоит, баба шипражская.
- Славен будь Иисус, добрая женщина, - говорю. - А не знаешь ли ты сказки какой, как свое сердце человек от чорта спасал?
- Почему же не знать, знаю, - отвечает. - Жил да был бедняк, и не было ему никакой жизни через бедность его. Надумал он умирать, а тут к нему чорт и приходит. Говорит - будешь ты богат, а ты мне за это сердце свое отдашь. Мужик согласился. Проснулся богатым. Дом отстроил, женился на красавице, детей родил. Только нет в его жизни радости. Вроде, все есть, а радости нет. Бедняком был, и то больше веселился - по лесу шел, сердце пело, любимую видел - трепетало... А теперь - эх, понял мужик, что надул его чорт, и решил свое сердце обратно выручать. Пришел к чорту в дом. Говорит:
- Надул ты меня, чорт. Нет мне счастья в жизни. По сердцу свому соскучился. Поглядеть на него хочу.
Чорт смеется:
- Гляди, - говорит, - сколько хочешь. Обратно-то все равно не получишь.
Провел его в комнату, а там все банки, склянки, и в каждой - сердце лежит, живое, человечье.
Мужик огляделся - как тут свое найти?!
- Эй, - говорит, - чорт, да тут мово сердца нету, врешь ты все.
Чорт аж поперхнулся:
- Как нету? Да вот оно, что ж ты, мужик, свово сердца не узнаешь.
А мужик и говорит:
- Да нет, не мое это сердце, брешешь все.
Чорт ногой топнул, в ладоши хлопнул, осерчал. А мужик свое гнет:
- Не поверю, пока не проверю. Ну-тко вставь мне его в грудь, потом сразу обратно вынешь, тогда-то поверю я тебе.
Ну, чорт возьми да и вставь ему сердце обратно.
А мужик говорит:
- Все, чорт, теперь умирать буду, а сердце тебе не отдам.
Уж как чорт бушевал, три раза на мужика морок насылал, один страшнее другого, а мужик крепко за свое слово держался, ни потопа не испугался, ни языков пламенных, ни змей ядовитых...
В себя пришел - лежит перед церковью, седой весь, а в груди - сердце бьется...
Складно рассказывала баба, я аж заслушалась.
- Ну, - говорю, - спасибо тебе за сказку, добрая женщина. Авось пригодится.
Тут Михал прибежал, муж мой ненаглядный, ругается на меня:
- Иляна, ну ты что же творишь-то, а? Почто за дьяволово отродье вступилась? Там дети наши без родителей сидят, нешто тебе до твари поганой больше заботы, чем до детей родных?
А мне хоть плачь... Потупилась я, но отвечаю твердо:
- Иди, Михал, к детям. Ты им нужнее. А я... Я душу ее христианскую не дам погубить. Прости меня, обещала я. Пойду с ней разговаривать.
Михал аж поперхнулся. Я ж ему почти никогда не перечила. Брови нахмурил, серчает, видно.
- Нет, - говорит, - с тобой пойду. Послушаю, что ты ей сказывать будешь.
Захожу в церковь. Марта на земле лежит, глаза закрыты. Говорю:
- Сказку хочу рассказать тебе, Марта. Глядишь, послушаешь, да и поймешь, как тебе сердце-то свое обратно у нечистого выманить.
Открыла она глаза, зыркнула на меня, да говорит, тихо-тихо и жалобно:
- У меня сердце мое, в груди. Хочешь - проверь. Грудь мою разрежь, да посмотри на сердце мое.
У меня все аж замерло внутри. А ну как соврал Раду?
- Так что, - говорю, - не будешь меня слушать? Я навязываться-то не буду...
А сама думаю, что же делать, что же делать мне, запуталась я, как есть запуталась. А она и говорит, еле слышно:
- Сказывай.
Я рот открыла, чтобы сказ бабы той повторить, да получше мне мысль пришла.
- Ну, слушай, Марта. Жила-была одна женщина, молодая, сердцем горячая, мужа сильно любила, да только умер муж ее. Собралась она топиться, пришла к реке, а на берегу чорт сидит...
