Синодик РПЦЗ, Протоиерей Александр Трубников
Протоиерей Александр Трубников (1908-1988)
“Протоиерей Александр Трубников родился в 1908 году в Царском Селе в старинной дворянской семье. Один из его предков был сподвижником Суворова и отличился при переходе через “Чертов Мост”: при его защите французы не учли того, что один из наших отрядов умудрится взобраться над мостом по скалам и уже оттуда, сверху, поражать врага. Этим отрядом и командовал полковник Трубников. Упоминаем об этом, так как его потомок, Александр Георгиевич - будущий наш священнослужитель, счел долгом, как только, по своем приезде, епископ Нафанаил совершил паломничество к суворовскому памятнику в Швейцарию - к самому месту знаменитого перехода, - также поехать и прислуживать во время панихиды в ущелье. Тогда собралась на паломничество значительная группа - много духовенства, молодежи… Это было в сентябре 1949 года по случаю 150-летнего юбилея перехода через Альпы.
В 1916 г. мальчик Александр с трудом добирается до Франции и получает среднее образование во французских лицеях. Потом - тяжелая эмигрантская жизнь на чужбине. Именно тяжелая <...> Но в том-то и дело, что эмигранты шли на трудности добровольно. Покидали Родину не ища где-то благ материальных или комфорта; а в первую очередь - для духовной и национальной свободы. И для этого сознательно шли на жертвы. Чтобы и за рубежом послужить нашей Православной Церкви в России. Избрав, заранее это зная, путь тяжелый и тернистый…
Несмотря на обремененность работою, молодой идейный Александр Георгиевич находит время окончить так называемые “Высшие Военные Курсы” в г. Риве, возле Лиона, и дополнить их курсами генерала Головина в Париже (1935 г.).
В это же время начинается период устроения и его личной, счастливой, семейной жизни.
Большим событием в его судьбе оказался - в 1946 г. - приезд во Францию епископа Нафанаила. Будучи весьма талантливым, одаренным, интересным собеседником и начитанным в духовной, светской и научной литературе, Владыка, будучи сам глубоко церковным человеком, не мог не оказать влияния на идейного Александра Геогриевича… Правда, он был к этому подготовлен… Нужно объяснить, что сразу по окончании войны, быть активным (и даже быть членом) Зарубежной Церкви во Франции, считалось небезопасным. Настроение было таково, что все боялись всесильного, тогда, влияния СССР и высказывать свои убеждения часто люди не смели. Стоило не быть в линии Москвы и тебя сразу обвинят, совершенно произвольно, само собой разумеется, в “фашизме”!..
Связь с нашим Синодом, даже после войны, возобновилась лишь в середине 1946-го года. Итак, в ноябре этого года в Париж прибывает из Германии Преосвященный Нафанаил - наш новый правящий епископ. Никакой организованной встречи со стороны паствы не было, да, вероятно, и не могло быть: она вся распылилась. Владыку встретили четыре наших священника: на всю Францию лишь одни они не побоялись тогда отвергнуть Москву и ее иерархов. Вскоре Александр Геогриевич представился Владыке в качестве секретаря Медонского (под Парижем) приходского Совета и предоставил помещение в доме, где сам жил с семьей: Владыка сперва ютился в скромной гостинице шумного квартала Парижа. В этом же доме вскоре было организовано Управление, открыта Канцелярия, проведен телефон. Сейчас такая подробность покажется ненужной. Теперь кто угодно и в 24 часа может его получить. Министерство Почт даже в этом заинтересовано. Другое дело в то время!..
За отсутствием средств постоянный секретарь нанят быть не мог. И его обязанности исполнял Александр Георгиевич, одавая лишь часть своего времени, работая одновременно в частном предприятии.
Началась работа по восстановлению расшатавшейся (из-за войны и создавшейся потом ситуации во Франции) епархии.
И результаты сказались быстро. Владыка Нафанаил много ездил, посещал приходы, общины, юношеские лагеря. Очень часто его сопровождал Александр Георгиевич. Совместная поездка всегда спутников сближает. Сколько познаний мог почерпнуть тогда будущий отец Александр!
