Солженицынские чтения
Оригинал взят у remi_meisner в Солженицынские чтения
Мы больше с ним молчали,
Такой в тюрьме закон:
Он думал - я "наседка",
А я считал, что он.
М. Танич. "Минин и Пожарский".
Первое время я тусовался в камере ИВС один, а через пару часов ко мне закинули "наседку" - вертлявого паренька кавказской наружности (впрочем, по-русски он говорил чисто и без акцента). Паренёк сходу начал живо интересоваться, что за беда привела меня в ИВС, а потом предложил помощь - хочешь, мол, списаться с подельником, договориться о тактике общения с мусорами? Всего-то и надо было - сплести "коня" (канатик), настроить "дорогу" (межкамерную связь) с соседями и тусануть письмецо. Причём "дорогу" мой сокамерник брал на себя, даже был готов пожертвовать свои тёплые, шерстяные носки для канатика. А на улице-то стоял февраль! Экая щедрость. Ну, почему бы и не воспользоваться ею? Пока паренёк распускал свои носки и плёл из ниток канатик, я уединился в углу, написал несколько строк на четвертушке тетрадного листа (и бумагу, и ручку также предоставил сокамерник - добрейшей души человек! ;) ), старательно закрывая написанное рукой. Впрочем, моего нового друга такая недоверчивость не оскорбила. Я сложил бумажку, завернул её в целлофан с пачки сигарет и тщательно запечатал. А потом - отдал пареньку. Конечно же, "коня" (канатик) оборвали, как только записка оказалась за окном камеры. И конечно же записка попала в руки опера. Впрочем, текста в "маляве" было немного - только старая зоновская присказка: "Кто е***ся в дождь и в грязь? Это наша оперчасть!" А вот реши я и вправду обсуждать в "маляве" разные моменты своей противоправной деятельности - случилась бы беда. Для меня и моего подельника беда, разумеется. А для опера и "наседки" - радость, ликование, поощрения и прочие хорошие штуки. Моё счастье, что и опер, и "наседка" были, видимо, людьми довольно бесхитростными. Да и опыт общения с оперской агентурой у меня уже имелся. Поэтому "прокладка" не удалась. К слову, "наседке", подсаженной к моему подельнику, пришлось совсем плохо. Подельник объявил стукачу, что попал в ИВС за мелкую кражу, а стукач (сориентированный опером, что придется иметь дело с рекетиром) имел глупость удивиться: "А разве ты не за вымогалово заехал?" Этой фразой он, понятно, сам себя изобличил и был вынужден "ломиться" из камеры с криками "Помогите! Хулиганы зрения лишают!"
Стукачей и провокаторов опера используют с незапамятных времён. Вот вспоминает Павел Васильевич Золотов, ветеран Великой Отечественной, офицер-миномётчик:
Я сильно опьянел. Помню коварный вопрос Смагина: "Мы одержали большую победу. Так русский народ заслужил, точнее, завоевал себе хорошее будущее, так ведь, Павел Васильевич?" Я на первый вопрос ещё ответил осторожно: "Несомненно, наш народ имеет право на лучшую жизнь, зачем же иначе принимать все мучения было". Я всё больше и больше пьянел. Помню, как сказал, что всё зависит от самого народа: как он пожелает, так и будет жить. Наконец, я потерял осторожность и в открытую стал излагать свою теорию о том, что всё, что с таким большим трудом удалось завоевать нашему народу под руководством Ленина, всё загубил и извратил Сталин. Как я это говорил, уж я не помню, и что приводил в доказательство, тоже не помню.
На другой день приходит ко мне мой хороший товарищ, молодой комбат Кудрявцев, и по секрету мне говорит:
- Что ты говорил вчера, я даже боюсь повторить. Зачем тебе это было говорить? Теперь тебя арестуют.
Я сказал: зачем было нужно меня спаивать и задавать мне провокационные вопросы, и сам себе отвечаю: "Значит, у кого-то была цель спровоцировать меня"...
Я понял, что Смагин был провокатор и сексот...
Ждать пришлось недолго. 6 июня 1945 года я был арестован, а 11 августа свершился скорый суд: военный трибунал осудил меня по статье 58-10 части 2 "Контрреволюционная агитация во время войны" на 8 лет с конфискацией имущества...