И вижу - не промахнулась. Из глаз Мартиных закрытых слезы ручьем как покатились, вижу, слушает, дыханье затаив, губы в кровь закусывает.
Так я ей и рассказала сказку, да только не про мужика какого, а про нее, про Марту горемычную. А конец у сказки был такой:
- Очнулась она - стоит перед церковью, там мужа ее отпевают. Отплакала по нему баба слезами человечьими, да в монастырь ушла, грехи свои замаливать.
Помолчали. И Михал молчит. И Йован молчит, только глаза переводи с меня на Марту - и обратно. А народ на площади лютует:
- Жечь ее! Жечь! Камнями забить!
И пуще всех Магда, жена кузнеца: чует она, что по Мартиному приказу сына ее погубили.
- Ну что, - говорю, - Марта. Если покаешься при всем честном народе и дашь обет, что пойдешь сердце свое спасать, поручусь за тебя своим добрым именем.
Она глаза как распахнула, как вцепилась в меня взглядом:
- Отпустите?! Живой отпустите?! Дам обет. Обещаю.
А у входа в церковь, вижу, Магда стоит, глазами так и ест упырицу. Не отпустит. Живьем сгноит. Вышла я поговорить с ней. А тут дочь ее, Ружана, и мой сынок, Димитриу, говорят:
- Вы, родители, как знаете, видно, в нашей церкви никакой надежды нету, так что пошли мы венчаться в Диброву.
Отправила я с ними Михала, а Магда - мужа свово, войта нашего Ванича. А сами остались разговаривать.
- Так и так, - говорю, - Магда. Нельзя ее жечь, душу христианскую загубим. Кается она, горюет, готова обет дать, что душу спасать идет.
- Что же, - отвечает Магда, - душу пусть спасает, но уж после никто нам ее сжечь не помешает. А если не вернется она, с тебя спрошу, кума. Я цену обещанию знаю, слыхала, как ты с ней говорила. Потому мешать не стала, да и родня ты мне теперь. Слово одно могла мужу сказать, войтово слово - закон, тут ее бы и порешили. Но... пусть идет. Если что - тебе ответ держать.
- Быть по слову твоему, кума, - отвечаю.
Вывели упырицу на площадь. Люди шарахаются от нее, боятся. Батюшка Марку, привороженный, только что руки ее не целует, ноги слезами не умывает.
- Бедная ты моя разнесчастная, мученица-страдалица...
А упырица-то, как из церкви вышла, сразу осмелела, торговаться начала. Гребень попросила, сидит, патлы чешет да разговоры ведет лукавые:
- Что ж вы набросились на меня, люди добрые? Кому из вас я что плохого сделала? Вот тебе, Иляна, что я сделала? Говоришь, видишь ты, что у людей за душой? Так оглянись! Я ли злая! Посмотри, тут чуть не у каждого грехов за год больше, чем у меня за всю жизнь!
Противно мне стало, хоть плачь. Я же еще по детям знаю - коли кто говорит "Он больше мово виноват", ни за что его не слушай, сначала с его виной разберись... Аурику с детства от такого отучила, а хватает и таких, кто до старости в других готов пальцем тыкать.
- Ты, - говорю, - мне про других не сказывай, о себе думать пора. Спрашиваешь, что мне сделала?..
Тут я задумалась. Ведь и правда - ничегошеньки, знать я ее не знала. Только мне так больно - отчего же?
- Ты, Марта, пока в церкви выла да каялась, рассказывала, как мужа свово со свету сжила, как девиц несчастных губила... Так вот, слушай меня. Мне ты не сделала ничего, но только - не знаю, поймешь ли... Что ты другим сделала - то сделала мне, мы одним мiром живем, значит, всем нам сделала.
Сидит она. Волосья чешет. Дальше платье начала от грязи обирать. Я тороплю ее:
- Хватит, в дороге отряхнешься!
А она издевается, будто знает, что на крючке меня держит, что к деточкам своим на свадьбу я не дойду, пока с ней, проклятой, не закончу:
- Куда торопишься? Обещала - сделаю. Только торопиться мне некуда.
