Повесть "Вдвоём хоть в пекло". Начало

Apr 23, 2014 17:48

Повесть "Вдвоём хоть в пекло" написана по счёту Земли-здешней более года назад и с тех же самых пор проживает в нашем аккаунте на СИ - ну а теперь наконец дошли руки выложить её и здесь. Если кому придёт охота чего-то поспрашивать-порассуждать - как обычно, вэлкам:)

******************************

Вдвоём хоть в пекло


Шатался по фортам ночным,
По холоду и зною,
Бывал весёлым и больным -
И мой дружок со мною.

Дорога далека,
Но живы мы пока,
Пока со мною мой дружок -
Мы живы с ним пока.

А если тошно станет, я
Бутылки все открою,
И надерусь я как свинья -
И мой дружок со мною.

К чему в бутылку лезть,
Пока хоть капля есть -
Пока со мною мой дружок,
Ещё хоть капля есть.

И как-нибудь, когда снега
Расступятся весною,
Пойду я к чёрту на рога -
И мой дружок со мною.

Пускай-ка с нами чёрт
Сыграет в нечет-чёт -
Пока со мною мой дружок,
Сыграем в нечет-чёт!

Как рассказать, какими описать словами, что это значит - побратим, напарник?..

Названый брат мой, многолетний мой спутник по имени Старший, от рождения наречён был Ноем. "Ной, не ной!" - так подбодряли-поддразнивали малыша, если он вешал нос, и парень бурно радовался игре слов; скорей всего потому детское имя и сохранилось в его памяти, когда всё прочее оказалось безжалостно смыто.

Как многие в нашей стране, Старший не появился на свет северянином, а стал им, перейдя некую черту; как многие, он не помнил своей жизни до этой черты: уж больно всё переменилось, а напоминать было некому, да и вспоминать некогда - надо было жить, осваивать мир по новой.

Забытая часть биографии Старшего состояла в следующем. Как множество детей, он родился на Юге, на маленькой ферме в степи; как множество ферм, однажды она оказалась разорена неарийцами. Незваные гости умчали мальчонку с собой, на Север - и вскорости Ной вновь очутился в обществе единокровных-арийцев, но теперь уже в совсем другой обстановке - в фортах. Пацанёнок воспитывался в казармах, среди солдат; детей в фортах обычно считают по пальцам хорошо если обеих рук - так что маленький Ной был всеобщим любимцем, и каждый видел своим долгом учить его тем ценным штучкам, какие умел сам. Ферма и её обитатели нацело выпали из памяти новоиспечённого северного вояки - зато знания о великой цивилизации и о самогонной ёлке, об автоматах и о консервах, о разухабистых песнях и о марш-бросках он впитывал как губка.

Легко научившись читать, Ной мгновенно проглатывал всё что попадалось под руку, от рукописных сборников баллад до телеграмм из Центра. "Быть тебе офицером!" - смекнули старшие и начали продвигать парня, демонстрируя его умения всем, от кого зависело решение вопроса. Сказано - сделано: Ной с блеском прошёл местные экзамены и получил погоны, однако носить их ему довелось недолго.

Предыстория драмы была такова. И подростком, и юношей Ной неоднократно менял место жительства - подразделение, в котором он состоял, перебрасывали из форта в форт, расформировывали и собирали заново, и Ной всегда покладисто перемещался куда его посылали, теряя таким образом одних друзей-знакомых и вскорости приобретая других. Когда Ной сделался офицером, всё изменилось и ещё сильнее - и поручения, и спрос, и круг общения оказались иными, чем были до тех пор. Из "прошлой жизни" Ной сохранил одну дружбу, которой очень дорожил; друг Ноя, Хэй, был сильно старше его, и в общем-то Ной считал его своим учителем, можно даже сказать - учителем жизни. Будучи незаурядным человеком, Хэй такого звания вполне стоил; более того: сейчас, наблюдая Старшего в его неполных тридцать четыре, я уверенно могу констатировать определённое сходство моего побратима с его неполных-тридцати-четырёхлетним наставником - и притом не факт, что сие сходство имело место быть на этапе, когда смерть Хэя разлучила их, в девятнадцать юных Ноевых лет.