Поясню, о чём идёт речь. Золотов стал жертвой грамотно организованной провокации. Дело в том, что Павел Васильевич не раз и не два высказывал своё недовольство советской действительностью, ругал Сталина, колхозы, чекистов и всякое-такое. Понятное дело, рано или поздно такие разговорчики доходили до ушей особиста. А дальнейшее развитие событий зависело от самого особиста. Можно было провести с разговорчивым товарищем воспитательную беседу, строго предупредить его, чтобы не нёс всякую чепуху, да ещё при посторонних. Можно было раскрутить дело и в оконцовке - отчитаться о поимке опасного политического преступника. Тут есть одно "но". Чтобы сделать из того же Золотова политического преступника - мало было его ворчливых реплик. Неодобрительно высказываться о внутренней и внешней политике в СССР не запрещалось. Запрещалась - антисоветская агитация. А роптать во время чтения передовицы в газете - это не тянет на агитацию. И анекдоты про Сталина травить - это ещё не агитация, что бы там Радзинский с Резуном ни заплетали. Чтобы пришить Золотову агитацию, нужно было заставить его развивать свои антисталинские идейки а) обстоятельно и б) при большом стечении народа, желательно - в присутствии младших по званию. Тут и пригодился провокатор Смагин, который технично подпоил Золотова и "развёл" его на антисоветский спич во время многолюдного офицерского застолья.
Понятное дело, оперативники использовали агентов-провокаторов не только в армии, но и в местах лишения свободы. Вот описанный известным русским писателем, практически классиком, пример попытки провокатора вывести арестанта (бывшего профессора Коммунистической Академии) на антисоветские высказывания. Разговор происходит в "столыпинском вагоне", так что если бы бывший профессор "повёлся" и поддержал бы своего разговорчивого попутчика, статья 58-10 была бы ему обеспечена: как же, образованный человек развёл агитацию среди малограмотных зэков - лет 5 минимум, как с куста. На своё счастье, арестант, в отличие от злополучного Золотова, был абсолютно трезв, да и вообще - оказался человеком неглупым и технично "отшил" назойливую "наседку". Итак, сам разговор:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Вам не тесно?
- Да нет, ничего.
- Давно сидите?
- Порядочно.
- Осталось меньше?
- Да почти столько же.
- А смотрите - деревни какие нищие: солома, избы косые.
- Наследие царского режима.
- Ну да и советских лет уже тридцать.
- Исторически ничтожный срок.
- Беда, что колхозники голодают.
- А вы заглядывали во все чугунки?
- Но спросите любого колхозника в нашем купе.
- Все, посаженные в тюрьму, - озлоблены и необъективны.
- Но я сам видел колхозы...
- Значит, нехарактерные.
- Но спросите вы старых людей: при царе они были сыты, одеты и праздников сколько!
- Не буду и спрашивать. Субъективное свойство человеческой памяти: хвалить всё прошедшее. Которая корова пала, та два удоя давала. А праздники наш народ не любит, он любит трудиться.
- А почему во многих городах с хлебом плохо?
- Когда?
- Да и перед самой войной...
- Неправда! Перед войной как раз всё наладилось.
- Слушайте, по всем волжским городам тогда стояли тысячные очереди...
- Какой-нибудь местный незавоз. А скорей всего вам изменяет память.
- Да и сейчас не хватает!
- Бабьи сплетни. У нас 7-8 миллиардов пудов зерна.
- А зерно - перепревшее.
- Напротив, успехи селекции.
- Но во многих магазинах прилавки пустые.
- Неповоротливость на местах.
- Да и цены высоки. Рабочий во многом себе отказывает.
- Наши цены научно обоснованы, как нигде.
- Значит, зарплата низка.
- И зарплата научно обоснована.
- Значит, так обоснована, что рабочий большую часть времени работает на государство бесплатно.
- Вы не разбираетесь в политэкономии. Кто вы по специальности?
- Инженер.
- А я именно экономист. Не спорьте. У нас прибавочная стоимость невозможна даже.
- Но почему раньше отец семейства мог кормить семью один, а теперь должны работать двое-трое?
- Потому что раньше была безработица, жена не могла устроиться. И семья голодала. Кроме того работа жены важна для её равенства.
- Какого ж к чёрту равенства? А на ком все домашние заботы?