Сижу я, молчу. Люди стоят, молчат. Наконец, собралась она, встала.
- Ну, - спрашивает меня, - что говорить-то?
Поклялась по слову моему, именем Божиим:
- Иду сердце свое от чорта спасать, и это будет дело мое верное и единственное, и на пути своем никому зла не сделаю...
Тут аж сплюнула она, говорит тихонько: "Желаю! Желаю вам зла! Но не сделаю..."
Люди смотрят недоверчиво. Что же, так и отпустим убийцу?! Присмотрелась я к ней - истинно клянется, не лжет, тут же и раскаяние ярким цветом полыхает. Выпрямилась рядом с ней.
- Мир! Слушайте меня. Вы меня знаете, слово мое верное. Нешто загубим мы душу христианскую, нешто сами не лучше упырицы будем? Дело божие, славное - чорта посрамить да душу спасти. Пусть идет Марта, а я поручусь в том, что обещание свое, при всем честном народе данное, она сдержит.
Тут Димитриу вмешался, храни его Бог:
- Мама наша зря не скажет! Она такие вещи видит, с ней Бог разговаривает.
А люди-то у нас горячие, и на расправу скорые - и на прощение. Отпустили ведьму. Собрала я ей узелок на прощание, хлеба краюху, луковицу да водицы крынку, говорю:
- Как получишь сердце назад, Марта, дай мне знать.
- Чтоб живьем вы меня сожгли? - ухмыляется.
- Там посмотрим. Сердце-то как в тебе заговорит, кто его знает, как оно обернется. Может, человек тебе рядом будет нужен живой и добрый, Марта.
Посмотрела она на меня пристально. И кивнула.
Магда меня догоняет:
- Что-то я в обете ее не слыхала ни слова про то, что она сделает, когда сердце вернет?.. А ну как за старое-то и примется? Или - ищи-свищи ветра в поле?
- Как сердце вернет, так волком взвоет она, Магда, - отвечаю я, хотя наверняка знать не могу, только догадываютсь. - Все ее грехи на нее обвалятся таким грузом, что и мертвому позавидуешь. А если не вернется - значит, буду искать ее, кума, как обещала тебе.
Тут я к детям бросилась, к мужу любимому, молодых целовать, песни петь да вино пить.
Потому что - чему быть, того не миновать, а счастье - завсегда лучше, чем горе.
Что было потом, в чем упырица обхитрила Иляну, как собиралась она деревню погубить, да только во многом вышло по слову Илянкину... Об этом другой сказ, если lorelea_ напишет - будет здорово, а я не возьмусь.
Ну, и про упырицу lorelea_. Это, друзья, был самый сильный мой игровой момент
Моя дочь выходит замуж. Мой сын женится. Сам святой Петр окропил моих деток дождичком, честный люд в церковь собрал, радугу над нами Боженька подвесил.
Жениться в Кодрах было непросто, все время норовило что-то произойти. Так, перед свадьбой, мы еле от накрытых столов мельника с Пацюком отогнали.
Но, вроде, все идет хорошо, дочь с шинкаревым сыном обвенчали уже, только собрались вторую пару венчать...
Выходит с околицы Марта, жена лесничего, а про нее знают все уже, что упырица она, что креста да святой воды боится, что сбежала, было, из деревни... И вот - сама к нам идет.
И батюшка к ней. Приворожила она его, известное дело. Про детей моих забыл, над упырицей кудахчет. Дети-то поповские подхватили отца под белы рученьки, а войт с мужем моим бесовку в церковь заволокли.
Ох, и страшное же дело творилось. Уж как она выла, как металась, как волосьями пол мела... Батюшка Марку над ней читать не может, над ним самим кто почитал бы, слава богу, дьяк из Шипражья, Йован, рядом оказался. Мы все молимся, плачем, смотреть-то на нее больно. И тут как заголосит она:
- Помогите, люди добрые, не губите душеньку, ой, хоть кто-нибудь, помогите, не могу, больно мне, больно!
"Ну и что? Ну и все"
Плотник Радован уже тоже на этом попадался - его сам чорт попросил крылечко да замок в проклятом доме справить. А мы же ни-ко-му не отказываем.
