Кое-что личное, о Малике и не только
После того как Шеол выложил ряд постов о своём знакомстве с Маликом (оглавление вот здесь), на меня накатило желание перечитать хроники, то есть дневниковые записи, относящиеся к тому периоду - ведь Шеол описывает лишь некоторые, весьма выборочные моменты, а мне страшно захотелось погрузиться во всё целиком. Я схватился за свои тетради и ушёл с головой: имена, лица, события, каждый час что-то новое, некоторых людей и ситуации даже вспомнить сходу не могу, приходится листать взад-вперёд, пока мозги встанут на место… Почитав полдня, понял, что больше не в силах, впечатления слишком сильные и обильные - а вот зато вербализовать воспоминания-ощущения мне просто до зарезу надо. Пусть хотя бы в нескольких словах - но сформулирую и напишу! Начал писать, по ходу снова читать, ещё писать, ещё читать… - короче, решил никаких задач себе не ставить, что напишется - то и напишется. Так что вот - что написал то написал, кому интересно - читайте.
Не буду пересказывать деталей сюжета, их можно видеть у Шеола; расскажу лишь о некоторых личных впечатлениях.
Итак, это было начало мая 08 по ЧМ - по счёту Земли-здешней ноябрь 2004, почти десять здешних лет назад.
Когда Шеол сказал, что Малик захотел выйти в человеческом теле, я страшно обрадовался, потому что, конечно, об этом мечтал - но был почти уверен, что Ледяной Злыдень ни за что не согласится: всё-таки там на дне он почти полновластен, а здесь на суше ему всё в новинку, и хозяева тут мы. Мне ужасно хотелось пообщаться, даже просто посмотреть как он делает _фсё_ - а заглянуть к нему на дно хотя бы вместе с Шеолом я на том этапе ни за что бы не решился. Страх перед Суперсистемой, перед виртуальным общением был ещё слишком велик.
Почему мне так хотелось познакомиться с Маликом? - тому много причин. Во-первых, мы уже были наслышаны, уже общались с его роднёй и с пострадавшими от него, во-вторых - новый-незнакомый злодей, жутко интересно, я же злодеев страсть как люблю:) - ну и, помимо всего прочего, мне не терпелось увидеть чувака, в которого мой Шеол так стремительно и так круто втрескался.
Когда Шеол вырубился - отключил все свои человеческие тела и полностью ушёл в контакт с Маликом - я даже не успел испугаться за него всерьёз, ибо очень доверял его силе, но таки взволновался: раньше такого с Шеолом не бывало. В моменты особых переживаний он мог распрощаться и покинуть все компании, кроме той, где оные переживания протекали - но это всегда бывало, ткскть, корректное закрытие программ, а не экстремальное отключение. Поэтому я вполне понимал, что между Шеолом и Злыднем произошло нечто из ряда вон выходящее, да и сам Шеольчик не скрывал, что это так - в общем, короче говоря, выхода Малика на сушу я ожидал затаив дыхание.
В пореаловом общении с Маликом я пережил, как мне кажется, нечто отчасти подобное тому, что пережил в виртуальном общении с ним Шеол - конечно, потрясение было не таким сильным, ибо ментал из меня фиговый, но всё же я тоже видел и чувствовал намного более того, о чём говорилось словами. Малик выдавал вслух какой-нибудь один период, одну фразу - а на меня обрушивались многотонные валы картин, скрученных, рваных, перетекающих друг в друга, осмысление которых наступало иной раз на другой день, а то и ещё позже.
Малик был целостной громадой эмоций, он выдавал эмоции всем собой - ведь он впервые осваивал владение человеческим телом, всё было новое, всё работало в полную силу. Освоение нового тела вообще всегда приносит ни с чем не сравнимые переживания - мы с выходящими на сушу глобами говорили об этом много раз, вспоминая и приход на Землю Алестры неарийцев, и стремительное рождение Организации Троек, и другие мистерии облечения-во-плоть. Это всегда радость, незамутнённая радость, ликование - несмотря на всю боль, которая осталась за спиной, и даже наоборот: совершенно особое счастье, свидетельствующее о том, что возрождённые имеют не забытый ещё опыт жизни в других телах - восторг исцеления от болезни, восторг перехода от бессилия к силе, от угасающих чувств - к полноте биения жизни в теле.
Итак, наш Малик весь был громадой эмоций, эмоции хлестали вовне - тайфун, смерч, вздыбленные валы, водопады! - то грозный и важный, то вдохновенный, то испуганный; то любопытствовал, то отчаянно веселился, то каменел. Меня отдельно завораживало его сходство с Генералом, с родным-любимым нашим Генералом Аттисом - это сходство то высвечивало, то гасло, словно Малик был близким родственником его, братом-близнецом - с другой, но отчасти рифмующейся, судьбой. Они ведь и в самом деле связаны, Малика можно считать одним из родителей Генерала, и эта связь много значит в истории и сюжетах - при этом сознательным образом они не общались, хотя ментально пересекались, зацеплялись, "запутывались головами"; вдобавок и тот, и другой были весьма сильно связаны с Вензелем (точнее, с обоими Вензелями), так что в этих анфиладах голов гуляли ой какие вьюги. Забавно, что с моего ракурса ситуация выглядела: "поди-ка ты как наш Малик похож на нашего Генерала!" - хотя было вполне понятно, что это двухсотлетний Генерал напоминает одиннадцатитысячелетнего Малика, а вовсе не наоборот:)
И Малик, и Генерал - действительно потрясающие художники: развешанные ими в пространстве картины поражают воображение даже когда понимаешь, как далеко нарисованное от реальности. Всегда зацепляет, ранит, будоражит - не одним, так другим. Когда мы со Старшим (моим напарником, про которого повесть "Вдвоём хоть в пекло") оживили Генерала, он поначалу был убеждён, что мы - его внуки, парочка близнецов Боб и Брюл, которые жили с ним на последнем этапе и во время конфликта его убили - и не только строго требовал, чтобы мы прекратили баловаться и приняли свой истинный вид, но и норовил изменить очертания нашего со Старшим кабинета, "превратить" его в ту комнату, в которой умер. Реального преобразования материи при этом не происходило, но внешние формы таки сильно плыли - мы успели полюбоваться на последнее обиталище Генерала, хотя не больно-то этого хотели. Подобные штуки проделывал время от времени и Малик - со словами и без слов, просто накрывающей волной. Один раз он чудовищно испугался, увидев большущий горшок с едой, который прикатили нам на тележке - замер буквально остекленев, и на всех нас рухнуло отчаяние беспомощного существа, которое загружают в горшок и помещают в полыхающую печь. Занятно, что при этом он, как выяснилось позже, ещё не вспомнил свой детский опыт попадания в сосуд горшечника - это воспоминание было так ужасно, что он старался не прикасаться к нему, хранил у Фриды, и оно выплыло лишь некоторое время спустя. В реальности, конечно, никто малолетнего Злыдня испечь не пытался: это он сам, позавидовав ребятам из семейства Анастаса, спокон века работающим с горшечниками, позволил себя поймать и загрузить в сосуд, и горшечники обращались с ним как подобает (вагантов держат в сосудах, чтобы они модифицировали их, изменяли свойства в нужную сторону; каждый такой сосуд может потом служить хранилищем информации, основой для создания компьютера) - однако для Малика условия оказались непереносимыми: было чудовищно тесно и жарко, а окружающие сосуд люди как бы "столпились у него в голове", топчась и галдя. Ему казалось, что его уже тащат на огонь, он впал в истерику, умолял о пощаде - его ещё и не сразу отпустили в океан, недоумевая, что юному господину не по душе. Когда Малик уставился на горшок с завтраком в нашей столовой, мы не то чтобы увидели всю вышеописанную картину в подробностях, это был супер-скрученный моток - но зашкал эмоций оказался будьте-нате.