Однако это я забегаю вперёд, а ведь тут была ещё одна исключительно важная деталь. По своему складу Хэй - человек неунывающий и самостоятельный, критически смотрящий абсолютно на всё и переживший великое множество взлётов и падений. Его бурная биография включала даже обучение в Школе Следователей: Хэй умудрился провести в оном заведении без малого четыре года, с четырнадцати до восемнадцати лет, после чего сбежал, не вынеся школьной специфики - практических занятий, сиречь обучения искусству применения пытки на пленных. Надо сказать, что подобные бегства учеников случались в Школе нередко; практические занятия начинались обычно после трёх лет обучения, и на этом этапе многие чистые сердцем юноши ломались и бежали прочь. Школа никогда не преследовала таких беглецов, несмотря на риск, что впоследствии они могли оказаться вольнопрактикующими: учителя резонно полагали, что уж коли совесть не позволяет человеку участвовать в пытках и убийствах не по реальной необходимости, а в рамках учебного процесса - так вряд ли он пойдёт потом служить палачом у бандитов. А от честного и порядочного вольнопрактикующего арийскому народу и цивилизации в общем-то только польза, так что в случае чего можно на него и глаза закрыть - хотя по букве закона таковому причитается расстрел.

Именно таким "беглецом совести" оказался и Хэй. Строго говоря, вольнопрактикующим он так и не стал, разве что иногда ему пригождались те или иные ухватки - особенно навыки врачевания, входившие в необходимый минимум умений следователя. Будучи человеком трезвым и широких взглядов, Хэй находил, что ремесло, которым он владеет, не окажется лишним и для его младшего товарища - и посему по мере возможности обучал Ноя разнообразным приёмам обработки и прочим школьным штучкам. Хвастаться этим Ной особо не хвастался, но и секрета они оба из этого не делали - житейские дела, чё.

Так вот, стало быть, Ною было девятнадцать, когда Хэй в неполных тридцать четыре оказался тяжело ранен и заболел. Рана не заживала, началось общее заражение; ясно было, что Хэй вскоре умрёт, и Ной сколько мог сидел при нём. Дело происходило не в походе, поэтому вышеозначенное было личным делом их двоих - и если с самого Хэя по причине его состояния ничего не спрашивалось, то Ною поблажек по службе никто не давал. В ночь смерти Хэя Ной не спал вообще, да и предыдущие ночи были немногим легче; заступив на пост после того как всё было кончено, парень не выдержал и отключился. Проверка застукала Ноя спящим - и с него сняли погоны.

Справедливость или жестокость, равнодушие или милосердие?.. С одной стороны - ну ведь не расстреляли же, хотя вообще-то могли бы, а погоны для такого ушлого парня - дело наживное, сегодня сняли, завтра наденут; с другой стороны - смерть близкого и без того тяжёлая утрата, а никому как будто и дела нет!.. Ной был уязвлен, разбит, горчайшим образом обижен на весь мир. Недобрые люди подловили его в этой обиде, выразили сочувствие - да, мол, парень, плохо с тобой обошлись! - и тут же сделали заманчивое предложение: это ведь правда, мол, что ты работать умеешь? так ты давай пока побудь армейским следователем! Ставка свободна, комендатуре бы сейчас как раз такой нужен, ты будешь очень кстати и тебя щедро вознаградят: и денежки пойдут, и потом твоей услуги не забудут - поработаешь немного, и возьмут тебя опять в офицеры! Сам посуди - армейский следователь же совсем не то что простой солдат; мало ли что дело формально незаконное, мало ли что работа как бы грязная - кто же на самом-то деле на формальности смотрит, следователь он следователь и есть!..

Обида на весь белый свет затмила Ною разум - и он согласился.

Работа оказалась такой грязной, какой Ной и в страшном сне вообразить не мог. Вокруг форта творились тёмные дела, в окрестностях то и дело резались-рубились, так что подследственные шли валом - буквально кто попало без разбора. Настоящие боевые неарийские партизаны встречались гораздо реже, чем некстати подвернувшиеся охране бродяги, чем чересчур идейные проезжие студенты, чем беглецы то ли путники, не умеющие складно объяснить, куда и зачем они движутся… Разумеется, то и дело попадались женщины и подростки - реальные или облыжно обвинённые "неарийские шпионы". Ни один настоящий следователь не согласился бы работать с женщиной или с человеком неподобающего возраста, излишне юным или излишне старым, ведь Кодекс Чести следователя открытым текстом воспрещает это! - армейский же следователь всецело зависит от прихотей штабного начальства: кого тебе притащили - того ты и будь любезен резво и без капризов превратить в фарш.

При первой же оказии вынырнув из кошмара, Ной с жалобным воплем бросился к тем, кто сговорил его на эту работу - мол, может, хватит уже, может, можно уже уволиться из комендатуры и снова стать офицером?.. Реакция визави оказалась сокрушительной: ледяной взгляд сверху вниз, как на пятно блевоты на полу, как на раздавленный крысиный труп - "ЧТО?!.. И после всего, в чём вы замарались, вы ещё смеете рассчитывать на погоны?!.. Скажите спасибо, что вас не расстреливают прямо сейчас - воистину справедлив закон, который этого требует, такие твари самой своей наглостью оскорбляют лицо земли! Идите на место, делайте что велят и будьте довольны положенной вам зарплатой."