Повезло еще мне, что про душеньку она выла. Иначе, думаю, попрощалась бы я с кэлушарством, а зверя лютого на людей не выпустила бы.
Подхожу поближе:
- Как мне помочь тебе, Марта? Как душу твою выручить?
Смотри она на меня, глаза злые да больные, хрипит, стонет, землю когтями скребет:
- Помоги, выпусти отсюда! Больно мне, пропадаю!
Бросилась я из церкви. Что же делать-то: то мне неведомо, как душу-то у чорта обратно выманить...
А у меня там стол накрыт, там деточки мои свадьбу должны праздновать, сын-то мой с Ружанкой и не поженился еще, а в церкви упырица воет...
Рядом Раду стоит, лесничий, муж ее невенчаный, прислужник поневоле, что сумел с себя чары упырицыны скинуть.
- Расскажи, - говорю, - что про нее знаешь, как она чорту в услужение пошла?
Он и рассказал, что была она давным-давно баба молодая да сердцем горячая. То ли муж ее умер, то ли парень не любил, только вздумала она топиться. Подошла к реке, а тут чорт ей навстречу. "Верну тебе любимого, а ты мне седце отдай", - говорит. Так по рукам и ударили. Только любимый-то вернулся - шелуха одна, ни живой, ни мертвый... Ну, а дальше только хуже было.
Стою я на площади перед церковью, губы кусаю. Вокруг толпа кричит.
В церкви Марта плачет, дьяку Йовану исповедуется.
Оглянулась. Смотрю - сказочница стоит, баба шипражская.
- Славен будь Иисус, добрая женщина, - говорю. - А не знаешь ли ты сказки какой, как свое сердце человек от чорта спасал?
- Почему же не знать, знаю, - отвечает. - Жил да был бедняк, и не было ему никакой жизни через бедность его. Надумал он умирать, а тут к нему чорт и приходит. Говорит - будешь ты богат, а ты мне за это сердце свое отдашь. Мужик согласился. Проснулся богатым. Дом отстроил, женился на красавице, детей родил. Только нет в его жизни радости. Вроде, все есть, а радости нет. Бедняком был, и то больше веселился - по лесу шел, сердце пело, любимую видел - трепетало... А теперь - эх, понял мужик, что надул его чорт, и решил свое сердце обратно выручать. Пришел к чорту в дом. Говорит:
- Надул ты меня, чорт. Нет мне счастья в жизни. По сердцу свому соскучился. Поглядеть на него хочу.
Чорт смеется:
- Гляди, - говорит, - сколько хочешь. Обратно-то все равно не получишь.
Провел его в комнату, а там все банки, склянки, и в каждой - сердце лежит, живое, человечье.
Мужик огляделся - как тут свое найти?!
- Эй, - говорит, - чорт, да тут мово сердца нету, врешь ты все.
Чорт аж поперхнулся:
- Как нету? Да вот оно, что ж ты, мужик, свово сердца не узнаешь.
А мужик и говорит:
- Да нет, не мое это сердце, брешешь все.
Чорт ногой топнул, в ладоши хлопнул, осерчал. А мужик свое гнет:
- Не поверю, пока не проверю. Ну-тко вставь мне его в грудь, потом сразу обратно вынешь, тогда-то поверю я тебе.
Ну, чорт возьми да и вставь ему сердце обратно.
А мужик говорит:
- Все, чорт, теперь умирать буду, а сердце тебе не отдам.
Уж как чорт бушевал, три раза на мужика морок насылал, один страшнее другого, а мужик крепко за свое слово держался, ни потопа не испугался, ни языков пламенных, ни змей ядовитых...
В себя пришел - лежит перед церковью, седой весь, а в груди - сердце бьется...
Складно рассказывала баба, я аж заслушалась.
- Ну, - говорю, - спасибо тебе за сказку, добрая женщина. Авось пригодится.
Тут Михал прибежал, муж мой ненаглядный, ругается на меня:
- Иляна, ну ты что же творишь-то, а? Почто за дьяволово отродье вступилась? Там дети наши без родителей сидят, нешто тебе до твари поганой больше заботы, чем до детей родных?