Выйдя в человеческом теле, Малик поначалу был зажат, однако вскорости начал активно общаться - пробовал новое, расспрашивал, рассказывал, хвастался. Шеол постоянно пребывал около, и было очень интересно наблюдать, как они взаимодействуют; не знаю, как сказать - что-нибудь вроде "пространно" или "объёмно":) Шеол говорил вслух немного, присутствовал "латерально", "как бы сбоку" - но полувзгляды, которыми они с Маликом обменивались, позволяли представить, что в это же самое время они насыщенно общаются во дворце Ледяного Бога, может быть даже производят ряд разнообразных действий одновременно. Следует отметить, что на том этапе Малик болел, его подводное тело подвергалось изнурительной перестройке, он то и дело начинал бредить - и концентрация сознания на человеческом теле, как мне кажется, помогала ему не впасть в бессознанку и кошмары целиком.
Я был то в диком восторге от Малика, то отчаянно злился, что он не понимает простых вещей; то меня умиляло в нём буквально всё - то я зверел и начинал наезжать, причём и по серьёзным вещам, и по ерунде. В какой-то момент меня переклинило, что Малик всюду норовит оставлять не выключенной воду в кранах - наверно, ему просто нравилось, как струйка течёт - я отругал его и велел переучиваться, типа, нефиг, у нас так не положено! Малик беспомощно пробормотал "жалко воды вам, что ли!.." - но таки действительно стал переучиваться, а мне потом так жалко было его, так стыдно - как ребёнок же, в самом деле, жалко что ли воды?! - а хоть бы даже и жалко, ну пусть кто-нибудь выключил бы её за ним, тоже мне катастрофа. Хочется надеяться, что утешение Малику приносили тогда фонтанчики: там, где мы с ним проводили время, было много небольших фонтанчиков, и для красоты и для питья.
Счастье, что тогдашнее наше общение было пореаловым, а не виртуальным-сетевым - в сетевом общении Земли-здешней, к примеру, не видишь лица собеседника, и можно такого наговорить, прежде чем остановишься-ужаснёшься - ооох!.. Кто рубился со мной в сетевых дискуссиях - знает, о чём я. Когда лицо собеседника перед тобой, всё-таки легче успеть сделать разворот у пропасти хотя бы на двух колёсах - и нас с Маликом это неоднократно выручало.
Однажды мы сидели узким кругом, обсуждали мыслительные процессы у ОГ, вопросы построения личности, говорили об отношениях родителей и детей, о свободе; в какой-то момент Малика, видно, скрутило, он заявил, что не верит ни одному слову - я рассердился и резко выразился в том смысле, что тогда и разговаривать смысла нет! - Малик аж помертвел, лицо закаменело - и я, чуть только не визжа от ужаса, быстро принялся объяснять, что нет, нет, да нет же! - я не к тому, чтобы не разговаривать, я к тому, что если мы хотим разговаривать осмысленно, то надо друг другу доверять хотя бы как собеседникам - вот, я же ему верю, доверяю, что ему и правда хочется понять!.. Постепенно Малик начал вновь шевелиться, заговорил - стал объяснять, что смертельно болен, что болезнь, как он полагает, коренится в его мыслительных процессах, и что он добровольно выбрался на сушу в надежде на исцеление, хотя опасается, что шансов очень мало: чёрная субстанция не ушла, а затаилась в закоулках его сознания. Тогда мы стали звать его к морякам "Карнута" - чтобы он мог посмотреть на людей, которые в своё время погибли из-за черноты, которую он на них обрушил, но теперь смогли не только преодолеть её, но и отделить её от себя. Они сумели разобраться в том, что случилось тогда - осознали, в чём были виноваты сами, что было продолжением их собственной неправоты - а что безумием, которому они поддались из-за психического давления Малика. Мы уверяли его, что ему станет легче, если он увидит это, если он сможет вступить с этими людьми в нормальное общение; Малик поверил, рискнул, и мы совершили небольшое плавание на "Карнуте" - этот эпизод как раз описывает у себя Шеол.
Бывали и другие тяжёлые моменты - притом иногда было вполне понятно, что происходит, а иногда совсем нет. Естественно, чем больше общались, тем легче становилось друг друга понимать, а поначалу было трудновато. В какой-то из первых дней общения Малик вдруг дико испугался, воскликнул даже "вы меня поймали!" - потом вроде бы успокоился, но мы остались в некотором недоумении; подоплёку сего эпизода мы узнали лишь позже, в доверительном общении. Малик объяснил, что ему вдруг показалось, что его обманули, предали, и сейчас произойдёт то самое, чего он отчаянно боится уже долгое время - то самое, в чём он когда-то принимал участие. Малик поведал, что на пару с Мельником Артигемоном заманил и погубил поочерёдно четырёх человек; все они были служители разных культов, каждый из них был виновен в смерти своего собственного ребёнка, о чём было известно Мельнику - и Мельник предложил Малику интересную игру. Пусть Малик обратится к каждому из этих людей голосом его бога, призовёт каждого из них в потайное святилище, устроенное Мельником в пещере - а там Мельник с Маликом посмеются над ними и принесут их в жертву, накажут злодеев за детоубийство и присвоят себе их силу. Игра и впрямь оказалась захватывающей, эмоции хлестали через край, но последний из принесённых в жертву произнёс проклятие, причём проклял и Мельника с Маликом, и их потомство - после чего они оба стали этой пещеры побаиваться, игру забросили, а Малик постарался и вовсе выкинуть всё это из головы, но полностью выкинуть не получалось. У Мельника и в самом деле погиб любимый сын, в семействе Малика и до того бывали неприятности, вдобавок страх оказаться точно так же заманенным и преданным время от времени начинал терзать Малика, вылезая в сомнительных ситуациях - вот как у нас. Тогда, у нас, Малик сумел успокоить себя лишь тем, что сказал себе - "нет, нет, это совсем не то! - эти люди просто хотят проводить эксперименты по лечению, и я нужен им как выздоравливающий, а не чтобы рассечь меня на куски и съесть". Прекратить панику ему удалось, но поделился с нами этим переживанием он только несколько дней спустя.
Тема экспериментов вообще была в наших с Маликом разговорах весьма болезненной. С одной стороны было ясно, что он и правда учёный, ему и впрямь интересно понять, как протекают те или иные процессы - а с другой стороны лично меня бесило, когда он начинал вещать о науке и научном интересе при том что было очевидно, что ему просто _нравится_ что-то с кем-то проделывать - и это ничуть не более "высокое" чувство, чем переживания пацанов на пустыре, привязывающих банку к кошачьему хвосту: "потыкать чтобы посмотреть как дёргается". Поэтому я не упускал случая показать Малику, что с научной точки зрения он несёт околесицу, и зажимал его при этом достаточно больно - нуачё, пусть понимает, как оно на самом деле обстоит!.. Скажем, относительно того же "Карнута" эксперимент получился чисто липовый - Малик безмятежно не брал в толк, что выживаемость прямо зависит от психического состояния, а психическое состояние моряков под конец плавания было такое, что ещё чуть-чуть - и они бы передохли безо всякого крушения. При этом наш горе-учёный, как выяснилось, вовсе не стремился целевым образом сводить экипаж с ума: он просто день и ночь пялился на них, привычно "раздувая эмоции" и наслаждаясь "приключениями" - не понимая, насколько всё происходящее перед его глазами далеко от нормы, насколько эти люди истощены, лишены ресурса. Учёный, блин, мочёный, блин!.. Можно представить себе качество исследований, которые проводятся с такими ошибками. Ей же ей, это как в притче о том, что тараканы слышат ногами: оторви таракану ножки, и он не побежит, когда ты постучишь по столу - стало быть, не слышит!
