Непереборимая склонность к нытью (из Музея естественной истории в Зоологический музей)
Письмо Б.П. Уварова Н.Я. Кузнецову, 16 окт. 1928. Лондон
Дорогой Николай Яковлевич,
Спасибо за письмо и за присылку оттисков Ваших интересных работ. Очень буду рад видеть свою статью в «[Русском энтомологическом] обозрении» - хоть этим сохраняется некоторая связь с ответственными коллегами и родным мне [Русским энтомологическим] обществом.
Вы интересуетесь, как мои дела и настроения. Дела текут размеренным порядком, и дни, и недели только мелькают одни за другими, из них слагаются годы: вот уже больше восьми лет как я здесь. На обстановку и условия работы жаловаться никак нельзя - всегда я стремился к работе в большом Музее и теперь оказался в таком большом, какой только существует. Однако человек ничем не бывает доволен и иногда является непереборимая склонность к нытью. Главная причина - изрядная скука и жизни, и работы в английских условиях: все течет спокойно и ровно, нет ни больших неприятностей, ни ярких радостей. В работе меня немало угнетает то, что я все время чувствую себя изолированным - людей с широкими интересами среди здешних энтомологов нет, все только специалисты, притом преимущественно служебные, вне службы не работающие, и даже не интересующиеся работой. Не с кем поэтому поговорить и поспорить на разные общие темы - зоогеографические и т.п. и приходится с головой уходить в чистую систематику, которая здесь, при невероятном обилии экзотического материала превращается в почти механическое описание бесконечного количества новых видов и родов; когда-то в молодости это доставляло некоторое удовлетворение, а теперь относишься к подобной работе как к скучной обязанности. Помимо Музея никаких иных мест, где можно было бы отвести душу нет, на собрания Энтомологического общества я давно перестал ходить - оно живет главным образом любителями бабочек, и на собраниях демонстрируются «интересные» аберрации. Впрочем, кроме того значительную часть времени на всех собраниях поглощается проф. Пултоном с его порой совершенно нелепыми сообщениями по мимикрии. Редко случается что-либо более живое, но и тогда по английским обычаям никаких прений не происходит, ибо возражать сколько-нибудь определенно - дурной тон, и все ограничивается взаимными трафаретными комплиментами.
Словом можно подвести итог в таком виде - жить и работать хорошо, но иногда до тошноты скучно. В результате со страхом замечаю, как гаснет огонек энтузиазма к работе, без которого иногда становится очень пусто на душе. Играет в этом некоторую роль, вероятно, и просто оторванность от родины, но об этом говорить не приходится - надо так или иначе сидеть здесь.
Пытаюсь заполнить пустоту побочной работой по вечерам. Прошлой зимой писал по-английски книгу о саранче и кобылках (расширенное издание русской книги), и она выходит в следующем месяце [Locusts and Grasshoppers, 1928]. Весной был занят, впрочем больше для заработка, сводкой по химизму питания насекомых - работа выйдет в декабре, а очень поверхностный предварительный очерк я послал в "Природу". Сейчас задумал готовить книгу по экологии насекомых, подбираю литературу и вижу, что можно создать очень интересную работу. Беда однако в том, что не могу добиться определенных перспектив ее издания - веду уже полгода переписку с Москвой, но все получаю принципиальное согласие и никаких практических предложений. Писать же на авось мне не очень улыбается, так как работа займет не меньше полугода. Можно писать по-английски, но здесь с изданием подобных книг еще труднее [речь скорее всего идет о будущей книге Insect and climate, 1931].
Очень жаль, что Вам не удалось поехать на конгресс и, главное, побывать здесь. Было бы очень радостно повидаться с Вами после стольких лет, и я не теряю надежды, что Вы еще соберетесь. Конечно, я с радостью окажу всяческую помощь здесь и избавлю от всяческих житейских затруднений и хлопот.
Мой сердечный привет музеевским коллегам - очень хотелось бы всех повидать и поболтать, но неизвестно, придется ли и когда.
Искренне Ваш, Б. Уваров
ПФА РАН. Ф. 793. Оп. 2. № 708. Л. 24-25.