- Должен муж помогать.
- А вот вы - помогали жене?
- Я не женат.
- Значит, раньше каждый работал днём, а теперь оба ещё должны работать и вечером. У женщины не остаётся времени на главное: на воспитание детей.
- Совершенно достаточно. Главное воспитание - это детский сад, школа, комсомол.
- Ну, и как они воспитывают? Растут хулиганы, воришки. Девчонки - распущенные.
- Ничего подобного. Наша молодёжь высокоидейна.
- Это - по газетам. Но наши газеты лгут!
- Они гораздо честнее буржуазных. Почитали бы вы буржуазные.
- Дайте почитать!
- Это совершенно излишне.
- И всё-таки наши газеты лгут!
- Они открыто связаны с пролетариатом.
- В результате такого воспитания растёт преступность.
- Наоборот падает. Дайте статистику!
- А почему ещё растёт преступность - законы наши сами рождают преступления. Они свирепы и нелепы.
- Наоборот, прекрасные законы. Лучшие в истории человечества.
- Особенно 58-я статья.
- Без неё наше молодое государство не устояло бы.
- Но оно уже не такое молодое!
- Исторически очень молодое.
- Но оглянитесь, сколько людей сидит!
- Они получили по заслугам.
- А вы?
- Меня посадили ошибочно. Разберутся - выпустят.
- Ошибочно? Каковы ж тогда ваши законы?
- Законы прекрасны, печальны отступления от них.
- Везде - блат, взятки, коррупция.
- Надо усилить коммунистическое воспитание.
Сразу видно: профессор действительно отсидел "порядочно", такую "рыбину" раскручивать - только время терять, так и осталась кумовская мразь без поощрения. Кого и винить? Сама "наседка" и виновата - глуповатая она, без души "работает". Прёт буром, сходу, без прелюдий, в душу лезть даже не пытается. Сразу после "здравствуйте" заводит "до чего коммуняки русскую деревню довели!" Воображаю, как потешался в душе арестант-профессор, когда отбривал оборзевшего провокатора штампами советского агитпропа! А провокатор, ясен-красен, остался недоволен разговором и спустя много лет написал о своём собеседнике: "Он невозмутим. Он говорит языком, не требующим напряжения ума. Спорить с ним - идти по пустыне". Фамилия провокатора была - Солженицын. Фамилия зэка-профессора, которого Александр Исаевич тщетно пытался подвести под статью, науке неизвестна.
Сам Солженицын, понятное дело, не говорит о том, что пытался "раскрутить" собеседника на новый срок. Солженицын пишет, что антисоветские разговоры вёл частенько, но это было просто "шуткой", "забавой", "игрой".
Мне кричат: нечестно! Нечестно! Вы ведите спор с настоящими теоретиками! Из Института Красной Профессуры!
Пожалуйста! Я ли не спорил! А чем же я занимался в тюрьмах? и в этапах? и на пересылках? Сперва я спорил вместе с ними и за них. Но что-то наши аргументики показались мне жидкими. Потом я помалкивал и послушивал. Потом я спорил против них. Да сам Захаров, учитель Маленкова (очень он гордился, что - учитель Маленкова) и тот снисходил до диалога со мной.
И вот что - от всех этих споров остался у меня в голове как будто один спор. Как будто все эти талмудисты вместе - один слившийся человек. Из разу в раз он повторит в том же месте - тот же довод и теми же словами. И так же будет непробиваем - непробиваем, вот их главное качество! Не изобретено ещё бронебойных снарядов против чугуннолобых! Спорить с ними - изнуришься, если заранее не принять, что спор этот - просто игра, забава весёлая.
Ага, Александр Исаевич МНОГО подобных дискуссий устраивал. И в тюрьме, и на этапах, и на пересылках. Это у него "забава" такая была. Помалкивать, послушивать, потом подсаживаться к "талмудистам" и заводить откровенные антисоветские беседы, в которых за каждую фразу корячится года три при добром прокуроре. Видимо, г-н Солженицын был эдаким "экстремалом", ведь, по его же словам, "талмудисты" через одного "стучали":
если вдруг кто-нибудь из старых партийцев, например, Александр Иванович Яшкевич, белорусский цензор, хрипел в углу камеры, что Сталин - никакая не правая рука Ленина, а - собака, и пока он не подохнет - добра не будет, - на такого бросались с кулаками, на такого спешили донести своему следователю!
