Позиция «я проезжал через ваш Киев на поезде из Кишинева в Воронеж в 2010 году» и поэтому лучше знаю, как там у вас что и как вам надо жить» на самом деле не является настолько редкой, как хотелось бы психиатрам. По моим наблюдениям около половины таких «ездивших на Украину» советы нам раздают забесплатно и с чистой совестью и не понимая, что тут не так.
При этом я не ставлю под сомнение то, что такой человек в натуре, таки, сюда ездил и какие-то впечатления получил, которые воспаленное воображение со временем превратило в развернутые ложные воспоминания на фоне алкогольных трипов по харьковским кнайпам, где его как будто бы заставляли кричать «Слава Україні!» и «Смерть москалям!» и били плеткой в баре «Мазох» (хотя нет, это кажется во Львове было).
И если такому блогеру вдруг заказывается политический материал под соусом «ты ж, типа, там сам был и видел», то он естественно начинает транслировать всю ту кашу, которая образовалась в его воспаленном мозгу, где воспоминания переплетаются с галлюцинациями, а история с легендами.
Тут будет и Пушкин, переведенный на украинский язык вместе с советским Винни-Пухом, и патрульная полиция, которая заставляет говорить по-английски с грузинским акцентом, и москали, развешанные по «гилякам», и бабушка, которая с рождения понимает украинский, а потом при чтении рецепта на лекарство - резко не понимает и другие приключения бабушки.
Дискуссия с такими людьми напоминает спор между католиками и православными о филиокве, в который лезет папуас со своими пятью копейками о том, как правильно лепить модель самолета из говна и веток, чтобы получить cargo. Конечно, после того, как схизматики и латиняне поржут с папуаса, они все равно вернутся к сути спора, ибо он объективно существует. Также как и дискуссия о нашей языковой политике, современная суть которой не в том, сколько официальных языков следует в Украине иметь, а в метафизическом понимании этого самого языка.
Лично меня начинает типать, когда я слышу про «кармические последствия выбора языка» или «этнопсихологический механизм культурного кода нации». Язык - это не национальный символ и не политическая позиция, а прежде всего средство коммуникации со средой. Именно поэтому абсолютное большинство людей подстраивается под окружение - иначе речь теряет свою основную функцию. В этом и была основа русификации - никто под дулом пистолета по-русски говорить не заставлял. Не зная русского, было трудно надеяться на успешную карьеру. Хотя бы потому, что обучение в большинстве вузов шло на русском, на русском были написаны большинство учебников, русский доминировал на производстве и т.п. И если первое поколение приспосабливалось к этому через билингвизм, то их дети и внуки уже становились русскоязычными. И это вполне естественный процесс.
К примеру, в Канаде в 2006 г. проживало около 1 200 000 украинцев по происхождению, но еще в 2001-м украиноязычных канадцев было чуть больше 147 000. Причем, как свидетельствует статистика, употребление украинского сокращается даже в семейном кругу.
Поэтому уменьшить количество русскоязычных украинцев можно, воздействуя на общество через институты, а не глуповатыми наездами. Грубо говоря, государство должно создать условия, в которых изучение и широкое использование украинского станет необходимым из практических житейских соображений. Сегодня этот процесс постепенно продолжается: почти все школьники учатся на украинском, внедряются квоты на радио, а активисты заставляют чиновников соблюдать языковое законодательство и т.п.
Фактически, уже сегодня в Украине созданы условия, в которых незнание украинского перекрывает немало возможностей, а свободно владеющий украинским получает изначальные конкурентные преимущества.
Тому же, кто наезжает в Киеве на русскоязычного разносчика пиццы из-за «мови окупанта», лучше сразу самому плюнуть себе в тарелку. Иначе ему придется подождать длинную очередь желающих.