Власть музея
Развитие Музея изящных искусств задумывается исходя из своеобразного суверенитета музея над окружающими кварталами
Рахматуллин Рустам, Координатор общественного движения Архнадзор
Развитие Музея изящных искусств задумывается исходя из своеобразного суверенитета музея над окружающими кварталами. И наталкивается на сопротивление городской среды, сверхнасыщенной историческими и культурными смыслами
Юбилей директора Пушкинского музея Ирины Антоновой и концепция развития Музейного городка на Волхонке обсуждались одновременно. Первая новость заслонила вторую, однако расчета в этом не было: Ирина Александровна, по ее собственным словам, ходит только прямыми путями. Она была готова выносить концепцию на обсуждение до президентских выборов, но начальники - и очень высокие начальники - уговорили подождать. Интересно, чего боялись?
Музеефикация целого усадебного мира - мечта всякого любителя старины. Концепция прямо затрагивает семь городских усадеб и отзывается на судьбе еще одной-двух. Каждая замечательна, многие восходят к XVII веку, а вместе они составляют уникальный по сохранности заповедный мир. Дома Волхонки помнят Петра I и Евдокию Лопухину, Екатерину II и Павла I, Потемкина и Румянцева, Вяземского и Карамзина, наполеоновского генерала Коленкура, Ивана Аксакова и Владимира Соловьева, Островского и Кропоткина, Тропинина и Серова. Архитекторами здесь выступали Савва Чевакинский и Матвей Казаков.
Градозащитники часто слышат: «Нельзя все превратить в музей» (вариант: «в мертвый музей»). Мы, конечно, ничего подобного не предлагаем; но вот же на Волхонке это можно сделать, и сделать живо. Впервые в истории Москвы.
Отчего же так криво получается?
«Музейский городок»
Сначала о самом понятии «Музейный городок», поскольку говорится, что Пушкинский музей реализует мечту своего основателя Ивана Цветаева. Вот его слова, ставшие эпиграфом проекта: «Со временем, когда начинаемое ныне здание наполнится, здесь могут возникать, вдоль переулков, или галереи в один этаж, или двухэтажные корпуса - и таким образом тут явится целый музейский городок». Это сказано при основании Музея изящных искусств, в 1898 году.
Едва ли речь идет о соседних владениях, скорее о периметре самой музейной площади - бывшей площади Государева Колымажного двора, отвоеванной Цветаевым для университетского музея. Девять владений, выходивших на эту площадь, были совершенно сформировавшимися городскими усадьбами и оставались в частных руках. Десятым было владение церкви Антипия (Колымажный переулок, 8). Все они к 1898 году выглядели так или почти так, как сейчас: с домами в глубине или по линии застройки, с оградами, гербовыми воротами и проч.
Иван Цветаев
Расселение Музея изящных искусств по соседним усадьбам - мечта Ирины Антоновой, а не Ивана Цветаева. Реализация этой мечты стала возможна в позднесоветские годы, по достижении музеем мирового статуса и при условии госсобственности на все окрестные владения. 1991 год поставил мечту под удар, поскольку породил новую частную собственность и вывел на сцену новых игроков.
Самый тяжелый удар по планам Ирины Антоновой нанес Юрий Лужков. Москва по своему усмотрению распорядилась владениями по нечетной стороне Знаменки, зарезервированными для развития Пушкинского музея. Три домовладения (№ 5, 7 и 9) были переданы Галерее Александра Шилова и его инвестору - компании «Тверская Файненс БВ» во главе с бывшим ельцинским вице-премьером Олегом Лобовым. Галерея разместилась в доме 5, принадлежавшем когда-то зодчему послепожарной Москвы, автору Елоховского храма Евграфу Тюрину, а глубина этого владения и два соседних отошли коммерсантам. Во всех трех дворах позади главных домов появились отвратительные офисные сундуки, усадебная структура уничтожена как тип, часть строений, включая памятники, снесены. Жители дома 9 во главе с Виктором Ткачевым несколько лет держали юридическую и физическую оборону против Лобова, пока не были выставлены судебными приставами. Тогда же снесен дом XIX века на Волхонке, 6 (во дворе), на его месте построен для продажи четырехэтажный офис в классическом, с позволения сказать, стиле.
Дальше - больше. Юрий Лужков отдал усадьбу Дохтуровых на Волхонке, 13 Музею Ильи Глазунова. Вскоре главный дом был изуродован надстройкой этажа и пристройкой угловой ротонды, а во дворе появился новый корпус. Не обязательно иметь мнение о Шилове и Глазунове как художниках, чтобы сказать: в Москве много свободного места для современных галерей. Это была недружественная жестикуляция Лужкова, адресованная Пушкинскому музею, а возможно, и лично Ирине Антоновой.
Огромный главный дом усадьбы графа Румянцева-Задунайского (Волхонка, угол Большого Знаменского, 16/2) был приватизирован после упразднения федерального Министерства удобрений. О Пушкинском музее федералы при этом не подумали, да и сам музей не заметил упущенной возможности.
Доходный дом Мазинга (Колымажный, 10) и главный дом усадьбы Святополк-Четвертинских, стоящий во дворе, отошли бизнесмену и грузинскому вице-премьеру Кахе Бендукидзе. Доходник был снесен и заменен чем-то неправдоподобно отвратительным, а усадебный дом XVII-XVIII веков, более известный как Шталмейстерский, разобран до подвалов и выстроен заново. Справедливости ради надо сказать, что Шталмейстерский дом пустовал с начала 1970-х, находился в тяжелейшем техническом состоянии, и Пушкинский музей брать его не хотел.
Зато музей просил себе дом Сергея Щукина (Большой Знаменский, 8) - собирателя, коллекция которого составляет половину славы ГМИИ. Достаточно сказать, что для лестницы этого дома Матисс написал свой «Танец». Тема закрылась в прошлом году, когда дом стал резиденцией высшего военного начальства, а переулок между ним и Министерством обороны перекрыли решетками.