Разок у нас с Маликом вышла зацепка прямо на конференции - кстати, на конференциях и рабочих совещаниях он выступал изумительно, и с заранее подготовленными докладами, и экспромтом, по ходу; зацепка та получилась из-за того, что Малика опять повело - он стал вещать о значении изучения влияния запредельно низких температур, после столкновения с которыми существо заведомо не выживает, о том, что сознание таких существ входит в особую фазу, становится специфически открытым и так далее - меня скрутило, и я полез в дискуссию. Не, ну я ж не спорю, значение изучения, особая фаза, трали-вали, всё это может иметь прямое отношение к темам превращения существ в приборы и обратно, перехода живого в неживое, переброски в суперсистему, в конце концов даже миниатюризации, изнанки и тэ дэ и тэ пэ - я о другом: за каким фигом он говорит о науке там, где его просто завораживает смотреть на угасание сознания замерзающего, ловить последние волнующие смертника образы? Какого хрена прикрывает научно-теоретическими обоснованиями свои невинные, блин, младенческие, блин, эротические, блин, увлечения?!.. Не помню уже, чего я тогда наговорил, потому что я возражал абсолютно по всем пунктам, по делу и не по делу - присутствующим быстро стало всё ясно, и они принялись рьяно защищать Малика, который возвышался над кафедрой совершенно несчастный. Коллеги сделали всё, чтобы превратить инцидент в шутку, объявили перерыв, и мы с Маликом пошли в туалет объясняться - я держал его за руку и просил прощения, он тоже был в чувствах - говорил, мол, это всё так странно, так удивительно! - мол, за последний день уже несколько близких людей попросили у него прощения - может быть, это нужно для того, чтобы он сам тоже научился просить прощения? - ох и хорошо нам было с ним тогда, так больно, но так хорошо!.. Кстати говоря, опыт ментальной "сцепки" с замораживаемыми Малику по ходу наших разработок весьма пригодился - ему быстро удавалось поймать контакт с новооживлёнными из замороженных и плавно, без сучка без задоринки, выводить их в норму. До подключения к делу Малика это получалось совсем не так легко.
С Маликом вместе вообще многое получалось куда интереснее, чем без него - конечно же, каждый новый друг привносит в общие дела и забавы свою прелесть, но с Маликом всё было как-то по особенному клёво. В нём кипело и фонтанировало то что представляется несовместимым - любопытство и занудство, трусость и искренность, бесчувствие и восторг; в затруднительном положении он легко впадал в ступор, из которого мог выплеснуться страстным монологом - и актёрской рисовкой, и беспощадно-честной открытостью.
Как с ним здорово было всё делать и во всё играть! Всевозможные "а теперь давай…", превращающие обыденное действие в приключение, Малик принимал близко к сердцу, как дитя; даже когда сперва ворчал, мол, "это ещё зачем?" - не отмахивался от наших "вот увидишь, будет здорово, потому что…", а позволял себя увлечь, и затем всё более охотно увлекался сам. Мы с ним тогда много участвовали в акциях - акция есть специфический способ сформировать новое тело, чаще всего для оживляемого или же для живого, у которого нету подходящего для физической жизни тела, например, для какого-нибудь обитателя суперсистемы; в акции обычно участвует много разных существ, носителей больших сил, и все вместе образуют нечто вроде единого рождающего лона. В первый раз Малик воспринял приглашение поучаствовать недоверчиво - "акция-дуракция, мол, развлечение для дурачков!", спросил - мол, а не боитесь вы, что из-за меня ничего не получится? - и страшно удивился предложению петь вместе со всеми, но таки запел, сперва сквозь зубы, но вскоре увлёкся; когда всё получилось, Малик сразу же подошёл поближе рассмотреть новооживлённого, от любопытства буквально открывши рот - но потом всё равно бурчал, мол, я ещё разберусь, кто это заставил меня петь, я петь вовсе даже не собирался!.. - однако когда замаячила перспектива следующей акции, охотно пошёл.
С одной стороны, Малик давно привык держаться того, что взрослому пристало быть солидным и деловым, с другой - тосковал по играм и забавам; забавляться в компаниях "порядочных-добродетельных" глобов ему не позволял статус "записного злодея" - поэтому наши злодейские родственники-артигемоны легко могли раскрутить его на любую комбинацию, поданную под соусом "делового предложения" либо "занятной игры". Когда мы с Маликом стали вместе разбираться в том, чего они своей развесёлой компанией успели навертеть, он поначалу всякий раз впадал в прострацию, узнавая подоплёку, а потом уже только вздыхал - мол, ну конечно, вот опять!.. - и вместе с тем по большому счёту никого из своих приятелей не винил (хотя спокойно мог бы - ведь их самих среди нас ещё не было:)) У него были давние и серьёзные отношения и с Мельником, и с Вензелем - при этом он преспокойно считал близнецов-Вензелей за одного, не различал их, а зря: они таки относились к нему по-разному - правда, умудрялись время от времени меняться позициями по данному вопросу:) Малик полагал, что с Вензелем у него скорее деловые отношения, а с Мельником - скорее любовные, и питал к Мельнику слабость за то что тот несомненно "более игрив" - однако не завёл ребёнка ни от того, ни от другого: отчасти не собрался, отчасти опасался. Винил себя за то, что поддержал Мельника в стремлении "развоплотиться" и полностью уйти в Суперсистему - Малику интересно было, что получится, но впоследствии он видел, что Мельник угодил там в ловушку и страдает, а сделать с этим уже ничего не мог. Ошевник тоже вот был ещё, да!.. - Малик считал его за доверенное лицо так примерно Мельника и Вензеля одновременно, и оно не без того - хотя чаще бывало наоборот: и Мельник, и оба Вензеля нередко обращались к Малику под видом Ошевника и передавали поручения "как бы друг от друга", так что получался сплошной маскарад. Короче говоря, много интересного мы узнали про всех этих клёвых ребят от Малика, слушали его во все уши - никаких Мельника-Вензеля-Ошевника среди нас ещё не было, пока даже и близко не предполагалось - но волновались мы уже заранее, очень и очень. Шутили-веселились так, как будто они уже тут:) Помню, как Ворон будил нас, изображая объявление по ментальной связи, сложив ладони трубой: "Внимание, внимание, говорит Мельник! Завтра наступает понедельник! - Внимание, внимание, говорит Вензель! Мельник всё врёт, будет всё наоборот: не понедельник, а вторник, и не завтра, а послезавтра!"
Как потрясающе Малик рассказывал о древности! - он же реально помнил эпоху Отбытия Богов и живописал её так ярко, что зажмуриться впору. Рождённый как постум, он не успел толком пообщаться с родителями, но детской памятью помнил их, хотя больше помнил легенды о них; Ледяной Художник взмахивал руками, и перед нами возникали сказочные фигуры - его отец, Повелитель Бурь, прототип Великого Боро из пантеона кисти Охры-Огнезверя, и мать, загадочная Кампабелла, существо некогда тихое и безвидное, которому его возлюбленный Бурь создал прекраснейшее, поразившее весь тогдашний бомонд тело.