И вот тут-то злосчастный Ной наконец отчаялся.

Его неизбежно ожидала скорая или постепенная утрата себя, безумие и гибель - такие ребята иной раз просто перестают членораздельно изъясняться и бегут в лесную чащобу, где с ними зверски расправляются неарийцы; спасло Ноя то, что через некоторое время он оказался не один. Начальство приняло на работу второго подобного бедолагу, и Ной незамедлительно превратился в Старшего - а новичка, естественно, стали кликать Младшим.

Какая злополучная судьбина зашвырнула Младшего в армейские следователи и как его звали до того, я, откровенно говоря, не знаю до сих пор - сперва у нас как-то не сложилось об этом поговорить, а потом уже и вообще всё изменилось. Очевидно лишь то, что Младший и в самом деле моложе Старшего на пару лет, и что скорей всего он тоже должен был стать офицером. Чувствительный, тонкий, нежный, любитель книг и поэт - угодив на работу в "мясники", Младший был заведомо обречён. Заходиться он начал практически сразу, и Старший резко ощутил себя бесстрашным и матёрым, свирепым и надёжным как скала - подставив беззащитному юнцу плечо, Старший приобрёл брата, и его жизнь радикально изменилась. Отныне они были вдвоём; два загнанных в угол чудовища, отвергнутые всем миром, они сражались против этого самого "всего мира" спиной к спине. Такими они себя видели - при том, что никаких восстаний против общественного порядка не поднимали; не поднимали же не потому что боялись - а потому что не в состоянии были ничего придумать. Сочувствуя подследственным, относясь к ним как к подобным себе жертвам социума, Старший и Младший не пытались никого спасти - лишь в отдельных случаях старались привести в бессознательное состояние, чтобы причинять поменьше страданий, или же просто при первой возможности убивали. Участь женщин была немногим легче участи мужчин: по неписаным правилам их можно было не подвергать пыткам, однако уклоняться от изнасилования и убийства не полагалось. Старший и Младший смотрели на ситуацию фатально, ощущая себя чертями в аду, которые жарят грешников на той же сковородке, на которой одновременно поджариваются и сами - и окружающие тоже видели их чертями.

Справедливости ради следует отметить, что далеко не всюду положение армейских следователей было столь инфернальным, как в вышеописанном случае; бывало, что форт или южный город жил тихой и мирной жизнью, и армейских следователей держали в комендатуре просто за неимением настоящих, так что они могли позволить себе не превращаться в машины для убийства - хотя, безусловно, риск быть расстрелянными по обвинению в незаконной практике за отказ выполнять сомнительные поручения штаба неизбежно склонял их к покорности. Настоящего следователя, конечно, тоже могли расстрелять - однако для этого нужно было не только обвинить его в измене, но и суметь потом эту измену доказать, а также внятно объяснить, почему в таком случае был произведён расстрел, а не положенная в случае измены "стенка"?.. Короче говоря, вообще-то по жизни бывало по-всякому - но конкретные обстоятельства обрисованной выше ситуации складывались из ряда вон препогано. Форт-под-Центром, в котором несли свою адскую вахту наши трудяги, был котелком, где кипели воистину взрывоопасные зелья. Близость к Центру и налаженные связи с южанами-сепаратистами, партизанская активность и лёгкая доступность для степных рейнджерских банд… В итоге сложилась парадоксальная ситуация: весной того года, который впоследствии был назван 01 годом по Черте Мира, в Центре уже действительно был мир - Форт-под-Центром же пребывал фактически на военном положении, и внутри и вне его то и дело лилась кровь. Именно поэтому я и оказался там в те дни, в конце марта 01 по ЧМ; именно это и одарило меня встречей со Старшим. Однако прежде чем рассказывать о нашей встрече, я хотел бы поделиться с читателем кое-какими рассуждениями о себе самом.