На Яшкевича - спешили донести, а на Солженицына - почему-то нет. Хотя в одном только процитированном разговоре с бывшим профессором из Комакадемии материала хватило бы на три показательных процесса минимум. А если подобные разговоры вести постоянно... Странное дело, да? Очень везучим человеком был Александр Исаевич. Страна, вроде как, кишит стукачами, стукачи - везде и всюду, это и
та самая милая Анна Фёдоровна, которая по соседству зашла попросить у вас дрожжей и побежала сообщить в условный пункт (может быть в ларёк, может быть в аптеку), что у вас сидит непрописанный приезжий. Это тот самый свойский парень Иван Никифорович, с которым вы выпили по 200 грамм, и он донёс, как вы матерились, что в магазинах ничего не купишь, а начальству отпускают по блату. Вы не знаете сексотов в лицо, и потом удивлены, откуда известно вездесущим органам, что при массовом пении "Песни о Сталине" вы только рот раскрывали, а голоса не тратили? или о том, что вы не были веселы на демонстрации 7 ноября?
То есть ин Совьет Раша лучше было не выёживаться и орать "Песню о Сталине" погромче, чтоб стукач не запалил, что вы халявите. Ин Совьет Раша надо было на демонстрации 7-го ноября изо всех сил улыбаться, даже если зубы болят, чтоб стукач не запалил неуставной кисляк на вашей физиономии. А тут Солженицын, ин Совьет Раша, начинает с незнакомыми людьми разговоры о том, что "советские газеты лгут", "советские законы свирепы и нелепы", "советская молодёжь - хулиганы, воришки и развратники", - и никакого "палева", поболтали и разошлись тихо-мирно. Видимо, Солженицыну в отличие от безымянного собутыльника "свойского парня Ивана Никифоровича", можно было по-зелёной "материться, что в магазинах ничего не купишь"; бывший профессор из Комакадемии - совсем не то, что "свойский парень Иван Никифорович", доносить в ближайший ларёк не побежал. По крайней мере, Александр Исаевич смирно отсидел свою "восьмёру" и ни месячишки сверху ему чекисты не накинули. Другим, вишь, вообще ни за что дополнительные срока лепили (сам Солж так пишет!), а Солженицын как-то сумел "между струйками" проскочить...
О причинах необычайной удачливости почтенного Нобелевского Лауреата - в следующей части наших "Солженицынских чтений".
Да-да, мы начинаем "Солженицынские чтения". Завтра ж у нас праздничная дата: день смерти гнусного лжеца, профессионального провокатора, графомана и выскочки, человека, достойного звания "Позор Русской Литературы", - Александра Исаевича "Надо уметь быстро и в нужный момент плюнуть первым" Солженицына. Эта мразь завернула ласты непростительно поздно - на 90-м году жизни. "К стыду людей, он умер сам", как сказал поэт. Ну, помер и помер, в гроб ему говна лопату, как говорится. Но вот дошли слухи, что столетний юбилей животного (грядёт в 2018-м году) будут ажно на государственном уровне отмечать, как отмечали юбилей Пушкина. Видать, идеологически близок этот ссученный подонок нашим государственным мужам.
На вкус и цвет, как говорится... Ну, внесу и я свою лепту в изучение Наследия г-на Солженицына. Особенности творчества и личности Александра Исаевича отлично разобрал товарищ Бушин в своей замечательной книге "Неизвестный Солженицын". А я разберу избранные отрывки из произведения "Архипелаг ГУЛаг" - те, в которых Светоч описывает, как он свой срок в этих ваших гулагах мотал. Презабавнейшее чтиво, доложу я вам. Рассчитано на эльфов минимум 50-го уровня, которые не то что о зоновской, а и вообще о реальной жизни представления не имеют. Между тем, человеку понимающему очевидно: Солж буквально на каждой странице "палится" и выдаёт свою ссученную, б***скую, кумовскую натуру с головой. Начни он ТАКОЕ в тюремной камере рассказывать - его через пять минут попросили бы за общий стол не присаживаться, через десять минут загнали бы под шконарь, а через пятнадцать минут - раскроили бы башку. Почему и отчего так - жевану в продолжении.