Малик вообще много говорил о Старших, для него это было болезненно и значимо - заветы Старших, нарушение их заветов, обетование прийти на помощь, вопрос о том, верить или не верить обетованию… Когда Шеол по вдохновению объявил Малику - мол, вот пусть он и считает, что мы пришли к нему на помощь от их лица! - для Малика долго было вопросом, может ли он и впрямь рухнуть на нас со всеми своими проблемами, правда ли мы с Шеолом носители силы Старших - выдюжим ли мы против той черноты, которая преследует его, или же она пожрёт вместе с ним и нас, юных самозванцев?.. Сильно спустя Шеол рассказывал, что Малик тогда стыдился принимать от него помощь: ведь если Шеол подобен Малику, то Малик ставит его под риск, а если Шеол из породы Богов, и ему всё нипочём - то получается, что Малик кружит ему голову из меркантильных соображений. Успокоился на том, что Шеол предложил считать его потомком Богов, но как бы не вполне кондиционным до той поры, пока он не исполнит квест - например, спасёт принцессу, то есть Малика, и поразит дракона, то есть стяжает любовь его опустошённого сердца. "Спасу и поражу принцессу-дракона Малика" - веселились мы с Шеолом, вспоминая анекдот о том, что для стяжания любви следует "неожиданно и очень сильно удивить" (то есть "поразить") - ну или же "удавить", если в телеграмму с любовным советом вкралась ошибка:)
Как Малик время от времени со вздохами-стонами повторял: "наверное, вы всё-таки их дети!" - и тем самым постепенно побудил меня думать о Старших, хотя до той поры я не ужас как интересовался этой темой - про Отбытие Богов мы, конечно, уже и от других глобов слышали, но лично мне до этого особо дела не было: ну Отбытие и Отбытие, ну Богов и Богов - мне-то что? Перегружаться неактуальной информацией я не любил. Однако эти самые вздохи Малика - и даже, наверное, не собственно мысль-вопрос, а картины, образы, которые он подавал - постепенно просочились до дна моего сознания и в какой-то момент полыхнули инсайтом. Информация, лежавшая "в разных частях головы", сложилась, и я не столько даже догадался, сколько _увидел_, что те, которые некогда покинули этот мир, и те, которые из далёкого "вне" прислали нас-волонтёров сюда - это одни и те же, ну или как минимум одна компания. Что здешние-местные легендарные прародители - немаловажная часть тех эис, кого мы считаем иномирными как мы сами, кого мы, не различая в лица, нежно зовём "руководство", к кому мы обращаемся с немыслимыми - однако всегда исполняемыми просьбами. Что тот факт, что они отсюда "улетели", связан с тем фактом, что сюда "прилетели" мы, глубоко не случайным образом - что второе растёт из первого, составляя единое гигантское историческое древо. И какое же огроменное спасибо за всё это Малику! - без него у меня долго бы ещё не состыковывалось, потому что для состыковки необходим не просто интерес к теме, но и отсутствие страха перед ней - а вот в этом-то загвоздка и была: страх обитал в закоулках моего самовосприятия, едва заметный, но практически неуничтожимый. Это был страх моей "ненастоящести".
На этапе, когда мы только прибыли, я вполне отчётливо представлял себе, что мы - не местные, знал, что суперсистема разведчиков охватывает множество миров, которые мы можем посещать, ни в коем разе не забывал о том что рождён в другом месте и о том что продолжаю там жить - однако это совершенно не стыковалось с тем восторгом обретения родины, которое я тогда пережил. Для меня вообще эти вещи не сообразовывались никак, пребывали на абсолютно разных уровнях сознания: с одной стороны, я с детства искал путь домой, где меня ждут, и, попав на Землю Алестры, в полной мере чувствовал, что вот теперь я наконец-то дома - с другой же стороны, мой разум не признавал никакой "мистики" (ибо сия предельно легко перетекает в выдумки, а выдумок я не переносил), так что практическая сторона дела представлялась мне сотканной из прихотливого сочетания обстоятельств: по каким только мирам меня не таскало - и вот наконец я попал в место, которое усыновило меня, потому что здесь - родина моего сердца.
Предельно остро ощущая, что обрёл родину, я много лет не мыслил своих отношений с ней иначе как в категориях усыновления - тем более что это вполне соответствовало традициям Арийского Запада, чьим чадом я стал: в арийской ментальности родство-по-восприятию имеет куда большее значение, чем родство по плоти, ведь "благоприобретённая" родня - это лично твоё, на что ты можешь рассчитывать полностью, в то время как плотское родство - штука весьма коварная. Поэтому со всеми, кто становился мне родным, у меня так или иначе устанавливались "связи восприятия" - будь то кровное братство, любовный союз, посвящение в со-служение культа или адоптация в чёрный этнос (так, ни с чем не сравнимые переживания родства принесло мне постепенное "врастание" в Клан Стражей). Попросту говоря, я с одной стороны не нуждался в практических подтверждениях плотского родства с любимыми существами, на деле зная, что родство-по-восприятию делает в полной мере родным - а с другой стороны, страх перед "мистикой-выдумкой" плюс понимание, что я в некотором роде "свалился с луны", что у меня нету и быть не могло человеческих родителей, что я не переживал здесь детства - всё это таки подспудно травмировало меня в плане моей "неукоренённости-ненастоящести". Я не мог не бояться, что рано или поздно по мою душу придёт такой ураган, который оторвёт меня от земли моего сердца и вышвырнет вон, во тьму внешнюю, во власть призрачных суперсистем, в коридоры бреда - из которого я если и смогу выбраться живым, то разве что в мир первого моего рождения, а вернуться домой уже никогда не смогу. Эта перспектива пугала меня столь сильно, что я болезненно сторонился того, что нельзя было "проверить на ощупь", прежде всего в моей собственной биографии - много к чему не хотел прикасаться и много чего не желал вспоминать. Это и давало вышеозначенную двойственность восприятия: отдельно (без движения!) лежало знание, связанное с суперсистемой разведчиков, особенно по части всех иномирных дел - отдельно пребывала (и прибывала!) информация чисто местного характера, причём "на входе" я вгрызался в неё со всем скепсисом и принимал к сведению исключительно то, что оказывалось добротным "на ощупь" и адекватно стыковалось со всем остальным.
Таким образом всё, так или иначе связанное с "мистикой", сиречь с жизнью суперсистем, проходило с моей стороны строжайший контроль - однако накопление информации мал-помалу совершалось. Мы постепенно знакомились с суперсистемами - шаманов, грифонов, Клана Стражей; мы повстречались с Артигемонами - и через шок и потрясение вынуждены были признать, что Мать Алестра - живое и разумное существо, способное воспроизводить своих чад ничуть не менее успешно, чем суперсистема разведчиков, хотя и совсем по-иному. Встретившись с Алестрой лицом к лицу в одной из родящих артигемоновских пещер, я узнал её - всё моё естество позвало "мама!..", и я вполне соотнёс это с образом "мать-земля / родина моего сердца", который знал и любил с момента прибытия домой - однако продолжал видеть это в категориях усыновления. Я не позволял себе думать о реальном родстве с Артигемонами - не только боясь "выдумок / ненастоящего", но и стыдясь, что примазываюсь; когда озорница Изоза, гигантская стрекоза, на всю процессию прозвенела над моей головой "Герман - Артигемон!", краска стыда залила меня до самых ушей. Всё это было мне категорически недоступно, недопустимо, не разрешено - не кем-нибудь посторонним, а мной самим.
После того как меня взорвало осознанием, что наши дальние ненавязчивые Руководители и есть те самые здешние Старшие, по крайней мере отчасти с ними совпадают - половинки информации схлопнулись и пошёл вал открытий. Мы очертя голову полезли выяснять _фсё_, и этого "фсего" оказалось достаточно, чтобы радикально изменить ряд концепций - при этом то новое, которое и есть хорошо забытое старое, оказалось открыто не только нам-юным-нынешним, но и порастратившим за бедами-обидами свою историю "старичкам" - прежде всего Артигемонам. Образы Старших приблизились и стали более отчётливыми, ребята начали вспоминать своих личных Отцов, вспоминать, кто кому приходится братом, вспоминать, какие горькие события заставили их о родстве позабыть… Для меня, соприсутствовавшего их обретениям, тоже много чего постепенно прояснилось - и мы сумели разобраться не только с понятными вещами типа устройства кладки Организации Троек, но и с непонятными, в том числе - относительно моей связи с линией Тартара и Вензелей.