Кажется, я начинаю понимать как Уваров закрутил эту международную сеть акридологов - он это сделал от скуки!
Дорогой Николай Яковлевич,
Спасибо за письмо и за присылку оттисков Ваших интересных работ. Очень буду рад видеть свою статью в «[Русском энтомологическом] обозрении» - хоть этим сохраняется некоторая связь с ответственными коллегами и родным мне [Русским энтомологическим] обществом.
Вы интересуетесь, как мои дела и настроения. Дела текут размеренным порядком, и дни, и недели только мелькают одни за другими, из них слагаются годы: вот уже больше восьми лет как я здесь. На обстановку и условия работы жаловаться никак нельзя - всегда я стремился к работе в большом Музее и теперь оказался в таком большом, какой только существует. Однако человек ничем не бывает доволен и иногда является непереборимая склонность к нытью. Главная причина - изрядная скука и жизни, и работы в английских условиях: все течет спокойно и ровно, нет ни больших неприятностей, ни ярких радостей. В работе меня немало угнетает то, что я все время чувствую себя изолированным - людей с широкими интересами среди здешних энтомологов нет, все только специалисты, притом преимущественно служебные, вне службы не работающие, и даже не интересующиеся работой. Не с кем поэтому поговорить и поспорить на разные общие темы - зоогеографические и т.п. и приходится с головой уходить в чистую систематику, которая здесь, при невероятном обилии экзотического материала превращается в почти механическое описание бесконечного количества новых видов и родов; когда-то в молодости это доставляло некоторое удовлетворение, а теперь относишься к подобной работе как к скучной обязанности. Помимо Музея никаких иных мест, где можно было бы отвести душу нет, на собрания Энтомологического общества я давно перестал ходить - оно живет главным образом любителями бабочек, и на собраниях демонстрируются «интересные» аберрации. Впрочем, кроме того значительную часть времени на всех собраниях поглощается проф. Пултоном с его порой совершенно нелепыми сообщениями по мимикрии. Редко случается что-либо более живое, но и тогда по английским обычаям никаких прений не происходит, ибо возражать сколько-нибудь определенно - дурной тон, и все ограничивается взаимными трафаретными комплиментами.
Словом можно подвести итог в таком виде - жить и работать хорошо, но иногда до тошноты скучно. В результате со страхом замечаю, как гаснет огонек энтузиазма к работе, без которого иногда становится очень пусто на душе. Играет в этом некоторую роль, вероятно, и просто оторванность от родины, но об этом говорить не приходится - надо так или иначе сидеть здесь.
Пытаюсь заполнить пустоту побочной работой по вечерам. Прошлой зимой писал по-английски книгу о саранче и кобылках (расширенное издание русской книги), и она выходит в следующем месяце [Locusts and Grasshoppers, 1928]. Весной был занят, впрочем больше для заработка, сводкой по химизму питания насекомых - работа выйдет в декабре, а очень поверхностный предварительный очерк я послал в "Природу". Сейчас задумал готовить книгу по экологии насекомых, подбираю литературу и вижу, что можно создать очень интересную работу. Беда однако в том, что не могу добиться определенных перспектив ее издания - веду уже полгода переписку с Москвой, но все получаю принципиальное согласие и никаких практических предложений. Писать же на авось мне не очень улыбается, так как работа займет не меньше полугода. Можно писать по-английски, но здесь с изданием подобных книг еще труднее [речь скорее всего идет о будущей книге Insect and climate, 1931].
Очень жаль, что Вам не удалось поехать на конгресс и, главное, побывать здесь. Было бы очень радостно повидаться с Вами после стольких лет, и я не теряю надежды, что Вы еще соберетесь. Конечно, я с радостью окажу всяческую помощь здесь и избавлю от всяческих житейских затруднений и хлопот.
Мой сердечный привет музеевским коллегам - очень хотелось бы всех повидать и поболтать, но неизвестно, придется ли и когда.
Искренне Ваш, Б. Уваров
ПФА РАН. Ф. 793. Оп. 2. № 708. Л. 24-25.
Кажется, я начинаю понимать как Уваров закрутил эту международную сеть акридологов - он это сделал от скуки!