Угар
Весь остальной день прошел, как в бреду. Я не мог ни спать, ни бодрствовать, я все время думал, думал и думал об этой встрече на берегу, о самой Алисе, о ее французском акценте, о ее глупой гувернантке (и как только могли доверить этого ангела такой, как она), в общем, я вспоминал это утро и не мог успокоится.
Вечер был мне избавлением. С разогретой солнцем вечерней улицы я шагнул в прохладное помещение бара. Там уже собралась вся честная компания гуманитариев, стихоплетов, художников и прочей шушеры, и я уже думал уйти куда-нибудь в более тихое место, но меня заметили. Ларик подскочил ко мне и усадил за стол. Они о чем-то болтали, кажется, о сюрреализме и способах смешивания масляных красок, о рифмах и прочей никому не нужной ерунде. А я не слушал, я пил.
Около десяти заплетающейся походкой я выполз из бара покурить на свежем воздухе. На западе бушевал закат, цвета неба и моря поражали своей глубиной. Закуривая, я усмехнулся, в такой момент все эти вдохновленные лирики предпочли выпивку и курево любованию природе. Хотя, чего с них взять, одним словом - гуманитарии…
Часам к двенадцати план по заливанию мыслей алкоголем достиг своего пика. Я плохо соображал и вроде бы даже влился в их уже тоже не вполне трезвый разговор. С красок и четверостиший мы перешли на бумагу для фотосъемки, с бумаги на сигареты, с сигарет на девушек, с девушек еще на что-то…
В час ночи меня донесли до кровати Глеб и Ларион. Кажется, Глеб рассерженно шипел на тоже едва ли трезвого Ларика, по поводу того, что он за мной не уследил и дал напиться до такого состояния. Ларик вяло отбивался и заплетающимся языком невнятно что-то блеял. Спустя пару секунд я провалился в сон.
Вечер был мне избавлением. С разогретой солнцем вечерней улицы я шагнул в прохладное помещение бара. Там уже собралась вся честная компания гуманитариев, стихоплетов, художников и прочей шушеры, и я уже думал уйти куда-нибудь в более тихое место, но меня заметили. Ларик подскочил ко мне и усадил за стол. Они о чем-то болтали, кажется, о сюрреализме и способах смешивания масляных красок, о рифмах и прочей никому не нужной ерунде. А я не слушал, я пил.
Около десяти заплетающейся походкой я выполз из бара покурить на свежем воздухе. На западе бушевал закат, цвета неба и моря поражали своей глубиной. Закуривая, я усмехнулся, в такой момент все эти вдохновленные лирики предпочли выпивку и курево любованию природе. Хотя, чего с них взять, одним словом - гуманитарии…
Часам к двенадцати план по заливанию мыслей алкоголем достиг своего пика. Я плохо соображал и вроде бы даже влился в их уже тоже не вполне трезвый разговор. С красок и четверостиший мы перешли на бумагу для фотосъемки, с бумаги на сигареты, с сигарет на девушек, с девушек еще на что-то…
В час ночи меня донесли до кровати Глеб и Ларион. Кажется, Глеб рассерженно шипел на тоже едва ли трезвого Ларика, по поводу того, что он за мной не уследил и дал напиться до такого состояния. Ларик вяло отбивался и заплетающимся языком невнятно что-то блеял. Спустя пару секунд я провалился в сон.