И вот теперь представьте себе: всем этим, предельно для меня важным, определившим столь значимый отрезок моего пути, я по большому счёту обязан Малику - Ледяному Злыдню, хулигану и аутсайдеру, который продолжал всерьёз относиться к обетованиям Старших в то время как весь благонравный бомонд уже давно жил сегодняшним днём. Если бы не Малик, пробивший брешь в моей самозащите, я неминуемо пошёл бы на поиски своих корней кружным путём - и кто знает, хватило ли бы у меня сил и драйва для того чтобы успеть то, что мне - как я понимаю ныне - до зарезу нужно было успеть. Как говорится, история не знает сослагательного наклонения, так что теперь я живу с тем, что таки успел, успел, успел! - однако за то, что успел, я должен сказать Малику несомненное и неисчерпаемое - как океан! - спасибо.
Вот примерно как-то так:)
******************************
Пост Скриптум и примечания - в следующем посте.
Не буду пересказывать деталей сюжета, их можно видеть у Шеола; расскажу лишь о некоторых личных впечатлениях.
Итак, это было начало мая 08 по ЧМ - по счёту Земли-здешней ноябрь 2004, почти десять здешних лет назад.
Когда Шеол сказал, что Малик захотел выйти в человеческом теле, я страшно обрадовался, потому что, конечно, об этом мечтал - но был почти уверен, что Ледяной Злыдень ни за что не согласится: всё-таки там на дне он почти полновластен, а здесь на суше ему всё в новинку, и хозяева тут мы. Мне ужасно хотелось пообщаться, даже просто посмотреть как он делает _фсё_ - а заглянуть к нему на дно хотя бы вместе с Шеолом я на том этапе ни за что бы не решился. Страх перед Суперсистемой, перед виртуальным общением был ещё слишком велик.
Почему мне так хотелось познакомиться с Маликом? - тому много причин. Во-первых, мы уже были наслышаны, уже общались с его роднёй и с пострадавшими от него, во-вторых - новый-незнакомый злодей, жутко интересно, я же злодеев страсть как люблю:) - ну и, помимо всего прочего, мне не терпелось увидеть чувака, в которого мой Шеол так стремительно и так круто втрескался.
Когда Шеол вырубился - отключил все свои человеческие тела и полностью ушёл в контакт с Маликом - я даже не успел испугаться за него всерьёз, ибо очень доверял его силе, но таки взволновался: раньше такого с Шеолом не бывало. В моменты особых переживаний он мог распрощаться и покинуть все компании, кроме той, где оные переживания протекали - но это всегда бывало, ткскть, корректное закрытие программ, а не экстремальное отключение. Поэтому я вполне понимал, что между Шеолом и Злыднем произошло нечто из ряда вон выходящее, да и сам Шеольчик не скрывал, что это так - в общем, короче говоря, выхода Малика на сушу я ожидал затаив дыхание.
В пореаловом общении с Маликом я пережил, как мне кажется, нечто отчасти подобное тому, что пережил в виртуальном общении с ним Шеол - конечно, потрясение было не таким сильным, ибо ментал из меня фиговый, но всё же я тоже видел и чувствовал намного более того, о чём говорилось словами. Малик выдавал вслух какой-нибудь один период, одну фразу - а на меня обрушивались многотонные валы картин, скрученных, рваных, перетекающих друг в друга, осмысление которых наступало иной раз на другой день, а то и ещё позже.
Малик был целостной громадой эмоций, он выдавал эмоции всем собой - ведь он впервые осваивал владение человеческим телом, всё было новое, всё работало в полную силу. Освоение нового тела вообще всегда приносит ни с чем не сравнимые переживания - мы с выходящими на сушу глобами говорили об этом много раз, вспоминая и приход на Землю Алестры неарийцев, и стремительное рождение Организации Троек, и другие мистерии облечения-во-плоть. Это всегда радость, незамутнённая радость, ликование - несмотря на всю боль, которая осталась за спиной, и даже наоборот: совершенно особое счастье, свидетельствующее о том, что возрождённые имеют не забытый ещё опыт жизни в других телах - восторг исцеления от болезни, восторг перехода от бессилия к силе, от угасающих чувств - к полноте биения жизни в теле.
Итак, наш Малик весь был громадой эмоций, эмоции хлестали вовне - тайфун, смерч, вздыбленные валы, водопады! - то грозный и важный, то вдохновенный, то испуганный; то любопытствовал, то отчаянно веселился, то каменел. Меня отдельно завораживало его сходство с Генералом, с родным-любимым нашим Генералом Аттисом - это сходство то высвечивало, то гасло, словно Малик был близким родственником его, братом-близнецом - с другой, но отчасти рифмующейся, судьбой. Они ведь и в самом деле связаны, Малика можно считать одним из родителей Генерала, и эта связь много значит в истории и сюжетах - при этом сознательным образом они не общались, хотя ментально пересекались, зацеплялись, "запутывались головами"; вдобавок и тот, и другой были весьма сильно связаны с Вензелем (точнее, с обоими Вензелями), так что в этих анфиладах голов гуляли ой какие вьюги. Забавно, что с моего ракурса ситуация выглядела: "поди-ка ты как наш Малик похож на нашего Генерала!" - хотя было вполне понятно, что это двухсотлетний Генерал напоминает одиннадцатитысячелетнего Малика, а вовсе не наоборот:)
И Малик, и Генерал - действительно потрясающие художники: развешанные ими в пространстве картины поражают воображение даже когда понимаешь, как далеко нарисованное от реальности. Всегда зацепляет, ранит, будоражит - не одним, так другим. Когда мы со Старшим (моим напарником, про которого повесть "Вдвоём хоть в пекло") оживили Генерала, он поначалу был убеждён, что мы - его внуки, парочка близнецов Боб и Брюл, которые жили с ним на последнем этапе и во время конфликта его убили - и не только строго требовал, чтобы мы прекратили баловаться и приняли свой истинный вид, но и норовил изменить очертания нашего со Старшим кабинета, "превратить" его в ту комнату, в которой умер. Реального преобразования материи при этом не происходило, но внешние формы таки сильно плыли - мы успели полюбоваться на последнее обиталище Генерала, хотя не больно-то этого хотели. Подобные штуки проделывал время от времени и Малик - со словами и без слов, просто накрывающей волной. Один раз он чудовищно испугался, увидев большущий горшок с едой, который прикатили нам на тележке - замер буквально остекленев, и на всех нас рухнуло отчаяние беспомощного существа, которое загружают в горшок и помещают в полыхающую печь. Занятно, что при этом он, как выяснилось позже, ещё не вспомнил свой детский опыт попадания в сосуд горшечника - это воспоминание было так ужасно, что он старался не прикасаться к нему, хранил у Фриды, и оно выплыло лишь некоторое время спустя. В реальности, конечно, никто малолетнего Злыдня испечь не пытался: это он сам, позавидовав ребятам из семейства Анастаса, спокон века работающим с горшечниками, позволил себя поймать и загрузить в сосуд, и горшечники обращались с ним как подобает (вагантов держат в сосудах, чтобы они модифицировали их, изменяли свойства в нужную сторону; каждый такой сосуд может потом служить хранилищем информации, основой для создания компьютера) - однако для Малика условия оказались непереносимыми: было чудовищно тесно и жарко, а окружающие сосуд люди как бы "столпились у него в голове", топчась и галдя. Ему казалось, что его уже тащат на огонь, он впал в истерику, умолял о пощаде - его ещё и не сразу отпустили в океан, недоумевая, что юному господину не по душе. Когда Малик уставился на горшок с завтраком в нашей столовой, мы не то чтобы увидели всю вышеописанную картину в подробностях, это был супер-скрученный моток - но зашкал эмоций оказался будьте-нате.
Выйдя в человеческом теле, Малик поначалу был зажат, однако вскорости начал активно общаться - пробовал новое, расспрашивал, рассказывал, хвастался. Шеол постоянно пребывал около, и было очень интересно наблюдать, как они взаимодействуют; не знаю, как сказать - что-нибудь вроде "пространно" или "объёмно":) Шеол говорил вслух немного, присутствовал "латерально", "как бы сбоку" - но полувзгляды, которыми они с Маликом обменивались, позволяли представить, что в это же самое время они насыщенно общаются во дворце Ледяного Бога, может быть даже производят ряд разнообразных действий одновременно. Следует отметить, что на том этапе Малик болел, его подводное тело подвергалось изнурительной перестройке, он то и дело начинал бредить - и концентрация сознания на человеческом теле, как мне кажется, помогала ему не впасть в бессознанку и кошмары целиком.