Мы больше с ним молчали,
Такой в тюрьме закон:
Он думал - я "наседка",
А я считал, что он.
М. Танич. "Минин и Пожарский".
Первое время я тусовался в камере ИВС один, а через пару часов ко мне закинули "наседку" - вертлявого паренька кавказской наружности (впрочем, по-русски он говорил чисто и без акцента). Паренёк сходу начал живо интересоваться, что за беда привела меня в ИВС, а потом предложил помощь - хочешь, мол, списаться с подельником, договориться о тактике общения с мусорами? Всего-то и надо было - сплести "коня" (канатик), настроить "дорогу" (межкамерную связь) с соседями и тусануть письмецо. Причём "дорогу" мой сокамерник брал на себя, даже был готов пожертвовать свои тёплые, шерстяные носки для канатика. А на улице-то стоял февраль! Экая щедрость. Ну, почему бы и не воспользоваться ею? Пока паренёк распускал свои носки и плёл из ниток канатик, я уединился в углу, написал несколько строк на четвертушке тетрадного листа (и бумагу, и ручку также предоставил сокамерник - добрейшей души человек! ;) ), старательно закрывая написанное рукой. Впрочем, моего нового друга такая недоверчивость не оскорбила. Я сложил бумажку, завернул её в целлофан с пачки сигарет и тщательно запечатал. А потом - отдал пареньку. Конечно же, "коня" (канатик) оборвали, как только записка оказалась за окном камеры. И конечно же записка попала в руки опера. Впрочем, текста в "маляве" было немного - только старая зоновская присказка: "Кто е***ся в дождь и в грязь? Это наша оперчасть!" А вот реши я и вправду обсуждать в "маляве" разные моменты своей противоправной деятельности - случилась бы беда. Для меня и моего подельника беда, разумеется. А для опера и "наседки" - радость, ликование, поощрения и прочие хорошие штуки. Моё счастье, что и опер, и "наседка" были, видимо, людьми довольно бесхитростными. Да и опыт общения с оперской агентурой у меня уже имелся. Поэтому "прокладка" не удалась. К слову, "наседке", подсаженной к моему подельнику, пришлось совсем плохо. Подельник объявил стукачу, что попал в ИВС за мелкую кражу, а стукач (сориентированный опером, что придется иметь дело с рекетиром) имел глупость удивиться: "А разве ты не за вымогалово заехал?" Этой фразой он, понятно, сам себя изобличил и был вынужден "ломиться" из камеры с криками "Помогите! Хулиганы зрения лишают!"
Стукачей и провокаторов опера используют с незапамятных времён. Вот вспоминает Павел Васильевич Золотов, ветеран Великой Отечественной, офицер-миномётчик:
Я сильно опьянел. Помню коварный вопрос Смагина: "Мы одержали большую победу. Так русский народ заслужил, точнее, завоевал себе хорошее будущее, так ведь, Павел Васильевич?" Я на первый вопрос ещё ответил осторожно: "Несомненно, наш народ имеет право на лучшую жизнь, зачем же иначе принимать все мучения было". Я всё больше и больше пьянел. Помню, как сказал, что всё зависит от самого народа: как он пожелает, так и будет жить. Наконец, я потерял осторожность и в открытую стал излагать свою теорию о том, что всё, что с таким большим трудом удалось завоевать нашему народу под руководством Ленина, всё загубил и извратил Сталин. Как я это говорил, уж я не помню, и что приводил в доказательство, тоже не помню.
На другой день приходит ко мне мой хороший товарищ, молодой комбат Кудрявцев, и по секрету мне говорит:
- Что ты говорил вчера, я даже боюсь повторить. Зачем тебе это было говорить? Теперь тебя арестуют.
Я сказал: зачем было нужно меня спаивать и задавать мне провокационные вопросы, и сам себе отвечаю: "Значит, у кого-то была цель спровоцировать меня"...
Я понял, что Смагин был провокатор и сексот...
Ждать пришлось недолго. 6 июня 1945 года я был арестован, а 11 августа свершился скорый суд: военный трибунал осудил меня по статье 58-10 части 2 "Контрреволюционная агитация во время войны" на 8 лет с конфискацией имущества...