* * *

В ту давнюю пору я не носил ещё моего настоящего, всем существом вожделенного имени Герман; в общественной жизни я фигурировал под кодовым названием "Тринадцатая Тройка", что было связано с моим своеобразным физическим статусом - я был трёхтельным существом, изображающим собою нечто наподобие трёх братьев. Три моих тела принципиально не различались ничем, хотя и не были "отпечатаны под копирку" - так, более-менее похожие трое парней. С первого взгляда было понятно, что это какая-то одна компания, один боекомплект, относящийся к пресловутой Организации Троек; при личном же общении быстро выяснялось, что здесь вовсе не три человека, а один. Если, конечно, вообще считать меня за человека:)

Не желая вдаваться в запутанные подробности, отчего и как именно сие получилось, я отмечу лишь факт моего происхождения от Артигемонов, для которых многотельность ничем необыкновенным не является. При этом одни Артигемоны легко и свободно управляются двумя-тремя телами одновременно, даже пребывая ими в разных местах - другие же способны концентрировать внимание лишь на одном теле и стремятся действовать разными телами по очереди. Поскольку по складу своему я куда ближе не к первым, а ко вторым, сподручнее мне было бы держать свои тела в разных загашниках и выводить на сцену по необходимости - как в сказке про бег наперегонки, когда одного зайца пускают на старте, другой же выскакивает из кустов к финишу - однако в ранние годы я о такой возможности не догадывался; вдобавок в качестве боевой единицы трёхтел таки может иметь свои преимущества. На уровне драки-погони-таскания тяжестей я со своими телами вполне управлялся, мог выполнять простые работы, распределяя тела в зоне прямой видимости друг от друга - ну а уж вести более одного разговора в разных помещениях меня было не вынудить никакими силами.

По мере взросления и овладения физическими и ментальными навыками я постепенно осознал, что трёхтельность приносит мне существенно больше затруднений, чем удобств - ведь даже обниматься с девушкой шестью руками может быть и в кайф, а вот шести ногам при этом тесновато:) - и начал не спеша принимать меры, чтобы остаться однотельным. Жизнь сразу заиграла новыми красками, я ощутил не только облегчение, но и значительное увеличение своей "настоящести", воплощённости - что было важно, поскольку я тогда сильно болел. С этого разворота я и взял себе имя Герман, которое "приручал" уже очень давно - затаив дыхание катал на языке, опасаясь "спугнуть". На этапе достославного судебного процесса, коим была установлена Черта Мира, то есть осенью 01 по ЧМ, я фактически выступал уже в качестве "Германа, утверждающего, что он и есть Тринадцатая Тройка"; меня даже чуть было не обвинили в убийстве "остальных двоих" - впрочем, недоразумение быстро разъяснилось: все, кто знал меня лично, клятвенно подтвердили, что "остальные" - это я сам же и был. Так выглядит ситуация, если очертить её образно и вкратце; в реальности события ложились извилисто и врастяжку - ну да ничего, дойдут у меня когда-нибудь руки и про то лето написать, и про суд. Отчаянное было времечко, бедовое-шальное, ох и прикольно же мне будет про него писать; найдутся, думаю, и те, кому прикольно будет читать.

Всё это происходило, однако, считай полгода спустя нашей встречи со Старшим, о которой я собираюсь рассказывать прямо сейчас; поэтому в Форт-под-Центром я прибыл ещё Тринадцатой Тройкой, трёхтелом. Означенный момент неплохо бы для полноты картины иметь в виду, держа его, что называется, в скобках - ибо, рассказывая о прошлом, я как правило говорю о себе в единственном числе. Проживая свою жизнь, я ощущал себя тем кто я есть - не сонмом демонов и не какой-нибудь шестиногой-шестирукой каракатицей; такую память о себе я сохранил от юных дней, такую и фиксирую словом текста.

Конечно же, реальность бытия, в том числе моего личного бытия, существенно объёмнее любых очерков и осмыслений - и если углубляться в дебри жизни предков, то следовало бы вспомнить близнецов-Артигемонов Вензелей, испокон веков обитавших вдвоём в каждом из многократно сменяемых своих тел; не имея возможности разделиться, они вечно спутывали "я" и "мы" биографического прошлого, в значительной мере единого для них обоих. Затруднение такого свойства мне отнюдь не незнакомо - однако я тешу себя мыслью, что научился достаточно успешно с ним справляться; вдобавок углубляться в дебри жизни предков сейчас кажется мне излишним.