Я был то в диком восторге от Малика, то отчаянно злился, что он не понимает простых вещей; то меня умиляло в нём буквально всё - то я зверел и начинал наезжать, причём и по серьёзным вещам, и по ерунде. В какой-то момент меня переклинило, что Малик всюду норовит оставлять не выключенной воду в кранах - наверно, ему просто нравилось, как струйка течёт - я отругал его и велел переучиваться, типа, нефиг, у нас так не положено! Малик беспомощно пробормотал "жалко воды вам, что ли!.." - но таки действительно стал переучиваться, а мне потом так жалко было его, так стыдно - как ребёнок же, в самом деле, жалко что ли воды?! - а хоть бы даже и жалко, ну пусть кто-нибудь выключил бы её за ним, тоже мне катастрофа. Хочется надеяться, что утешение Малику приносили тогда фонтанчики: там, где мы с ним проводили время, было много небольших фонтанчиков, и для красоты и для питья.
Счастье, что тогдашнее наше общение было пореаловым, а не виртуальным-сетевым - в сетевом общении Земли-здешней, к примеру, не видишь лица собеседника, и можно такого наговорить, прежде чем остановишься-ужаснёшься - ооох!.. Кто рубился со мной в сетевых дискуссиях - знает, о чём я. Когда лицо собеседника перед тобой, всё-таки легче успеть сделать разворот у пропасти хотя бы на двух колёсах - и нас с Маликом это неоднократно выручало.
Однажды мы сидели узким кругом, обсуждали мыслительные процессы у ОГ, вопросы построения личности, говорили об отношениях родителей и детей, о свободе; в какой-то момент Малика, видно, скрутило, он заявил, что не верит ни одному слову - я рассердился и резко выразился в том смысле, что тогда и разговаривать смысла нет! - Малик аж помертвел, лицо закаменело - и я, чуть только не визжа от ужаса, быстро принялся объяснять, что нет, нет, да нет же! - я не к тому, чтобы не разговаривать, я к тому, что если мы хотим разговаривать осмысленно, то надо друг другу доверять хотя бы как собеседникам - вот, я же ему верю, доверяю, что ему и правда хочется понять!.. Постепенно Малик начал вновь шевелиться, заговорил - стал объяснять, что смертельно болен, что болезнь, как он полагает, коренится в его мыслительных процессах, и что он добровольно выбрался на сушу в надежде на исцеление, хотя опасается, что шансов очень мало: чёрная субстанция не ушла, а затаилась в закоулках его сознания. Тогда мы стали звать его к морякам "Карнута" - чтобы он мог посмотреть на людей, которые в своё время погибли из-за черноты, которую он на них обрушил, но теперь смогли не только преодолеть её, но и отделить её от себя. Они сумели разобраться в том, что случилось тогда - осознали, в чём были виноваты сами, что было продолжением их собственной неправоты - а что безумием, которому они поддались из-за психического давления Малика. Мы уверяли его, что ему станет легче, если он увидит это, если он сможет вступить с этими людьми в нормальное общение; Малик поверил, рискнул, и мы совершили небольшое плавание на "Карнуте" - этот эпизод как раз описывает у себя Шеол.
Бывали и другие тяжёлые моменты - притом иногда было вполне понятно, что происходит, а иногда совсем нет. Естественно, чем больше общались, тем легче становилось друг друга понимать, а поначалу было трудновато. В какой-то из первых дней общения Малик вдруг дико испугался, воскликнул даже "вы меня поймали!" - потом вроде бы успокоился, но мы остались в некотором недоумении; подоплёку сего эпизода мы узнали лишь позже, в доверительном общении. Малик объяснил, что ему вдруг показалось, что его обманули, предали, и сейчас произойдёт то самое, чего он отчаянно боится уже долгое время - то самое, в чём он когда-то принимал участие. Малик поведал, что на пару с Мельником Артигемоном заманил и погубил поочерёдно четырёх человек; все они были служители разных культов, каждый из них был виновен в смерти своего собственного ребёнка, о чём было известно Мельнику - и Мельник предложил Малику интересную игру. Пусть Малик обратится к каждому из этих людей голосом его бога, призовёт каждого из них в потайное святилище, устроенное Мельником в пещере - а там Мельник с Маликом посмеются над ними и принесут их в жертву, накажут злодеев за детоубийство и присвоят себе их силу. Игра и впрямь оказалась захватывающей, эмоции хлестали через край, но последний из принесённых в жертву произнёс проклятие, причём проклял и Мельника с Маликом, и их потомство - после чего они оба стали этой пещеры побаиваться, игру забросили, а Малик постарался и вовсе выкинуть всё это из головы, но полностью выкинуть не получалось. У Мельника и в самом деле погиб любимый сын, в семействе Малика и до того бывали неприятности, вдобавок страх оказаться точно так же заманенным и преданным время от времени начинал терзать Малика, вылезая в сомнительных ситуациях - вот как у нас. Тогда, у нас, Малик сумел успокоить себя лишь тем, что сказал себе - "нет, нет, это совсем не то! - эти люди просто хотят проводить эксперименты по лечению, и я нужен им как выздоравливающий, а не чтобы рассечь меня на куски и съесть". Прекратить панику ему удалось, но поделился с нами этим переживанием он только несколько дней спустя.
Тема экспериментов вообще была в наших с Маликом разговорах весьма болезненной. С одной стороны было ясно, что он и правда учёный, ему и впрямь интересно понять, как протекают те или иные процессы - а с другой стороны лично меня бесило, когда он начинал вещать о науке и научном интересе при том что было очевидно, что ему просто _нравится_ что-то с кем-то проделывать - и это ничуть не более "высокое" чувство, чем переживания пацанов на пустыре, привязывающих банку к кошачьему хвосту: "потыкать чтобы посмотреть как дёргается". Поэтому я не упускал случая показать Малику, что с научной точки зрения он несёт околесицу, и зажимал его при этом достаточно больно - нуачё, пусть понимает, как оно на самом деле обстоит!.. Скажем, относительно того же "Карнута" эксперимент получился чисто липовый - Малик безмятежно не брал в толк, что выживаемость прямо зависит от психического состояния, а психическое состояние моряков под конец плавания было такое, что ещё чуть-чуть - и они бы передохли безо всякого крушения. При этом наш горе-учёный, как выяснилось, вовсе не стремился целевым образом сводить экипаж с ума: он просто день и ночь пялился на них, привычно "раздувая эмоции" и наслаждаясь "приключениями" - не понимая, насколько всё происходящее перед его глазами далеко от нормы, насколько эти люди истощены, лишены ресурса. Учёный, блин, мочёный, блин!.. Можно представить себе качество исследований, которые проводятся с такими ошибками. Ей же ей, это как в притче о том, что тараканы слышат ногами: оторви таракану ножки, и он не побежит, когда ты постучишь по столу - стало быть, не слышит!