А мне хоть плачь... Потупилась я, но отвечаю твердо:
- Иди, Михал, к детям. Ты им нужнее. А я... Я душу ее христианскую не дам погубить. Прости меня, обещала я. Пойду с ней разговаривать.
Михал аж поперхнулся. Я ж ему почти никогда не перечила. Брови нахмурил, серчает, видно.
- Нет, - говорит, - с тобой пойду. Послушаю, что ты ей сказывать будешь.
Захожу в церковь. Марта на земле лежит, глаза закрыты. Говорю:
- Сказку хочу рассказать тебе, Марта. Глядишь, послушаешь, да и поймешь, как тебе сердце-то свое обратно у нечистого выманить.
Открыла она глаза, зыркнула на меня, да говорит, тихо-тихо и жалобно:
- У меня сердце мое, в груди. Хочешь - проверь. Грудь мою разрежь, да посмотри на сердце мое.
У меня все аж замерло внутри. А ну как соврал Раду?
- Так что, - говорю, - не будешь меня слушать? Я навязываться-то не буду...
А сама думаю, что же делать, что же делать мне, запуталась я, как есть запуталась. А она и говорит, еле слышно:
- Сказывай.
Я рот открыла, чтобы сказ бабы той повторить, да получше мне мысль пришла.
- Ну, слушай, Марта. Жила-была одна женщина, молодая, сердцем горячая, мужа сильно любила, да только умер муж ее. Собралась она топиться, пришла к реке, а на берегу чорт сидит...
И вижу - не промахнулась. Из глаз Мартиных закрытых слезы ручьем как покатились, вижу, слушает, дыханье затаив, губы в кровь закусывает.
Так я ей и рассказала сказку, да только не про мужика какого, а про нее, про Марту горемычную. А конец у сказки был такой:
- Очнулась она - стоит перед церковью, там мужа ее отпевают. Отплакала по нему баба слезами человечьими, да в монастырь ушла, грехи свои замаливать.
Помолчали. И Михал молчит. И Йован молчит, только глаза переводи с меня на Марту - и обратно. А народ на площади лютует:
- Жечь ее! Жечь! Камнями забить!
И пуще всех Магда, жена кузнеца: чует она, что по Мартиному приказу сына ее погубили.
- Ну что, - говорю, - Марта. Если покаешься при всем честном народе и дашь обет, что пойдешь сердце свое спасать, поручусь за тебя своим добрым именем.
Она глаза как распахнула, как вцепилась в меня взглядом:
- Отпустите?! Живой отпустите?! Дам обет. Обещаю.
А у входа в церковь, вижу, Магда стоит, глазами так и ест упырицу. Не отпустит. Живьем сгноит. Вышла я поговорить с ней. А тут дочь ее, Ружана, и мой сынок, Димитриу, говорят:
- Вы, родители, как знаете, видно, в нашей церкви никакой надежды нету, так что пошли мы венчаться в Диброву.
Отправила я с ними Михала, а Магда - мужа свово, войта нашего Ванича. А сами остались разговаривать.
- Так и так, - говорю, - Магда. Нельзя ее жечь, душу христианскую загубим. Кается она, горюет, готова обет дать, что душу спасать идет.
- Что же, - отвечает Магда, - душу пусть спасает, но уж после никто нам ее сжечь не помешает. А если не вернется она, с тебя спрошу, кума. Я цену обещанию знаю, слыхала, как ты с ней говорила. Потому мешать не стала, да и родня ты мне теперь. Слово одно могла мужу сказать, войтово слово - закон, тут ее бы и порешили. Но... пусть идет. Если что - тебе ответ держать.
- Быть по слову твоему, кума, - отвечаю.
Вывели упырицу на площадь. Люди шарахаются от нее, боятся. Батюшка Марку, привороженный, только что руки ее не целует, ноги слезами не умывает.
- Бедная ты моя разнесчастная, мученица-страдалица...