Наконец, «лужайка Никсона» в начале Волхонки закреплена за Музеями Кремля.
Словом, в 1990-е годы и позже Ирине Антоновой не хватало административного ресурса, чтобы серьезно расширять музей и удерживать резервные территории. Лишь во второй половине 2000-х ресурс был восстановлен.
Концепция
Теперь это был федеральный ресурс. Главой попечительского совета музея стал вице-премьер Дмитрий Медведев. В декабре 2007 года Ирина Александровна минуя Юрия Михайловича продемонстрировала Дмитрию Анатольевичу макет Нормана Фостера.
Похоже, до Медведева этот макет не видел никто. Не исключено, что Лужков наравне с градозащитниками изучал его по фотографиям правительственной хроники. Правительство на фотографиях было видно хорошо, а макет - плохо, но главное разглядеть удалось.
Дома Волхонки помнят Петра I и Евдокию Лопухину, Екатерину II и Павла I, Потемкина и Румянцева, Вяземского и Карамзина, наполеоновского генерала Коленкура, Ивана Аксакова и Владимира Соловьева, Островского и Кропоткина, Тропинина и Серова
Это была старая концепция развития музея в новом оформлении. Иначе говоря, сохранялось в главных чертах техническое задание заказчика. Старый макет до появления нового можно было видеть в экспозиции музея. Те же основные элементы:
• выставочный зал перед домом Румянцева-Задунайского и позади дома Голицыных, на месте бензозаправки Дворца Советов, к западу от главного здания ГМИИ (Волхонка, владения 16 и 14);
• экспозиция в усадьбе Вяземских-Долгоруковых (Малый Знаменский переулок, 5) - к северу от главного здания;
• конференц-зал и депозитарий позади усадеб Глебовых-Бурышкиных (Колымажный, 4) и Глебовых-Пастухова (Колымажный, 6) - в глубине квартала к востоку от главного здания;
• расширение Музея личных коллекций (усадьба Шуваловых, Волхонка, 10) на восток, за счет усадьбы Волконских-Ринкевичей (Волхонка, 8). Перекрытие двора этой усадьбы, то есть превращение палат Волконских, стоящих во дворе с XVII века и давших имя улице, в музейный экспонат.
Плюс мечта занять дом Голицыных, выселив академический Институт философии (Волхонка, угол Малого Знаменского, 14/1).
Сто лет спустя Музей изящных искусств вновь вызывает живой интерес двора
Фото: ИТАР-ТАССФостер
Норман Фостер придал мечте новый размах. Теперь музейные объекты соединялись под землей между собой - и даже со станцией метро. Соединялись не только техническими коридорами: в усадьбе Вяземских-Долгоруковых выкапывалось трехэтажное подземелье для парковки и сопутствующих музейных функций, выносящихся из цоколя главного здания ГМИИ, - кино, еда, лекторий, книги, сувениры. Подземное пространство выходило на поверхность парадного двора огромными сферическими световыми «фонарями», числом до девяти, заслоняя фасад главного дома. Усадебная ограда сносилась, а сад (насаждаемый заново после рытья котлована) «натягивался» на Малый Знаменский переулок. И это в усадьбе, где родился Петр Андреевич Вяземский; где жил и писал «Историю…» Карамзин; в усадьбе - городском аналоге Остафьева.
Переулки к западу и востоку от главного здания ГМИИ закрывались для движения и превращались в бульвары. Чтобы замкнуть «зеленое кольцо», едва ли не сносилась ограда главного здания.
Определенно сносилась ограда усадьбы Глебовых-Пастухова (в ней Детский центр музея), на ее месте строился… торговый павильон.
Проект Фостера предполагает изменение облика нескольких кварталов
Для возведения конференц-зала во дворе усадьбы Глебовых- Бурышкина (то есть позади Отдела графики ГМИИ) сносились два флигеля. Южным боком конференц-зал прилеплялся к палатам Волконских, с уничтожением трассы древней тупиковой улицы - дублера Волхонки.
Для строительства выставочного зала, принявшего форму пресловутого «пятилистника», сносились задние флигели усадьбы Голицыных и бензозаправка Дворца Советов, вырубался сад на переднем дворе усадьбы Румянцева-Задунайского, а сам двор переставал существовать.
Словом, законы об охране наследия нарушались многократно, причем не только на эскизе, но и на стадии технического задания. То есть законы нарушал музей, а архитектор придавал нарушениям художественный вид.
Однако попечительский совет концепцию одобрил. Затем макет повезли на заграничную биеннале, где его увидели еще несколько граждан России. Дмитрий Медведев, став президентом, передал попечительство над музеем министру экономразвития Эльвире Набиуллиной, а Владимир Путин, став премьером, выпустил постановление правительства «под Фостера». То есть под концепцию, не обсужденную публично, не оцененную экспертно и сочиненную вне правового поля.
Территориальное согласие
Конфликт сразу принял многосторонний характер. Например, Институт философии узнал из постановления правительства, что должен покинуть здание, арендованное до 2019 года, и передать его на баланс Пушкинского музея.
Обострился межевой спор Пушкинского с Музеем Рериха, то есть спор о границе усадеб Вяземских и Лопухиных (Малый Знаменский, 3). Перекрытие переулка лишало Музей Рериха проезда к воротам, но проектировщики об этом не подумали.
Лужков требовал проект на стол, не собираясь принимать к исполнению градостроительные и транспортные измышления. Градозащита и Лужков парадоксально сблизились в неприятии проекта.
Здесь мы подходим к важному пункту. Так называемая концепция развития ГМИИ имени Пушкина - это в действительности проект развития территории. Или, говоря казенным языком Градкодекса, - проект ее планировки. Проект, разработанный одним, доминирующим на территории застройщиком. А поскольку этот застройщик имеет ход в кабинеты высшей власти - он играет роль власти местной. Точнее, микроместной, ограниченной несколькими кварталами вокруг исторической улицы. Территориальный модуль, не предусмотренный в казенном делении Москвы. Музей предлагал выселить соседа, перекрыть ворота другому, отменить уличное движение, насадить бульвары под чужими окнами, скрыть за зеленью церковь - и получал под это дело постановление правительства. Притом застройщик не имеет мандата ни на местную власть, ни на территориальное проектирование. Кроме того, он не имеет мандата от городской власти - о ней поначалу вообще забыли.