Поясню, о чём идёт речь. Золотов стал жертвой грамотно организованной провокации. Дело в том, что Павел Васильевич не раз и не два высказывал своё недовольство советской действительностью, ругал Сталина, колхозы, чекистов и всякое-такое. Понятное дело, рано или поздно такие разговорчики доходили до ушей особиста. А дальнейшее развитие событий зависело от самого особиста. Можно было провести с разговорчивым товарищем воспитательную беседу, строго предупредить его, чтобы не нёс всякую чепуху, да ещё при посторонних. Можно было раскрутить дело и в оконцовке - отчитаться о поимке опасного политического преступника. Тут есть одно "но". Чтобы сделать из того же Золотова политического преступника - мало было его ворчливых реплик. Неодобрительно высказываться о внутренней и внешней политике в СССР не запрещалось. Запрещалась - антисоветская агитация. А роптать во время чтения передовицы в газете - это не тянет на агитацию. И анекдоты про Сталина травить - это ещё не агитация, что бы там Радзинский с Резуном ни заплетали. Чтобы пришить Золотову агитацию, нужно было заставить его развивать свои антисталинские идейки а) обстоятельно и б) при большом стечении народа, желательно - в присутствии младших по званию. Тут и пригодился провокатор Смагин, который технично подпоил Золотова и "развёл" его на антисоветский спич во время многолюдного офицерского застолья.
Понятное дело, оперативники использовали агентов-провокаторов не только в армии, но и в местах лишения свободы. Вот описанный известным русским писателем, практически классиком, пример попытки провокатора вывести арестанта (бывшего профессора Коммунистической Академии) на антисоветские высказывания. Разговор происходит в "столыпинском вагоне", так что если бы бывший профессор "повёлся" и поддержал бы своего разговорчивого попутчика, статья 58-10 была бы ему обеспечена: как же, образованный человек развёл агитацию среди малограмотных зэков - лет 5 минимум, как с куста. На своё счастье, арестант, в отличие от злополучного Золотова, был абсолютно трезв, да и вообще - оказался человеком неглупым и технично "отшил" назойливую "наседку". Итак, сам разговор:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Вам не тесно?
- Да нет, ничего.
- Давно сидите?
- Порядочно.
- Осталось меньше?
- Да почти столько же.
- А смотрите - деревни какие нищие: солома, избы косые.
- Наследие царского режима.
- Ну да и советских лет уже тридцать.
- Исторически ничтожный срок.
- Беда, что колхозники голодают.
- А вы заглядывали во все чугунки?
- Но спросите любого колхозника в нашем купе.
- Все, посаженные в тюрьму, - озлоблены и необъективны.
- Но я сам видел колхозы...
- Значит, нехарактерные.
- Но спросите вы старых людей: при царе они были сыты, одеты и праздников сколько!
- Не буду и спрашивать. Субъективное свойство человеческой памяти: хвалить всё прошедшее. Которая корова пала, та два удоя давала. А праздники наш народ не любит, он любит трудиться.
- А почему во многих городах с хлебом плохо?
- Когда?
- Да и перед самой войной...
- Неправда! Перед войной как раз всё наладилось.
- Слушайте, по всем волжским городам тогда стояли тысячные очереди...
- Какой-нибудь местный незавоз. А скорей всего вам изменяет память.
- Да и сейчас не хватает!
- Бабьи сплетни. У нас 7-8 миллиардов пудов зерна.
- А зерно - перепревшее.
- Напротив, успехи селекции.
- Но во многих магазинах прилавки пустые.
- Неповоротливость на местах.
- Да и цены высоки. Рабочий во многом себе отказывает.
- Наши цены научно обоснованы, как нигде.
- Значит, зарплата низка.
- И зарплата научно обоснована.
- Значит, так обоснована, что рабочий большую часть времени работает на государство бесплатно.
- Вы не разбираетесь в политэкономии. Кто вы по специальности?
- Инженер.
- А я именно экономист. Не спорьте. У нас прибавочная стоимость невозможна даже.
- Но почему раньше отец семейства мог кормить семью один, а теперь должны работать двое-трое?
- Потому что раньше была безработица, жена не могла устроиться. И семья голодала. Кроме того работа жены важна для её равенства.
- Какого ж к чёрту равенства? А на ком все домашние заботы?
- Должен муж помогать.