А упырица-то, как из церкви вышла, сразу осмелела, торговаться начала. Гребень попросила, сидит, патлы чешет да разговоры ведет лукавые:
- Что ж вы набросились на меня, люди добрые? Кому из вас я что плохого сделала? Вот тебе, Иляна, что я сделала? Говоришь, видишь ты, что у людей за душой? Так оглянись! Я ли злая! Посмотри, тут чуть не у каждого грехов за год больше, чем у меня за всю жизнь!
Противно мне стало, хоть плачь. Я же еще по детям знаю - коли кто говорит "Он больше мово виноват", ни за что его не слушай, сначала с его виной разберись... Аурику с детства от такого отучила, а хватает и таких, кто до старости в других готов пальцем тыкать.
- Ты, - говорю, - мне про других не сказывай, о себе думать пора. Спрашиваешь, что мне сделала?..
Тут я задумалась. Ведь и правда - ничегошеньки, знать я ее не знала. Только мне так больно - отчего же?
- Ты, Марта, пока в церкви выла да каялась, рассказывала, как мужа свово со свету сжила, как девиц несчастных губила... Так вот, слушай меня. Мне ты не сделала ничего, но только - не знаю, поймешь ли... Что ты другим сделала - то сделала мне, мы одним мiром живем, значит, всем нам сделала.
Сидит она. Волосья чешет. Дальше платье начала от грязи обирать. Я тороплю ее:
- Хватит, в дороге отряхнешься!
А она издевается, будто знает, что на крючке меня держит, что к деточкам своим на свадьбу я не дойду, пока с ней, проклятой, не закончу:
- Куда торопишься? Обещала - сделаю. Только торопиться мне некуда.
Сижу я, молчу. Люди стоят, молчат. Наконец, собралась она, встала.
- Ну, - спрашивает меня, - что говорить-то?
Поклялась по слову моему, именем Божиим:
- Иду сердце свое от чорта спасать, и это будет дело мое верное и единственное, и на пути своем никому зла не сделаю...
Тут аж сплюнула она, говорит тихонько: "Желаю! Желаю вам зла! Но не сделаю..."
Люди смотрят недоверчиво. Что же, так и отпустим убийцу?! Присмотрелась я к ней - истинно клянется, не лжет, тут же и раскаяние ярким цветом полыхает. Выпрямилась рядом с ней.
- Мир! Слушайте меня. Вы меня знаете, слово мое верное. Нешто загубим мы душу христианскую, нешто сами не лучше упырицы будем? Дело божие, славное - чорта посрамить да душу спасти. Пусть идет Марта, а я поручусь в том, что обещание свое, при всем честном народе данное, она сдержит.
Тут Димитриу вмешался, храни его Бог:
- Мама наша зря не скажет! Она такие вещи видит, с ней Бог разговаривает.
А люди-то у нас горячие, и на расправу скорые - и на прощение. Отпустили ведьму. Собрала я ей узелок на прощание, хлеба краюху, луковицу да водицы крынку, говорю:
- Как получишь сердце назад, Марта, дай мне знать.
- Чтоб живьем вы меня сожгли? - ухмыляется.
- Там посмотрим. Сердце-то как в тебе заговорит, кто его знает, как оно обернется. Может, человек тебе рядом будет нужен живой и добрый, Марта.
Посмотрела она на меня пристально. И кивнула.
Магда меня догоняет:
- Что-то я в обете ее не слыхала ни слова про то, что она сделает, когда сердце вернет?.. А ну как за старое-то и примется? Или - ищи-свищи ветра в поле?
- Как сердце вернет, так волком взвоет она, Магда, - отвечаю я, хотя наверняка знать не могу, только догадываютсь. - Все ее грехи на нее обвалятся таким грузом, что и мертвому позавидуешь. А если не вернется - значит, буду искать ее, кума, как обещала тебе.
Тут я к детям бросилась, к мужу любимому, молодых целовать, песни петь да вино пить.
Потому что - чему быть, того не миновать, а счастье - завсегда лучше, чем горе.
Что было потом, в чем упырица обхитрила Иляну, как собиралась она деревню погубить, да только во многом вышло по слову Илянкину... Об этом другой сказ, если lorelea_ напишет - будет здорово, а я не возьмусь.