Вся многосторонняя критика проекта Антоновой-Фостера есть попытка городского общества, городской власти и просто соседей, а также заинтересованных федеральных органов адаптировать проект к потребностям общества, города и территории. Кроме того, это попытка сладить с нелегитимной местной властью ГМИИ.
Общественные, в том числе местные, потребности превышают потребности музея, даже такого замечательного. Проект планировки территории должен оформлять совокупность местных потребностей. Назовем эту совокупность территориальным согласием. (Так мог бы называться и легитимный орган микроместного самоуправления.) А проект развития одного, даже доминирующего застройщика должен погружаться в согласованный территориальный проект, как матрешка в матрешку.
Альтернатива территориальному согласию - борьба ресурсов.
Слом закона?
Дальнейшее развитие событий было развитием многостороннего конфликта.
Сначала «Фостер и партнеры» выиграли тендер на проектирование первой очереди в соавторстве с «Моспроектом-5». Прежде музейную концепцию воплощал «Моспроект-4». Иными словами, сопровождать и поправлять зарубежную звезду предстояло не Андрею Бокову, а Сергею Ткаченко. Этот выбор открывал возможность консультаций и переговоров градозащитников (в лице новорожденного «Архнадзора») с проектировщиками.
Юрий Лужков тоже увидел проект - и раскритиковал его за модернизм. Глава лужковского Москомнаследия Валерий Шевчук повторил возражения градозащиты: проектирование идет вне правового поля.
В ноябре 2009 года председатель попечительского совета ГМИИ Эльвира Набиуллина письменно известила Владимира Путина, что для реализации проекта нужно изменить Федеральный закон о наследии, а также пересмотреть охранный статус некоторых зданий и территорий. Градозащита раздобыла это письмо и предала его гласности. Попечительница предлагала:
• ради подземного строительства переписать следующую статью закона: «Проектирование и проведение землеустроительных, земляных, строительных, мелиоративных, хозяйственных и иных работ на территории памятника или ансамбля запрещаются, за исключением работ по сохранению данного памятника или ансамбля...» Это ключевая статья, сдерживающая коммерческий натиск на памятники культуры по всей стране;
• «разработать и утвердить режимы использования земель, градостроительные регламенты на территории кварталов № 30, 31, 32 и границ территорий объектов культурного наследия, отвечающих планам развития ГМИИ имени А. С. Пушкина». То есть порезать территории памятников и зоны охраны под заданную концепцию;
• исключить из государственного реестра два флигеля усадьбы Волконских;
• пересмотреть статус выявленных памятников - задних флигелей усадьбы Голицыных и автозаправочную станцию Дворца Советов.
Хуже всего был первый пункт: Пушкинский музей фактически провоцировал слом опорных положений охранного законодательства. Министерство культуры возражало. Конфликт перешел в позиционную фазу. Выход виделся в исправлении проекта.
Компромиссы
Еще до начала переговоров проектировщики отказались от сноса ограды в усадьбе Глебовых-Пастухова, от перекрытия двора в усадьбе Волконских и от уничтожения рудиментарной улицы - дублера Волхонки - между палатами Волконских и проектируемым конференц-залом.
В начале консультаций удалось сохранить в теле конференц-зала северный («керамический») флигель усадьбы Глебовых-Бурышкина, не имевший охранного статуса, и удержать габариты усадебного двора, заставив конференц-зал отступить на линию флигелей.
Позже в проект вернулась ограда усадьбы Вяземских, в ее подземной части исчез минус третий (парковочный) этаж, световые фонари уменьшились в размерах и приняли форму плоских «клумб», а строительство подземелья было решено вести закрытым способом, с сохранением максимального числа ценных деревьев.
Что касается «пятилистника», то нам говорили, что проектирование выставочного зала не входит в первую очередь работ и в контракт архитекторов.
Параллельно Пушкинский мирился с соседями. Институт философии остался пользователем своего родного дома по договору с музеем и согласился смотреть варианты «на разъезд». Межевые разногласия с Музеем Рериха уменьшились до нескольких квадратных метров.
Депозитарий
Депозитарий казался неизбежностью. В глубине восточного квартала, на границе владений Шилова-Лобова, проектируемая застройка вспучивалась, громоздилась кубами, тяготея к самому высокому зданию окрестностей - доходному дому Стуловых (Малый Знаменский, 8) и одновременно застя ему южное солнце. Дом Стуловых расселен и принадлежит службам музея, но к нежилым зданиям понятие «инсоляция» не применяется.
В 2011 году новый мэр Сергей Собянин своим решением изменил границы охранной зоны, вырезав из нее «пятно застройки» депозитария и конференц-зала. «Научная основа» вырезания до сих пор неизвестна - историко-культурная экспертиза, как водится, не опубликована. Правовых возражений против депозитария почти не осталось.
Однако в том же 2011 году стало ясно, что вокруг музея созрел новый конфликт - между дирекцией и попечительским советом. В частности, Минкульт и попечители предлагали вынести депозитарий из центра города. Сергей Собянин и министр культуры Александр Авдеев искали площадку для единого депозитарного центра федеральных музеев. Ирина Антонова резко возражала и обратилась к премьеру. В музее уверены, что попечители-бизнесмены во главе с бизнесменом Михаилом Куснировичем хотят коммерциализировать проект.
Избранный президент принял сторону дирекции. Депозитарий остается на Волхонке, а доля ГМИИ в общем депозитарном центре станет лишь филиалом музея - подарком юбиляру.
Пятилистник преткновения
Одновременно Владимир Путин распорядился провести общественное обсуждение концепции, «чтобы не получилось, как с Охтой». То есть призвал считаться с градозащитной и архитектурной критикой проекта.
