поедом с восхода до зари
Тут как-то ко мне ходил поубеждать меня в моей необразованности один учёный муж, несший в меня свет учения Бориса Поршнева о генезисе психики человека. Поскольку я сер и необразован и вообще мало начитан, я ничего не знал ни о Поршневе, ни о роли невроза и павловской "сшибки" в происхождении речи, так что не чувствовал себя вправе с учёным мужем дискутировать. К счастью, хотя он и обиделся на обращение "коллега", ибо я сер и не образован по сравнению с ним, все же он согласился поделиться первоисточником, чтобы я просвещался. И я пошёл просвещаться.
Итак: Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). - М.: Мысль, Главная редакция социально-экономической литературы, 1974. Кому надо - есть у Мошкова.
Честно предупреждаю: я не смог это дочитать. То есть я честно старался ознакомиться с концепцией Поршнева и ее контекстом, но на восьмой главе не сдержался и заржал. Сейчас поймёте, почему.
Сначала кажется, будто Поршнев в положении человека, который честно пытается осмыслить неполный и частью ложный набор исходных данных и выработать непротиворечивую концепцию теории. Это было бы понятно: всё-таки тогда в палеоантропологии было поменьше достоверных данных, палеонтология человека была разработана еще очень мало, этология / зоопсихология только начиналась и была под пятой диктата уникальности человеческой нервной деятельности, были откровенные ошибки - зачисление неандертальца в прямые предки современного человека, а грацильного австралопитека - в прямые предки рода Homo, и т.д. Но он и этот набор данных подверг прокрустову усечению - всё, что ему не подходит, он не использует, зато кое-что, что ему нравится, прибавляет. Все это с первых глав походит на попытку натянуть фрачную пару на осьминога, исходя из гипотезы, что у осьминога четыре конечности и есть шея, не обращая внимание на тех, кто уже отмечает, что у осьминога восемь щупалец.
В лингвистике он ссылается на "гениального" Марра (!). Это в 1970-е то! В теории эволюции он главным образом применяет идею ароморфоза (без нее его концепция не работает), проинтерпретированную как почти мгновенное появление новой формы яко Афина из Зевсовой главы без уточнения механизмов. Из нейрофизиологии и этологии он пользуется практически одной павловской школой. Он по крайней мере понимает, что Павлов и последователи игнорировали большую часть нервной деятельности подопытных животных, пытаясь добыть из них "чистые" условные рефлексы разных порядков, постулированные великим Павловым, да святится имя его, а все остальные реакции заранее считая "неправильными", но выводит из этого только постулат о соответствии каждому сложному автоматизму второго автоматизма, которые друг друга взаимно подавляют ("тормозная доминанта"). Почему именно такое бинарное соответствие, он не объясняет, и доказать его постулат невозможно. Он доходит до того, что отрицает любое мышление помимо словесного, и любое социальное взаимодействие помимо речевого, что с добавлением приверженности к Энгельсу приводит его к отрицанию не только речи, но и социальной жизни до появления сапиенсов! Он знаком с ранними работами по этологии и семиотике и даже теории информации, но отметает даже возможность существования зачатков символьного общения и протосинтаксиса у животных ("это не сочетание двух сигналов, это просто два сигнала"). Известная ему палеонтология гоминид включает грацильных и массивных австралопитеков, хабилиса (которого он зачисляет в австралопитеки), эректуса (которого он почти полностью игнорирует, фиксируясь на неандертальцах) и неандертальца. Всех, кроме современного человека он объединяет в отдельный таксон "троглодитовых" вместе с австралопитековыми, включая эректусов и неандертальцев. Он не сомневается в том, что неандерталец - прямой предок современного человека, но при этом отказывает ему не только в речи, но и вообще, похоже, в социальности и даже высшей нервной деятельности. Он достаточно правильно отмечает стремительное появление развитой культуры у сапиенсов, но ему еще недоступны данные ни по хронологии, ни по локализации этого появления, так что он постулирует резкое ответвление сапиенса от европейского неандертальца.