Разок у нас с Маликом вышла зацепка прямо на конференции - кстати, на конференциях и рабочих совещаниях он выступал изумительно, и с заранее подготовленными докладами, и экспромтом, по ходу; зацепка та получилась из-за того, что Малика опять повело - он стал вещать о значении изучения влияния запредельно низких температур, после столкновения с которыми существо заведомо не выживает, о том, что сознание таких существ входит в особую фазу, становится специфически открытым и так далее - меня скрутило, и я полез в дискуссию. Не, ну я ж не спорю, значение изучения, особая фаза, трали-вали, всё это может иметь прямое отношение к темам превращения существ в приборы и обратно, перехода живого в неживое, переброски в суперсистему, в конце концов даже миниатюризации, изнанки и тэ дэ и тэ пэ - я о другом: за каким фигом он говорит о науке там, где его просто завораживает смотреть на угасание сознания замерзающего, ловить последние волнующие смертника образы? Какого хрена прикрывает научно-теоретическими обоснованиями свои невинные, блин, младенческие, блин, эротические, блин, увлечения?!.. Не помню уже, чего я тогда наговорил, потому что я возражал абсолютно по всем пунктам, по делу и не по делу - присутствующим быстро стало всё ясно, и они принялись рьяно защищать Малика, который возвышался над кафедрой совершенно несчастный. Коллеги сделали всё, чтобы превратить инцидент в шутку, объявили перерыв, и мы с Маликом пошли в туалет объясняться - я держал его за руку и просил прощения, он тоже был в чувствах - говорил, мол, это всё так странно, так удивительно! - мол, за последний день уже несколько близких людей попросили у него прощения - может быть, это нужно для того, чтобы он сам тоже научился просить прощения? - ох и хорошо нам было с ним тогда, так больно, но так хорошо!.. Кстати говоря, опыт ментальной "сцепки" с замораживаемыми Малику по ходу наших разработок весьма пригодился - ему быстро удавалось поймать контакт с новооживлёнными из замороженных и плавно, без сучка без задоринки, выводить их в норму. До подключения к делу Малика это получалось совсем не так легко.
С Маликом вместе вообще многое получалось куда интереснее, чем без него - конечно же, каждый новый друг привносит в общие дела и забавы свою прелесть, но с Маликом всё было как-то по особенному клёво. В нём кипело и фонтанировало то что представляется несовместимым - любопытство и занудство, трусость и искренность, бесчувствие и восторг; в затруднительном положении он легко впадал в ступор, из которого мог выплеснуться страстным монологом - и актёрской рисовкой, и беспощадно-честной открытостью.
Как с ним здорово было всё делать и во всё играть! Всевозможные "а теперь давай…", превращающие обыденное действие в приключение, Малик принимал близко к сердцу, как дитя; даже когда сперва ворчал, мол, "это ещё зачем?" - не отмахивался от наших "вот увидишь, будет здорово, потому что…", а позволял себя увлечь, и затем всё более охотно увлекался сам. Мы с ним тогда много участвовали в акциях - акция есть специфический способ сформировать новое тело, чаще всего для оживляемого или же для живого, у которого нету подходящего для физической жизни тела, например, для какого-нибудь обитателя суперсистемы; в акции обычно участвует много разных существ, носителей больших сил, и все вместе образуют нечто вроде единого рождающего лона. В первый раз Малик воспринял приглашение поучаствовать недоверчиво - "акция-дуракция, мол, развлечение для дурачков!", спросил - мол, а не боитесь вы, что из-за меня ничего не получится? - и страшно удивился предложению петь вместе со всеми, но таки запел, сперва сквозь зубы, но вскоре увлёкся; когда всё получилось, Малик сразу же подошёл поближе рассмотреть новооживлённого, от любопытства буквально открывши рот - но потом всё равно бурчал, мол, я ещё разберусь, кто это заставил меня петь, я петь вовсе даже не собирался!.. - однако когда замаячила перспектива следующей акции, охотно пошёл.
С одной стороны, Малик давно привык держаться того, что взрослому пристало быть солидным и деловым, с другой - тосковал по играм и забавам; забавляться в компаниях "порядочных-добродетельных" глобов ему не позволял статус "записного злодея" - поэтому наши злодейские родственники-артигемоны легко могли раскрутить его на любую комбинацию, поданную под соусом "делового предложения" либо "занятной игры". Когда мы с Маликом стали вместе разбираться в том, чего они своей развесёлой компанией успели навертеть, он поначалу всякий раз впадал в прострацию, узнавая подоплёку, а потом уже только вздыхал - мол, ну конечно, вот опять!.. - и вместе с тем по большому счёту никого из своих приятелей не винил (хотя спокойно мог бы - ведь их самих среди нас ещё не было:)) У него были давние и серьёзные отношения и с Мельником, и с Вензелем - при этом он преспокойно считал близнецов-Вензелей за одного, не различал их, а зря: они таки относились к нему по-разному - правда, умудрялись время от времени меняться позициями по данному вопросу:) Малик полагал, что с Вензелем у него скорее деловые отношения, а с Мельником - скорее любовные, и питал к Мельнику слабость за то что тот несомненно "более игрив" - однако не завёл ребёнка ни от того, ни от другого: отчасти не собрался, отчасти опасался. Винил себя за то, что поддержал Мельника в стремлении "развоплотиться" и полностью уйти в Суперсистему - Малику интересно было, что получится, но впоследствии он видел, что Мельник угодил там в ловушку и страдает, а сделать с этим уже ничего не мог. Ошевник тоже вот был ещё, да!.. - Малик считал его за доверенное лицо так примерно Мельника и Вензеля одновременно, и оно не без того - хотя чаще бывало наоборот: и Мельник, и оба Вензеля нередко обращались к Малику под видом Ошевника и передавали поручения "как бы друг от друга", так что получался сплошной маскарад. Короче говоря, много интересного мы узнали про всех этих клёвых ребят от Малика, слушали его во все уши - никаких Мельника-Вензеля-Ошевника среди нас ещё не было, пока даже и близко не предполагалось - но волновались мы уже заранее, очень и очень. Шутили-веселились так, как будто они уже тут:) Помню, как Ворон будил нас, изображая объявление по ментальной связи, сложив ладони трубой: "Внимание, внимание, говорит Мельник! Завтра наступает понедельник! - Внимание, внимание, говорит Вензель! Мельник всё врёт, будет всё наоборот: не понедельник, а вторник, и не завтра, а послезавтра!"
Как потрясающе Малик рассказывал о древности! - он же реально помнил эпоху Отбытия Богов и живописал её так ярко, что зажмуриться впору. Рождённый как постум, он не успел толком пообщаться с родителями, но детской памятью помнил их, хотя больше помнил легенды о них; Ледяной Художник взмахивал руками, и перед нами возникали сказочные фигуры - его отец, Повелитель Бурь, прототип Великого Боро из пантеона кисти Охры-Огнезверя, и мать, загадочная Кампабелла, существо некогда тихое и безвидное, которому его возлюбленный Бурь создал прекраснейшее, поразившее весь тогдашний бомонд тело.