Осторожное двухнедельное обсуждение протекало на сайте музея и в экспозиционном зале. Старый макет Фостера, выставленный там, настолько отличался от новых планшетов, что пришлось переделывать его в нерабочее время. За первую неделю обсуждения на макете появилась историческая ограда усадьбы Вяземских, что отвечало давним договоренностям. Не столь ожидаемо на макете были выкорчеваны густые зеленые насаждения, занимавшие проезжую часть переулков, а на словах прибавлено, что переулки остаются проезжими.
Выставочный зал, оставленный на стадии эскиза, то сметался с макета, то возвращался в разных обличьях. Журналистам демонстрировали пустырь, а экспертам охраны наследия - чудовищный Г-образный объем, заполнявший все пространство между домами Голицыных и Румянцева. Вероятно, чтобы подчеркнуть преимущества органического «пятилистника» как меньшего из зол.
Дело, однако, не в форме зла… простите, зала. Будь он параллелепипед, будь он круг - он проектируется на усадебных дворах. То есть даже не в охранной (буферной, внешней) зоне, а непосредственно на территории памятников.
Уже приходилось писать, что территория памятника не имущественное, а общественное и одновременно экспертное установление. Это защита памятника в исторических межах как единства застроенных и незастроенных пространств. В частности, усадьба - единство зданий и дворов. Здесь допустимо только реставрационное «повторное строительство», в терминологии закона - воссоздание. Творчество нового, по смыслу закона и всего охранного дела, здесь закончено.
Последним актом творчества в голицынской усадьбе, задолго до принятия законов о наследии, было строительство автозаправки Дворца Советов. Сохранение этого памятника - часть проблемы посягательства на усадебную территорию. Отведя посягательство вообще, мы отведем угрозу заправке в частности. Так что не нужно думать, будто аргументы против «пятилистника» сводятся к защите автозаправки (если кто не знает - она «режимная», кремлевская).
Усадьба Румянцева-Задунайского
Левее заправочной территории виден запущенный сад. Это сад Первой мужской гимназии, разбитый в курдонере (парадном дворе) бывшей усадьбы фельдмаршала Румянцева-Задунайского. Ограда по Волхонке снесена, но сохранилась аллея, ориентированная на храм Христа Спасителя, а в глубине стоит старинный главный дом. То, что он не принадлежит музею, не означает, что усадьбы не существует. Новейшие исследования открыли в нижней части дома палаты первой половины XVIII века. Будь это даже безымянные палаты - и тогда парадный двор, структура усадьбы должны остаться неприкосновенными. Но это еще и дом Румянцева - учителя Суворова, героя-победителя турецких войн, приведшего Россию на берег Черного моря. Фельдмаршал владел усадьбой 18 лет. Это и мемориал выпускников Первой гимназии - Погодина, Островского, Кропоткина, Владимира Соловьева, бегавших по саду детьми. Все, что нужно усадьбе как памятнику, - воссоздание ограды и ландшафтная реставрация сада.
Чиновники понимают это лучше других, но готовят пути к отступлению. Глава Мосгорнаследия Александр Кибовский высказался недвусмысленно: «Сегодня в зоне охраны и на территории памятника действительно строить ничего нельзя. Но мы видим на примере городов мира: если есть общее понимание, что современное здание обществу необходимо, то можно и изменить правовые режимы. Будет общий клич горожан и деятелей культуры: “Любо!” - начнем об этом думать. Нет - ни одной пяди территории памятника не отдадим». Иными словами, территории памятников могут быть перечерчены, как была перечерчена охранная зона в квартале депозитария.
Другой московский чиновник - главный архитектор города Александр Кузьмин предвидит на Волхонке «борьбу хорошего с лучшим», то есть новое столкновение разных отрядов культуры. Но для того и территории, зоны охраны и их режимы, чтобы избегать столкновений. Чтобы разводить интересы по черным и белым клеткам, не перекрашивая клетки по ходу игры. Чтобы проектные задания не выдавались на запретные участки. Чтобы не приходилось маскировать бреши, пробитые в законе, пиаровской риторикой и открытыми письмами выдающихся деятелей.
Закон есть ордер, строй, порядок. Он установлен для мира, не для войны.
Президентский проект
Никаких иллюзий: развитие ГМИИ - президентский проект. Первый культурный проект избранного президента после фактического перехода Москвы под федеральное управление. Уже доводилось писать, как выглядит это управление сегодня, применительно к культурному наследию: снос стадиона «Динамо» и «Детского мира» дочерними структурами ВТБ, снос транспортных памятников структурами РЖД. То есть зеленая улица государственному бизнесу, вхожему в Кремль и Белый дом. ГМИИ не бизнес, но тоже вхож. И тоже хочет быть местной властью, как РЖД на своих землях. Больше того, Пушкинский музей проектирует на общегородских землях и на земельных участках, не сформированных кадастрово.
Здесь два вопроса. Первый необычен: как править из Кремля не просто Москвой, а мирами и микромирами Москвы? Случай с Пушкинским подсказывает, что эти микромиры меньше современного районирования. Что градоустроение начинается с микромира, с исторического урочища, тяготеющего к большой улице. Так вот, ни у Кремля, ни у его столичного наместника нет навыка работы с микромирами. Нет даже оптики для рассмотрения, распознавания таких миров. Но навыка работы над собой нет и у самих микромиров Москвы. Авторитарность Пушкинского музея, его имперство в ближнем внешнем пространстве компенсирует отсутствие самоуправления и территориального согласия.
Второй вопрос привычнее, но отнюдь не проще. Способна ли федеральная власть и ее московский наместник отстаивать полноту национального интереса в старой Москве? Чтобы и футбольный чемпионат принять - и стадион 1920-х годов сохранить. Обновить Пушкинский музей - и постоять за память Румянцева и Карамзина, драгоценную для россиян.
Пока на стороне этих светлых теней стоит одна градозащита.