Но настоящая проблема в том, что он настолько ослеплён идеей резкого появления речи как механизма появления современного человека, что начинает подгонять даже те данные, которые у него есть, к этой идее, и игнорирует неудобные детали как хочет. Доходит до абсурда: он настолько убеждён, что единственный способ питания древних гоминид - это поедание падали, что отрицает любое использование орудий, кроме раскалывания костей, а редкие находки сохранившихся копий с обожжёнными остриями считает рычагами для "раздвигания рёбер" - он когда-нибудь пробовал разделать тушу, пусть даже не слоновью, таким способом? Или расколоть бычью кость 10-сантиметровой олдувайской галькой? Он причисляет массивных австралопитеков к падальщикам. Он отрицает охоту в палеолите (!), считая возможной только утилизацию туш, приносимых реками (!!). Он предполагает верховую езду на диких конях у палеоантропов (!!!) и их симбиоз с табунами по типу страусов с зебрами. Он датирует использование огня палеолитом, ошибаясь почти на миллион лет. Он считает палеолитический наконечник копья специальным орудием для убийства человека, т.к. якобы больше ни на что он не годен - потому что только так он может поддержать свою центральную идею о жестоком неврозе, вызванном у внезапно перешедших к каннибализму и массовой охоте на собратьев неандертальцев, как ключевом факторе появления сапиенса.
Вы уже в офигении? Подождите. Это еще преамбула.
По Поршневу, среди мирно кочующих на спинах диких тарпанов европейских неандертальцев, ВНЕЗАПНО перешедших от собирания дохлятины по поймам к пищевому каннибализму и охоте на сородичей и сильно от этого страдающих морально (при, напоминаю, отрицаемой речи и социализации), ВНЕЗАПНО начинают рождаться "высоколобые", которые неспособны к убийству себе подобных и которых неандертальцы-каннибалы частично ели, а частично обучали и заставляли охотиться на разных зверей в пользу каннибалов-низколобых (напоминаю, как утверждает Поршнев, говорить они не умели, но при этом как-то обучали и приказывали). Отличали их каннибалы по отсутствию волосатости - очевидно, Поршнев считал неандертальцев чем-то вроде лохматых шимпанзе. Потом, разумеется, высоколобые, страдающие и невротизированные из-за всего этого макабра, с отчаяния ВНЕЗАПНО развивают речь, социум и до кучи сознательный труд, объединяются, и устраивают революцию против каннибалов-угнетателей! А потом они ВНЕЗАПНО начинают убивать и друг друга, ибо противоречива природа человека. Из этого всего пополам со своими постулатами о "тормозной доминанте" и "интердикции" он выводит культуру погребений (как отмежевание от привычек низколобых каннибалов), всяких сказочных дэвов и троллей (воспоминание о низколобых каннибалах, требовавших себе детей на съедение), обряды инициации (то же), "палеолитических Венер" (изображения женщин, непонятно как используемых необщественными и неговорящими каннибалами на развод) и так далее. Это просто праздник какой-то!!! Дарт с его обезьяной-убийцей - жалкий сосунок! Даже Жак Майоль с его человеком-дельфином жалобно попискивает в сторонке! Даже сам Герберт Уэллс, которым явно вдохновился Поршнев, не додумался до *такой* фантастики!
Дальше я смотрел только выборочно. Там есть попытки обосновать всё это фэнтези появлением гипнозоподобной суггестии у сапиенсов, объяснения эпоса о Гильгамеше и горгулий Нотр-Дама (!) через встречи с остатками неандертальцев, и, разумеется, снежный человек. Куда же без него! Ну и, разумеется, ссылки на диамат. Куда же без него.
В общем, Поршнев на протяжении 9 глав лепит модель человека "с семью ногами и без мозжечка", а в двух последних главах разбирает ВНЕЗАПНОЕ появление у модели второй сигнальной системы, речи и общественных отношений через отрицание "животного" поведения, торможение и "суггестию" (которую он определяет тоже по-своему: как выполнение приказа или отказ от его выполнения - контрсуггестию), притом очень изворачиваясь, чтобы остаться в пределах диктуемых советским марксизмом методов. Получается плохо, и местами он вынужден сильно лавировать, чтоб не спорить с постулатами Энгельса. Проблема в том, что если модель исходно кадаврическая, пытаться из неё добыть работающую концепцию заведомо безнадёжно, и если первые главы - это выбирание удобных фактов (ну и домыслов любимых деятелей, которые априори положено приравновать к фактам), а средние - фэнтези, то последние главы - сплошь околонаучная схоластика с логическими пробелами. Garbage in - garbage out.
Если учесть, что большая доля постулатов и интерпретаций Поршнева теперь легко опровергается фактами, а предсказания его концепции не сбываются, можно спокойно отправлять его туда же, куда любимого им Марра. Странно, что до сих пор есть приверженцы этой "теории". Что-то явно не так в России с образованием.
Зато я порадовался безудержной шизоидной фантазии автора. Поржал вволю. Ну и то неплохо.