- А вот вы - помогали жене?
- Я не женат.
- Значит, раньше каждый работал днём, а теперь оба ещё должны работать и вечером. У женщины не остаётся времени на главное: на воспитание детей.
- Совершенно достаточно. Главное воспитание - это детский сад, школа, комсомол.
- Ну, и как они воспитывают? Растут хулиганы, воришки. Девчонки - распущенные.
- Ничего подобного. Наша молодёжь высокоидейна.
- Это - по газетам. Но наши газеты лгут!
- Они гораздо честнее буржуазных. Почитали бы вы буржуазные.
- Дайте почитать!
- Это совершенно излишне.
- И всё-таки наши газеты лгут!
- Они открыто связаны с пролетариатом.
- В результате такого воспитания растёт преступность.
- Наоборот падает. Дайте статистику!
- А почему ещё растёт преступность - законы наши сами рождают преступления. Они свирепы и нелепы.
- Наоборот, прекрасные законы. Лучшие в истории человечества.
- Особенно 58-я статья.
- Без неё наше молодое государство не устояло бы.
- Но оно уже не такое молодое!
- Исторически очень молодое.
- Но оглянитесь, сколько людей сидит!
- Они получили по заслугам.
- А вы?
- Меня посадили ошибочно. Разберутся - выпустят.
- Ошибочно? Каковы ж тогда ваши законы?
- Законы прекрасны, печальны отступления от них.
- Везде - блат, взятки, коррупция.
- Надо усилить коммунистическое воспитание.
Сразу видно: профессор действительно отсидел "порядочно", такую "рыбину" раскручивать - только время терять, так и осталась кумовская мразь без поощрения. Кого и винить? Сама "наседка" и виновата - глуповатая она, без души "работает". Прёт буром, сходу, без прелюдий, в душу лезть даже не пытается. Сразу после "здравствуйте" заводит "до чего коммуняки русскую деревню довели!" Воображаю, как потешался в душе арестант-профессор, когда отбривал оборзевшего провокатора штампами советского агитпропа! А провокатор, ясен-красен, остался недоволен разговором и спустя много лет написал о своём собеседнике: "Он невозмутим. Он говорит языком, не требующим напряжения ума. Спорить с ним - идти по пустыне". Фамилия провокатора была - Солженицын. Фамилия зэка-профессора, которого Александр Исаевич тщетно пытался подвести под статью, науке неизвестна.
Сам Солженицын, понятное дело, не говорит о том, что пытался "раскрутить" собеседника на новый срок. Солженицын пишет, что антисоветские разговоры вёл частенько, но это было просто "шуткой", "забавой", "игрой".
Мне кричат: нечестно! Нечестно! Вы ведите спор с настоящими теоретиками! Из Института Красной Профессуры!
Пожалуйста! Я ли не спорил! А чем же я занимался в тюрьмах? и в этапах? и на пересылках? Сперва я спорил вместе с ними и за них. Но что-то наши аргументики показались мне жидкими. Потом я помалкивал и послушивал. Потом я спорил против них. Да сам Захаров, учитель Маленкова (очень он гордился, что - учитель Маленкова) и тот снисходил до диалога со мной.
И вот что - от всех этих споров остался у меня в голове как будто один спор. Как будто все эти талмудисты вместе - один слившийся человек. Из разу в раз он повторит в том же месте - тот же довод и теми же словами. И так же будет непробиваем - непробиваем, вот их главное качество! Не изобретено ещё бронебойных снарядов против чугуннолобых! Спорить с ними - изнуришься, если заранее не принять, что спор этот - просто игра, забава весёлая.
Ага, Александр Исаевич МНОГО подобных дискуссий устраивал. И в тюрьме, и на этапах, и на пересылках. Это у него "забава" такая была. Помалкивать, послушивать, потом подсаживаться к "талмудистам" и заводить откровенные антисоветские беседы, в которых за каждую фразу корячится года три при добром прокуроре. Видимо, г-н Солженицын был эдаким "экстремалом", ведь, по его же словам, "талмудисты" через одного "стучали":
если вдруг кто-нибудь из старых партийцев, например, Александр Иванович Яшкевич, белорусский цензор, хрипел в углу камеры, что Сталин - никакая не правая рука Ленина, а - собака, и пока он не подохнет - добра не будет, - на такого бросались с кулаками, на такого спешили донести своему следователю!