"Эксперт" 02.04.2012
Рахматуллин Рустам, Координатор общественного движения Архнадзор
Развитие Музея изящных искусств задумывается исходя из своеобразного суверенитета музея над окружающими кварталами. И наталкивается на сопротивление городской среды, сверхнасыщенной историческими и культурными смыслами
Юбилей директора Пушкинского музея Ирины Антоновой и концепция развития Музейного городка на Волхонке обсуждались одновременно. Первая новость заслонила вторую, однако расчета в этом не было: Ирина Александровна, по ее собственным словам, ходит только прямыми путями. Она была готова выносить концепцию на обсуждение до президентских выборов, но начальники - и очень высокие начальники - уговорили подождать. Интересно, чего боялись?
Музеефикация целого усадебного мира - мечта всякого любителя старины. Концепция прямо затрагивает семь городских усадеб и отзывается на судьбе еще одной-двух. Каждая замечательна, многие восходят к XVII веку, а вместе они составляют уникальный по сохранности заповедный мир. Дома Волхонки помнят Петра I и Евдокию Лопухину, Екатерину II и Павла I, Потемкина и Румянцева, Вяземского и Карамзина, наполеоновского генерала Коленкура, Ивана Аксакова и Владимира Соловьева, Островского и Кропоткина, Тропинина и Серова. Архитекторами здесь выступали Савва Чевакинский и Матвей Казаков.
Градозащитники часто слышат: «Нельзя все превратить в музей» (вариант: «в мертвый музей»). Мы, конечно, ничего подобного не предлагаем; но вот же на Волхонке это можно сделать, и сделать живо. Впервые в истории Москвы.
Отчего же так криво получается?
«Музейский городок»
Сначала о самом понятии «Музейный городок», поскольку говорится, что Пушкинский музей реализует мечту своего основателя Ивана Цветаева. Вот его слова, ставшие эпиграфом проекта: «Со временем, когда начинаемое ныне здание наполнится, здесь могут возникать, вдоль переулков, или галереи в один этаж, или двухэтажные корпуса - и таким образом тут явится целый музейский городок». Это сказано при основании Музея изящных искусств, в 1898 году.
Едва ли речь идет о соседних владениях, скорее о периметре самой музейной площади - бывшей площади Государева Колымажного двора, отвоеванной Цветаевым для университетского музея. Девять владений, выходивших на эту площадь, были совершенно сформировавшимися городскими усадьбами и оставались в частных руках. Десятым было владение церкви Антипия (Колымажный переулок, 8). Все они к 1898 году выглядели так или почти так, как сейчас: с домами в глубине или по линии застройки, с оградами, гербовыми воротами и проч.
Иван Цветаев
Расселение Музея изящных искусств по соседним усадьбам - мечта Ирины Антоновой, а не Ивана Цветаева. Реализация этой мечты стала возможна в позднесоветские годы, по достижении музеем мирового статуса и при условии госсобственности на все окрестные владения. 1991 год поставил мечту под удар, поскольку породил новую частную собственность и вывел на сцену новых игроков.
Самый тяжелый удар по планам Ирины Антоновой нанес Юрий Лужков. Москва по своему усмотрению распорядилась владениями по нечетной стороне Знаменки, зарезервированными для развития Пушкинского музея. Три домовладения (№ 5, 7 и 9) были переданы Галерее Александра Шилова и его инвестору - компании «Тверская Файненс БВ» во главе с бывшим ельцинским вице-премьером Олегом Лобовым. Галерея разместилась в доме 5, принадлежавшем когда-то зодчему послепожарной Москвы, автору Елоховского храма Евграфу Тюрину, а глубина этого владения и два соседних отошли коммерсантам. Во всех трех дворах позади главных домов появились отвратительные офисные сундуки, усадебная структура уничтожена как тип, часть строений, включая памятники, снесены. Жители дома 9 во главе с Виктором Ткачевым несколько лет держали юридическую и физическую оборону против Лобова, пока не были выставлены судебными приставами. Тогда же снесен дом XIX века на Волхонке, 6 (во дворе), на его месте построен для продажи четырехэтажный офис в классическом, с позволения сказать, стиле.
Дальше - больше. Юрий Лужков отдал усадьбу Дохтуровых на Волхонке, 13 Музею Ильи Глазунова. Вскоре главный дом был изуродован надстройкой этажа и пристройкой угловой ротонды, а во дворе появился новый корпус. Не обязательно иметь мнение о Шилове и Глазунове как художниках, чтобы сказать: в Москве много свободного места для современных галерей. Это была недружественная жестикуляция Лужкова, адресованная Пушкинскому музею, а возможно, и лично Ирине Антоновой.
Огромный главный дом усадьбы графа Румянцева-Задунайского (Волхонка, угол Большого Знаменского, 16/2) был приватизирован после упразднения федерального Министерства удобрений. О Пушкинском музее федералы при этом не подумали, да и сам музей не заметил упущенной возможности.
Доходный дом Мазинга (Колымажный, 10) и главный дом усадьбы Святополк-Четвертинских, стоящий во дворе, отошли бизнесмену и грузинскому вице-премьеру Кахе Бендукидзе. Доходник был снесен и заменен чем-то неправдоподобно отвратительным, а усадебный дом XVII-XVIII веков, более известный как Шталмейстерский, разобран до подвалов и выстроен заново. Справедливости ради надо сказать, что Шталмейстерский дом пустовал с начала 1970-х, находился в тяжелейшем техническом состоянии, и Пушкинский музей брать его не хотел.
Зато музей просил себе дом Сергея Щукина (Большой Знаменский, 8) - собирателя, коллекция которого составляет половину славы ГМИИ. Достаточно сказать, что для лестницы этого дома Матисс написал свой «Танец». Тема закрылась в прошлом году, когда дом стал резиденцией высшего военного начальства, а переулок между ним и Министерством обороны перекрыли решетками.
Наконец, «лужайка Никсона» в начале Волхонки закреплена за Музеями Кремля.