Малик вообще много говорил о Старших, для него это было болезненно и значимо - заветы Старших, нарушение их заветов, обетование прийти на помощь, вопрос о том, верить или не верить обетованию… Когда Шеол по вдохновению объявил Малику - мол, вот пусть он и считает, что мы пришли к нему на помощь от их лица! - для Малика долго было вопросом, может ли он и впрямь рухнуть на нас со всеми своими проблемами, правда ли мы с Шеолом носители силы Старших - выдюжим ли мы против той черноты, которая преследует его, или же она пожрёт вместе с ним и нас, юных самозванцев?.. Сильно спустя Шеол рассказывал, что Малик тогда стыдился принимать от него помощь: ведь если Шеол подобен Малику, то Малик ставит его под риск, а если Шеол из породы Богов, и ему всё нипочём - то получается, что Малик кружит ему голову из меркантильных соображений. Успокоился на том, что Шеол предложил считать его потомком Богов, но как бы не вполне кондиционным до той поры, пока он не исполнит квест - например, спасёт принцессу, то есть Малика, и поразит дракона, то есть стяжает любовь его опустошённого сердца. "Спасу и поражу принцессу-дракона Малика" - веселились мы с Шеолом, вспоминая анекдот о том, что для стяжания любви следует "неожиданно и очень сильно удивить" (то есть "поразить") - ну или же "удавить", если в телеграмму с любовным советом вкралась ошибка:)
Как Малик время от времени со вздохами-стонами повторял: "наверное, вы всё-таки их дети!" - и тем самым постепенно побудил меня думать о Старших, хотя до той поры я не ужас как интересовался этой темой - про Отбытие Богов мы, конечно, уже и от других глобов слышали, но лично мне до этого особо дела не было: ну Отбытие и Отбытие, ну Богов и Богов - мне-то что? Перегружаться неактуальной информацией я не любил. Однако эти самые вздохи Малика - и даже, наверное, не собственно мысль-вопрос, а картины, образы, которые он подавал - постепенно просочились до дна моего сознания и в какой-то момент полыхнули инсайтом. Информация, лежавшая "в разных частях головы", сложилась, и я не столько даже догадался, сколько _увидел_, что те, которые некогда покинули этот мир, и те, которые из далёкого "вне" прислали нас-волонтёров сюда - это одни и те же, ну или как минимум одна компания. Что здешние-местные легендарные прародители - немаловажная часть тех эис, кого мы считаем иномирными как мы сами, кого мы, не различая в лица, нежно зовём "руководство", к кому мы обращаемся с немыслимыми - однако всегда исполняемыми просьбами. Что тот факт, что они отсюда "улетели", связан с тем фактом, что сюда "прилетели" мы, глубоко не случайным образом - что второе растёт из первого, составляя единое гигантское историческое древо. И какое же огроменное спасибо за всё это Малику! - без него у меня долго бы ещё не состыковывалось, потому что для состыковки необходим не просто интерес к теме, но и отсутствие страха перед ней - а вот в этом-то загвоздка и была: страх обитал в закоулках моего самовосприятия, едва заметный, но практически неуничтожимый. Это был страх моей "ненастоящести".
На этапе, когда мы только прибыли, я вполне отчётливо представлял себе, что мы - не местные, знал, что суперсистема разведчиков охватывает множество миров, которые мы можем посещать, ни в коем разе не забывал о том что рождён в другом месте и о том что продолжаю там жить - однако это совершенно не стыковалось с тем восторгом обретения родины, которое я тогда пережил. Для меня вообще эти вещи не сообразовывались никак, пребывали на абсолютно разных уровнях сознания: с одной стороны, я с детства искал путь домой, где меня ждут, и, попав на Землю Алестры, в полной мере чувствовал, что вот теперь я наконец-то дома - с другой же стороны, мой разум не признавал никакой "мистики" (ибо сия предельно легко перетекает в выдумки, а выдумок я не переносил), так что практическая сторона дела представлялась мне сотканной из прихотливого сочетания обстоятельств: по каким только мирам меня не таскало - и вот наконец я попал в место, которое усыновило меня, потому что здесь - родина моего сердца.
Предельно остро ощущая, что обрёл родину, я много лет не мыслил своих отношений с ней иначе как в категориях усыновления - тем более что это вполне соответствовало традициям Арийского Запада, чьим чадом я стал: в арийской ментальности родство-по-восприятию имеет куда большее значение, чем родство по плоти, ведь "благоприобретённая" родня - это лично твоё, на что ты можешь рассчитывать полностью, в то время как плотское родство - штука весьма коварная. Поэтому со всеми, кто становился мне родным, у меня так или иначе устанавливались "связи восприятия" - будь то кровное братство, любовный союз, посвящение в со-служение культа или адоптация в чёрный этнос (так, ни с чем не сравнимые переживания родства принесло мне постепенное "врастание" в Клан Стражей). Попросту говоря, я с одной стороны не нуждался в практических подтверждениях плотского родства с любимыми существами, на деле зная, что родство-по-восприятию делает в полной мере родным - а с другой стороны, страх перед "мистикой-выдумкой" плюс понимание, что я в некотором роде "свалился с луны", что у меня нету и быть не могло человеческих родителей, что я не переживал здесь детства - всё это таки подспудно травмировало меня в плане моей "неукоренённости-ненастоящести". Я не мог не бояться, что рано или поздно по мою душу придёт такой ураган, который оторвёт меня от земли моего сердца и вышвырнет вон, во тьму внешнюю, во власть призрачных суперсистем, в коридоры бреда - из которого я если и смогу выбраться живым, то разве что в мир первого моего рождения, а вернуться домой уже никогда не смогу. Эта перспектива пугала меня столь сильно, что я болезненно сторонился того, что нельзя было "проверить на ощупь", прежде всего в моей собственной биографии - много к чему не хотел прикасаться и много чего не желал вспоминать. Это и давало вышеозначенную двойственность восприятия: отдельно (без движения!) лежало знание, связанное с суперсистемой разведчиков, особенно по части всех иномирных дел - отдельно пребывала (и прибывала!) информация чисто местного характера, причём "на входе" я вгрызался в неё со всем скепсисом и принимал к сведению исключительно то, что оказывалось добротным "на ощупь" и адекватно стыковалось со всем остальным.
Таким образом всё, так или иначе связанное с "мистикой", сиречь с жизнью суперсистем, проходило с моей стороны строжайший контроль - однако накопление информации мал-помалу совершалось. Мы постепенно знакомились с суперсистемами - шаманов, грифонов, Клана Стражей; мы повстречались с Артигемонами - и через шок и потрясение вынуждены были признать, что Мать Алестра - живое и разумное существо, способное воспроизводить своих чад ничуть не менее успешно, чем суперсистема разведчиков, хотя и совсем по-иному. Встретившись с Алестрой лицом к лицу в одной из родящих артигемоновских пещер, я узнал её - всё моё естество позвало "мама!..", и я вполне соотнёс это с образом "мать-земля / родина моего сердца", который знал и любил с момента прибытия домой - однако продолжал видеть это в категориях усыновления. Я не позволял себе думать о реальном родстве с Артигемонами - не только боясь "выдумок / ненастоящего", но и стыдясь, что примазываюсь; когда озорница Изоза, гигантская стрекоза, на всю процессию прозвенела над моей головой "Герман - Артигемон!", краска стыда залила меня до самых ушей. Всё это было мне категорически недоступно, недопустимо, не разрешено - не кем-нибудь посторонним, а мной самим.
После того как меня взорвало осознанием, что наши дальние ненавязчивые Руководители и есть те самые здешние Старшие, по крайней мере отчасти с ними совпадают - половинки информации схлопнулись и пошёл вал открытий. Мы очертя голову полезли выяснять _фсё_, и этого "фсего" оказалось достаточно, чтобы радикально изменить ряд концепций - при этом то новое, которое и есть хорошо забытое старое, оказалось открыто не только нам-юным-нынешним, но и порастратившим за бедами-обидами свою историю "старичкам" - прежде всего Артигемонам. Образы Старших приблизились и стали более отчётливыми, ребята начали вспоминать своих личных Отцов, вспоминать, кто кому приходится братом, вспоминать, какие горькие события заставили их о родстве позабыть… Для меня, соприсутствовавшего их обретениям, тоже много чего постепенно прояснилось - и мы сумели разобраться не только с понятными вещами типа устройства кладки Организации Троек, но и с непонятными, в том числе - относительно моей связи с линией Тартара и Вензелей.
И вот теперь представьте себе: всем этим, предельно для меня важным, определившим столь значимый отрезок моего пути, я по большому счёту обязан Малику - Ледяному Злыдню, хулигану и аутсайдеру, который продолжал всерьёз относиться к обетованиям Старших в то время как весь благонравный бомонд уже давно жил сегодняшним днём. Если бы не Малик, пробивший брешь в моей самозащите, я неминуемо пошёл бы на поиски своих корней кружным путём - и кто знает, хватило ли бы у меня сил и драйва для того чтобы успеть то, что мне - как я понимаю ныне - до зарезу нужно было успеть. Как говорится, история не знает сослагательного наклонения, так что теперь я живу с тем, что таки успел, успел, успел! - однако за то, что успел, я должен сказать Малику несомненное и неисчерпаемое - как океан! - спасибо.
Вот примерно как-то так:)
******************************
Пост Скриптум и примечания - в следующем посте.