На Яшкевича - спешили донести, а на Солженицына - почему-то нет. Хотя в одном только процитированном разговоре с бывшим профессором из Комакадемии материала хватило бы на три показательных процесса минимум. А если подобные разговоры вести постоянно... Странное дело, да? Очень везучим человеком был Александр Исаевич. Страна, вроде как, кишит стукачами, стукачи - везде и всюду, это и
та самая милая Анна Фёдоровна, которая по соседству зашла попросить у вас дрожжей и побежала сообщить в условный пункт (может быть в ларёк, может быть в аптеку), что у вас сидит непрописанный приезжий. Это тот самый свойский парень Иван Никифорович, с которым вы выпили по 200 грамм, и он донёс, как вы матерились, что в магазинах ничего не купишь, а начальству отпускают по блату. Вы не знаете сексотов в лицо, и потом удивлены, откуда известно вездесущим органам, что при массовом пении "Песни о Сталине" вы только рот раскрывали, а голоса не тратили? или о том, что вы не были веселы на демонстрации 7 ноября?
То есть ин Совьет Раша лучше было не выёживаться и орать "Песню о Сталине" погромче, чтоб стукач не запалил, что вы халявите. Ин Совьет Раша надо было на демонстрации 7-го ноября изо всех сил улыбаться, даже если зубы болят, чтоб стукач не запалил неуставной кисляк на вашей физиономии. А тут Солженицын, ин Совьет Раша, начинает с незнакомыми людьми разговоры о том, что "советские газеты лгут", "советские законы свирепы и нелепы", "советская молодёжь - хулиганы, воришки и развратники", - и никакого "палева", поболтали и разошлись тихо-мирно. Видимо, Солженицыну в отличие от безымянного собутыльника "свойского парня Ивана Никифоровича", можно было по-зелёной "материться, что в магазинах ничего не купишь"; бывший профессор из Комакадемии - совсем не то, что "свойский парень Иван Никифорович", доносить в ближайший ларёк не побежал. По крайней мере, Александр Исаевич смирно отсидел свою "восьмёру" и ни месячишки сверху ему чекисты не накинули. Другим, вишь, вообще ни за что дополнительные срока лепили (сам Солж так пишет!), а Солженицын как-то сумел "между струйками" проскочить...
О причинах необычайной удачливости почтенного Нобелевского Лауреата - в следующей части наших "Солженицынских чтений".
Да-да, мы начинаем "Солженицынские чтения". Завтра ж у нас праздничная дата: день смерти гнусного лжеца, профессионального провокатора, графомана и выскочки, человека, достойного звания "Позор Русской Литературы", - Александра Исаевича "Надо уметь быстро и в нужный момент плюнуть первым" Солженицына. Эта мразь завернула ласты непростительно поздно - на 90-м году жизни. "К стыду людей, он умер сам", как сказал поэт. Ну, помер и помер, в гроб ему говна лопату, как говорится. Но вот дошли слухи, что столетний юбилей животного (грядёт в 2018-м году) будут ажно на государственном уровне отмечать, как отмечали юбилей Пушкина. Видать, идеологически близок этот ссученный подонок нашим государственным мужам.
На вкус и цвет, как говорится... Ну, внесу и я свою лепту в изучение Наследия г-на Солженицына. Особенности творчества и личности Александра Исаевича отлично разобрал товарищ Бушин в своей замечательной книге "Неизвестный Солженицын". А я разберу избранные отрывки из произведения "Архипелаг ГУЛаг" - те, в которых Светоч описывает, как он свой срок в этих ваших гулагах мотал. Презабавнейшее чтиво, доложу я вам. Рассчитано на эльфов минимум 50-го уровня, которые не то что о зоновской, а и вообще о реальной жизни представления не имеют. Между тем, человеку понимающему очевидно: Солж буквально на каждой странице "палится" и выдаёт свою ссученную, б***скую, кумовскую натуру с головой. Начни он ТАКОЕ в тюремной камере рассказывать - его через пять минут попросили бы за общий стол не присаживаться, через десять минут загнали бы под шконарь, а через пятнадцать минут - раскроили бы башку. Почему и отчего так - жевану в продолжении.