Словом, в 1990-е годы и позже Ирине Антоновой не хватало административного ресурса, чтобы серьезно расширять музей и удерживать резервные территории. Лишь во второй половине 2000-х ресурс был восстановлен.
Концепция
Теперь это был федеральный ресурс. Главой попечительского совета музея стал вице-премьер Дмитрий Медведев. В декабре 2007 года Ирина Александровна минуя Юрия Михайловича продемонстрировала Дмитрию Анатольевичу макет Нормана Фостера.
Похоже, до Медведева этот макет не видел никто. Не исключено, что Лужков наравне с градозащитниками изучал его по фотографиям правительственной хроники. Правительство на фотографиях было видно хорошо, а макет - плохо, но главное разглядеть удалось.
Дома Волхонки помнят Петра I и Евдокию Лопухину, Екатерину II и Павла I, Потемкина и Румянцева, Вяземского и Карамзина, наполеоновского генерала Коленкура, Ивана Аксакова и Владимира Соловьева, Островского и Кропоткина, Тропинина и Серова
Это была старая концепция развития музея в новом оформлении. Иначе говоря, сохранялось в главных чертах техническое задание заказчика. Старый макет до появления нового можно было видеть в экспозиции музея. Те же основные элементы:
• выставочный зал перед домом Румянцева-Задунайского и позади дома Голицыных, на месте бензозаправки Дворца Советов, к западу от главного здания ГМИИ (Волхонка, владения 16 и 14);
• экспозиция в усадьбе Вяземских-Долгоруковых (Малый Знаменский переулок, 5) - к северу от главного здания;
• конференц-зал и депозитарий позади усадеб Глебовых-Бурышкиных (Колымажный, 4) и Глебовых-Пастухова (Колымажный, 6) - в глубине квартала к востоку от главного здания;
• расширение Музея личных коллекций (усадьба Шуваловых, Волхонка, 10) на восток, за счет усадьбы Волконских-Ринкевичей (Волхонка, 8). Перекрытие двора этой усадьбы, то есть превращение палат Волконских, стоящих во дворе с XVII века и давших имя улице, в музейный экспонат.
Плюс мечта занять дом Голицыных, выселив академический Институт философии (Волхонка, угол Малого Знаменского, 14/1).
Сто лет спустя Музей изящных искусств вновь вызывает живой интерес двора
Фото: ИТАР-ТАССФостер
Норман Фостер придал мечте новый размах. Теперь музейные объекты соединялись под землей между собой - и даже со станцией метро. Соединялись не только техническими коридорами: в усадьбе Вяземских-Долгоруковых выкапывалось трехэтажное подземелье для парковки и сопутствующих музейных функций, выносящихся из цоколя главного здания ГМИИ, - кино, еда, лекторий, книги, сувениры. Подземное пространство выходило на поверхность парадного двора огромными сферическими световыми «фонарями», числом до девяти, заслоняя фасад главного дома. Усадебная ограда сносилась, а сад (насаждаемый заново после рытья котлована) «натягивался» на Малый Знаменский переулок. И это в усадьбе, где родился Петр Андреевич Вяземский; где жил и писал «Историю…» Карамзин; в усадьбе - городском аналоге Остафьева.
Переулки к западу и востоку от главного здания ГМИИ закрывались для движения и превращались в бульвары. Чтобы замкнуть «зеленое кольцо», едва ли не сносилась ограда главного здания.
Определенно сносилась ограда усадьбы Глебовых-Пастухова (в ней Детский центр музея), на ее месте строился… торговый павильон.
Проект Фостера предполагает изменение облика нескольких кварталов
Для возведения конференц-зала во дворе усадьбы Глебовых- Бурышкина (то есть позади Отдела графики ГМИИ) сносились два флигеля. Южным боком конференц-зал прилеплялся к палатам Волконских, с уничтожением трассы древней тупиковой улицы - дублера Волхонки.
Для строительства выставочного зала, принявшего форму пресловутого «пятилистника», сносились задние флигели усадьбы Голицыных и бензозаправка Дворца Советов, вырубался сад на переднем дворе усадьбы Румянцева-Задунайского, а сам двор переставал существовать.
Словом, законы об охране наследия нарушались многократно, причем не только на эскизе, но и на стадии технического задания. То есть законы нарушал музей, а архитектор придавал нарушениям художественный вид.
Однако попечительский совет концепцию одобрил. Затем макет повезли на заграничную биеннале, где его увидели еще несколько граждан России. Дмитрий Медведев, став президентом, передал попечительство над музеем министру экономразвития Эльвире Набиуллиной, а Владимир Путин, став премьером, выпустил постановление правительства «под Фостера». То есть под концепцию, не обсужденную публично, не оцененную экспертно и сочиненную вне правового поля.
Территориальное согласие
Конфликт сразу принял многосторонний характер. Например, Институт философии узнал из постановления правительства, что должен покинуть здание, арендованное до 2019 года, и передать его на баланс Пушкинского музея.
Обострился межевой спор Пушкинского с Музеем Рериха, то есть спор о границе усадеб Вяземских и Лопухиных (Малый Знаменский, 3). Перекрытие переулка лишало Музей Рериха проезда к воротам, но проектировщики об этом не подумали.
Лужков требовал проект на стол, не собираясь принимать к исполнению градостроительные и транспортные измышления. Градозащита и Лужков парадоксально сблизились в неприятии проекта.
Здесь мы подходим к важному пункту. Так называемая концепция развития ГМИИ имени Пушкина - это в действительности проект развития территории. Или, говоря казенным языком Градкодекса, - проект ее планировки. Проект, разработанный одним, доминирующим на территории застройщиком. А поскольку этот застройщик имеет ход в кабинеты высшей власти - он играет роль власти местной. Точнее, микроместной, ограниченной несколькими кварталами вокруг исторической улицы. Территориальный модуль, не предусмотренный в казенном делении Москвы. Музей предлагал выселить соседа, перекрыть ворота другому, отменить уличное движение, насадить бульвары под чужими окнами, скрыть за зеленью церковь - и получал под это дело постановление правительства. Притом застройщик не имеет мандата ни на местную власть, ни на территориальное проектирование. Кроме того, он не имеет мандата от городской власти - о ней поначалу вообще забыли.