Отмечу только один момент. В юные годы я не имел ни малейшего представления об Артигемонах и о многотельности оных - то есть не знал ни что у Артигемонов бывает многотельность, ни что Артигемоны существуют, ни кто они вообще такие, ни что я сам от них происхожу. Мне было не с кем сравнивать себя, помимо тех, среди кого я жил, кого я мог потрогать - а по сравнению с ними всеми я был отчётливо "не таким". Поэтому после того как мне удалось сделаться однотельным и, стало быть, уподобиться окружающим хотя бы в этом - я приложил все усилия, чтоб лишний раз не вспоминать о факте былой трёхтельности, по меньшей мере не обсуждать сей темы с посторонними (близкие-то безо всякого стеснения продолжали отпускать шуточки по поводу "единого в трёх лицах" - особенно когда дело дошло до религиозно-культовых реформ:)) Долгое время я стыдился такого прошлого, мне представлялось, что оно обличает мою исходную "ненастоящесть" - ведь я давно уже считал себя настоящим, живым, и жадно хотел жить! Лишь после того как мои обыденные представления о мире перекувыркнулись несколько раз, я смог выслушивать и говорить правду о себе, не краснея и не опуская глаз - и лишь только после этого я смог вместить следующее проступающее из тьмы знание: то самое, которое уже напрямую касалось моего происхождения и моих родителей.

На этапе, когда я расхаживал ещё трёхтельным, но уже встретился со Старшим, в народе бытовали самые разнообразные мнения о том, что такое пресловутая Тринадцатая Тройка и кто в неё входит. Говорилось "Тринадцатая Тройка, а с ними Ивэ и Старший", говорилось "Тринадцатая Тройка - это Ивэ, Анъе и Старший"; назывались и другие имена, бывшие на слуху, в том числе женские - поминали известных женщин, связанных с Организацией Троек, со мной и моими друзьями. Оценка упоминаемых лиц также была неоднозначной: персоны сии могли восприниматься и как "герои-избавители", и как "отъявленные злодеи". В конечном итоге под суд угодили - как самые отпетые - только мы с Анъе (цифрой: 2, то есть двое, Герман и Анъе:)) Ивэ и Старшего, к счастью, тогда не тронули - может быть потому, что Старший был всё-таки слишком "народ", а Ивэ несомненно был слишком "икона". Если бы на том процессе осудили нас, на следующем этапе дело дошло бы и до них; к счастью, всё обернулось иначе.

Однако это я опять забегаю вперёд. Что ещё надо обозначить, прежде чем приступать к рассказу про Форт-под-Центром? Следует, наверное, подчеркнуть, что с тогдашними властями Центра, прежде всего с руководством Школы Следователей, мы в общем и в целом были в альянсе; на повестке дня стояло много проблем, не все и не со всеми были согласны - однако по большому счёту всем было ясно, что в столицах мир с неарийцами уже стал реальностью, и теперь надо вычёсывать-выглаживать с учётом этой новой реальности все социальные институты. Одновременно с тем и южные города, и форты то и дело выкидывали фортеля (и городили, хм, городушки:)) - по части войны с неарийцами, по части сепаратизма и так далее; то там, то тут вспыхивали мятежи и междоусобицы, так что эмиссары Центра в попытках пресечь кровопролитие гибли пачками. При таком раскладе столичные власти обрели в нашем лице мощную поддержку и прекрасно понимали это. Говоря "в нашем лице", я подразумеваю плеяду "активистов-миротворцев" Северного Города, большинство которых уже принадлежало к Конгрегации Разведчиков. В Северном Городе мир с неарийцами был заключён ещё в октябре 01 до ЧМ, и в течение всей зимы 01 до ЧМ / 01 по ЧМ наши люди помогали Центру справляться с бандитскими набегами в северных краях, что было реально осуществимо только при поддержке со стороны неарийцев; неарийцы от разбойных набегов тоже страдали, и совместная борьба с бандитизмом процесс установления мира сильно ускорила. Всё это я рассказываю к тому, что такие своеобразные политические фигуры как Ивэ, Анъе или я (таки кто бишь там составляет ихнюю Тринадцатую Тройку?:)) были весной 01 по ЧМ в Центре желанными гостями и союзниками - позже, летом, всё сильно переменилось, однако в марте всё обстояло именно так, и посему командировка наша в Форт-под-Центром подразумевала значительные полномочия.

А теперь наконец вновь переключим внимание на Форт-под-Центром.

******************************

Примечания:

О Школе Следователей, о законной практике, о разнообразных незаконнопрактикующих, в частности о пресловутых "армейских следователях" можно прочитать вот здесь, вот здесь и вообще по метке "Следовательское";

о моей трёхтельности и об Организации Троек - например, вот здесь;

про Артигемонов - в частности, близнецов-Вензелей - вот здесь;

про Ивэ yve-chmur-ent - где только не:), вкратце - вот здесь;

про Анъе и вкратце про тот самый суд - по метке Вокруг суда, в частности - вот здесь, вот здесь и вот здесь.

******************************

Продолжение - в следующем посте.

Ивэ, Новеллы, Старший, Арийский Запад, Личное, Анъе, Стихи и песни, Обычаи-нравы-ритуалы, Черта Мира

Previous post Next post
Up