Вся многосторонняя критика проекта Антоновой-Фостера есть попытка городского общества, городской власти и просто соседей, а также заинтересованных федеральных органов адаптировать проект к потребностям общества, города и территории. Кроме того, это попытка сладить с нелегитимной местной властью ГМИИ.
Общественные, в том числе местные, потребности превышают потребности музея, даже такого замечательного. Проект планировки территории должен оформлять совокупность местных потребностей. Назовем эту совокупность территориальным согласием. (Так мог бы называться и легитимный орган микроместного самоуправления.) А проект развития одного, даже доминирующего застройщика должен погружаться в согласованный территориальный проект, как матрешка в матрешку.
Альтернатива территориальному согласию - борьба ресурсов.
Слом закона?
Дальнейшее развитие событий было развитием многостороннего конфликта.
Сначала «Фостер и партнеры» выиграли тендер на проектирование первой очереди в соавторстве с «Моспроектом-5». Прежде музейную концепцию воплощал «Моспроект-4». Иными словами, сопровождать и поправлять зарубежную звезду предстояло не Андрею Бокову, а Сергею Ткаченко. Этот выбор открывал возможность консультаций и переговоров градозащитников (в лице новорожденного «Архнадзора») с проектировщиками.
Юрий Лужков тоже увидел проект - и раскритиковал его за модернизм. Глава лужковского Москомнаследия Валерий Шевчук повторил возражения градозащиты: проектирование идет вне правового поля.
В ноябре 2009 года председатель попечительского совета ГМИИ Эльвира Набиуллина письменно известила Владимира Путина, что для реализации проекта нужно изменить Федеральный закон о наследии, а также пересмотреть охранный статус некоторых зданий и территорий. Градозащита раздобыла это письмо и предала его гласности. Попечительница предлагала:
• ради подземного строительства переписать следующую статью закона: «Проектирование и проведение землеустроительных, земляных, строительных, мелиоративных, хозяйственных и иных работ на территории памятника или ансамбля запрещаются, за исключением работ по сохранению данного памятника или ансамбля...» Это ключевая статья, сдерживающая коммерческий натиск на памятники культуры по всей стране;
• «разработать и утвердить режимы использования земель, градостроительные регламенты на территории кварталов № 30, 31, 32 и границ территорий объектов культурного наследия, отвечающих планам развития ГМИИ имени А. С. Пушкина». То есть порезать территории памятников и зоны охраны под заданную концепцию;
• исключить из государственного реестра два флигеля усадьбы Волконских;
• пересмотреть статус выявленных памятников - задних флигелей усадьбы Голицыных и автозаправочную станцию Дворца Советов.
Хуже всего был первый пункт: Пушкинский музей фактически провоцировал слом опорных положений охранного законодательства. Министерство культуры возражало. Конфликт перешел в позиционную фазу. Выход виделся в исправлении проекта.
Компромиссы
Еще до начала переговоров проектировщики отказались от сноса ограды в усадьбе Глебовых-Пастухова, от перекрытия двора в усадьбе Волконских и от уничтожения рудиментарной улицы - дублера Волхонки - между палатами Волконских и проектируемым конференц-залом.
В начале консультаций удалось сохранить в теле конференц-зала северный («керамический») флигель усадьбы Глебовых-Бурышкина, не имевший охранного статуса, и удержать габариты усадебного двора, заставив конференц-зал отступить на линию флигелей.
Позже в проект вернулась ограда усадьбы Вяземских, в ее подземной части исчез минус третий (парковочный) этаж, световые фонари уменьшились в размерах и приняли форму плоских «клумб», а строительство подземелья было решено вести закрытым способом, с сохранением максимального числа ценных деревьев.
Что касается «пятилистника», то нам говорили, что проектирование выставочного зала не входит в первую очередь работ и в контракт архитекторов.
Параллельно Пушкинский мирился с соседями. Институт философии остался пользователем своего родного дома по договору с музеем и согласился смотреть варианты «на разъезд». Межевые разногласия с Музеем Рериха уменьшились до нескольких квадратных метров.
Депозитарий
Депозитарий казался неизбежностью. В глубине восточного квартала, на границе владений Шилова-Лобова, проектируемая застройка вспучивалась, громоздилась кубами, тяготея к самому высокому зданию окрестностей - доходному дому Стуловых (Малый Знаменский, 8) и одновременно застя ему южное солнце. Дом Стуловых расселен и принадлежит службам музея, но к нежилым зданиям понятие «инсоляция» не применяется.
В 2011 году новый мэр Сергей Собянин своим решением изменил границы охранной зоны, вырезав из нее «пятно застройки» депозитария и конференц-зала. «Научная основа» вырезания до сих пор неизвестна - историко-культурная экспертиза, как водится, не опубликована. Правовых возражений против депозитария почти не осталось.
Однако в том же 2011 году стало ясно, что вокруг музея созрел новый конфликт - между дирекцией и попечительским советом. В частности, Минкульт и попечители предлагали вынести депозитарий из центра города. Сергей Собянин и министр культуры Александр Авдеев искали площадку для единого депозитарного центра федеральных музеев. Ирина Антонова резко возражала и обратилась к премьеру. В музее уверены, что попечители-бизнесмены во главе с бизнесменом Михаилом Куснировичем хотят коммерциализировать проект.
Избранный президент принял сторону дирекции. Депозитарий остается на Волхонке, а доля ГМИИ в общем депозитарном центре станет лишь филиалом музея - подарком юбиляру.
Пятилистник преткновения
Одновременно Владимир Путин распорядился провести общественное обсуждение концепции, «чтобы не получилось, как с Охтой». То есть призвал считаться с градозащитной и архитектурной критикой проекта.
Осторожное двухнедельное обсуждение протекало на сайте музея и в экспозиционном зале. Старый макет Фостера, выставленный там, настолько отличался от новых планшетов, что пришлось переделывать его в нерабочее время. За первую неделю обсуждения на макете появилась историческая ограда усадьбы Вяземских, что отвечало давним договоренностям. Не столь ожидаемо на макете были выкорчеваны густые зеленые насаждения, занимавшие проезжую часть переулков, а на словах прибавлено, что переулки остаются проезжими.
Выставочный зал, оставленный на стадии эскиза, то сметался с макета, то возвращался в разных обличьях. Журналистам демонстрировали пустырь, а экспертам охраны наследия - чудовищный Г-образный объем, заполнявший все пространство между домами Голицыных и Румянцева. Вероятно, чтобы подчеркнуть преимущества органического «пятилистника» как меньшего из зол.
Дело, однако, не в форме зла… простите, зала. Будь он параллелепипед, будь он круг - он проектируется на усадебных дворах. То есть даже не в охранной (буферной, внешней) зоне, а непосредственно на территории памятников.
Уже приходилось писать, что территория памятника не имущественное, а общественное и одновременно экспертное установление. Это защита памятника в исторических межах как единства застроенных и незастроенных пространств. В частности, усадьба - единство зданий и дворов. Здесь допустимо только реставрационное «повторное строительство», в терминологии закона - воссоздание. Творчество нового, по смыслу закона и всего охранного дела, здесь закончено.
Последним актом творчества в голицынской усадьбе, задолго до принятия законов о наследии, было строительство автозаправки Дворца Советов. Сохранение этого памятника - часть проблемы посягательства на усадебную территорию. Отведя посягательство вообще, мы отведем угрозу заправке в частности. Так что не нужно думать, будто аргументы против «пятилистника» сводятся к защите автозаправки (если кто не знает - она «режимная», кремлевская).
Усадьба Румянцева-Задунайского
Левее заправочной территории виден запущенный сад. Это сад Первой мужской гимназии, разбитый в курдонере (парадном дворе) бывшей усадьбы фельдмаршала Румянцева-Задунайского. Ограда по Волхонке снесена, но сохранилась аллея, ориентированная на храм Христа Спасителя, а в глубине стоит старинный главный дом. То, что он не принадлежит музею, не означает, что усадьбы не существует. Новейшие исследования открыли в нижней части дома палаты первой половины XVIII века. Будь это даже безымянные палаты - и тогда парадный двор, структура усадьбы должны остаться неприкосновенными. Но это еще и дом Румянцева - учителя Суворова, героя-победителя турецких войн, приведшего Россию на берег Черного моря. Фельдмаршал владел усадьбой 18 лет. Это и мемориал выпускников Первой гимназии - Погодина, Островского, Кропоткина, Владимира Соловьева, бегавших по саду детьми. Все, что нужно усадьбе как памятнику, - воссоздание ограды и ландшафтная реставрация сада.
Чиновники понимают это лучше других, но готовят пути к отступлению. Глава Мосгорнаследия Александр Кибовский высказался недвусмысленно: «Сегодня в зоне охраны и на территории памятника действительно строить ничего нельзя. Но мы видим на примере городов мира: если есть общее понимание, что современное здание обществу необходимо, то можно и изменить правовые режимы. Будет общий клич горожан и деятелей культуры: “Любо!” - начнем об этом думать. Нет - ни одной пяди территории памятника не отдадим». Иными словами, территории памятников могут быть перечерчены, как была перечерчена охранная зона в квартале депозитария.
Другой московский чиновник - главный архитектор города Александр Кузьмин предвидит на Волхонке «борьбу хорошего с лучшим», то есть новое столкновение разных отрядов культуры. Но для того и территории, зоны охраны и их режимы, чтобы избегать столкновений. Чтобы разводить интересы по черным и белым клеткам, не перекрашивая клетки по ходу игры. Чтобы проектные задания не выдавались на запретные участки. Чтобы не приходилось маскировать бреши, пробитые в законе, пиаровской риторикой и открытыми письмами выдающихся деятелей.
Закон есть ордер, строй, порядок. Он установлен для мира, не для войны.
Президентский проект
Никаких иллюзий: развитие ГМИИ - президентский проект. Первый культурный проект избранного президента после фактического перехода Москвы под федеральное управление. Уже доводилось писать, как выглядит это управление сегодня, применительно к культурному наследию: снос стадиона «Динамо» и «Детского мира» дочерними структурами ВТБ, снос транспортных памятников структурами РЖД. То есть зеленая улица государственному бизнесу, вхожему в Кремль и Белый дом. ГМИИ не бизнес, но тоже вхож. И тоже хочет быть местной властью, как РЖД на своих землях. Больше того, Пушкинский музей проектирует на общегородских землях и на земельных участках, не сформированных кадастрово.
Здесь два вопроса. Первый необычен: как править из Кремля не просто Москвой, а мирами и микромирами Москвы? Случай с Пушкинским подсказывает, что эти микромиры меньше современного районирования. Что градоустроение начинается с микромира, с исторического урочища, тяготеющего к большой улице. Так вот, ни у Кремля, ни у его столичного наместника нет навыка работы с микромирами. Нет даже оптики для рассмотрения, распознавания таких миров. Но навыка работы над собой нет и у самих микромиров Москвы. Авторитарность Пушкинского музея, его имперство в ближнем внешнем пространстве компенсирует отсутствие самоуправления и территориального согласия.
Второй вопрос привычнее, но отнюдь не проще. Способна ли федеральная власть и ее московский наместник отстаивать полноту национального интереса в старой Москве? Чтобы и футбольный чемпионат принять - и стадион 1920-х годов сохранить. Обновить Пушкинский музей - и постоять за память Румянцева и Карамзина, драгоценную для россиян.
Пока на стороне этих светлых теней стоит одна градозащита.
"Эксперт" 02.04.2012