Тут стоит сказать об издательской деятельности при епархии, душой которой был Александр Георгиевич. Снова о трудностях того времени. Правительство во Франции не разрешало издание никакой частной периодики. Книгу, брошюру (если имеется бумага!) - пожалуйста. А газету, журнал - нет! А епархии как раз нужен был орган периодический. Тогда был придуман остроумный выход. Стали регулярно выходить, большого формата, при 16-32 страницах, с б о р н и к и. А чтобы они не были причислены к (запретной) категории периодики, каждый сборник, при одинаковом внешнем виде, носил разное наименование. То это был “Великий Пост 1947 г.”, или “Воскресение Христово”, или еще “Троица”, потом - “Воздвижение Креста” или “Весна 1948 г.” и так далее. Ничего нелегального в этом не было, поскольку буква закона была соблюдена!
Александр Георгиевич не только редактировал (возможно, вместе с Владыкой Нафанаилом?), но и сам писал. В виде примера. Предлагаем его статью (с крупными сокращениями) из номера 1948 г. “Весна”. Она появилась под названием
О созвучиях Божественной Симфонии
“Как часто каждый из нас, с грустью и даже с унынием замечал, что простояв Божественную Литургию и помолившись, как нам казалось, горячо, выходя мы не ощущали того спокойствия и той духовной радости, которую, казалось, должны были бы ощутить. Мы не “исходим с миром”, мы чувствуем, что не были полностью созвучны с предстоящим священником, диаконом, да и остальными богомольцами! Как часто делились с каждым из нас своими впечатлениями окружающие нас люди, по большей части вполне верующие, но - ищущие. Они сетовали на то, что, простояв всю службу, в течение значительной части ее, они просто скучали. Неизменно из этого следовал вывод, что лучше в таком случае прийти к самому концу, дабы всего лишь 10-15 минут не отвлекаясь, горячо помолиться. Эта соблазнительная точка зрения привлекла многих, и многие охотно ее усваивают и ее придерживаются. Но и придя к самому концу, и прилежно моляся, но вне всякого созвучия с остальными, вне общего хода Богослужения, они ожидаемого результата не получают. Опять мы выходим без мира.
Как часто батюшки говорили нам, что иногда они явственно чувствуют свою невидимую связь со стоящими в храме богомольцами и что в таких случаях легко молиться. Но иногда что-то мешает соборности, тормозит единый молитвенный подъем верных и священнослужителя, и на душе бывает тяжелее.
В поисках объяснения этого явления мы, конечно, обеляем себя и оправдываем тем, что, мол, служат на языке малопонятном и что надлежит обновить чин богослужения, сократить его по нашим силам, и проч.
В желании обелить себя, конечно, кроется соблазн, соблазн классический для врага рода человеческого. Поэтому искать первопричину нашей духовной немощи нужно не вне себя и не во внешних причинах, а именно в себе. Ведь Господь, сказавший, что “где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них,” - положил начало соборности, и Церковь не разрешает священнику служить Литургию одному, без присутствия хотя бы одного лица.
Литургия является, по определению проф. Арсеньева, самым ярким проявлением жизни Церкви. Церковь же есть не только собрание верующих, то есть мир видимый, но в нее входят и все силы небесные, все прежде усопшие отцы и братии наши, все подвижники, мученики, угодники, святые. Из этого следует, что “Евхаристия была, есть и будет центральным нервом христианской жизни” (проф. архим. Киприан). Но в наше время мы утратили почти совершенно такое сознание и относимся к совершающейся в храме литургии, как “к одному из обрядов…”. Мирянин не "присутствует” в храме, а активно, молитвенно переживает совершающуюся литургическую голгофскую драму! И еп. Нафанаил неоднократно в проповедях подчеркивал, что на богослужениях все присутствующие в храме, принадлежащие к Церкви, являются священнослужителями, сослужащими епископу или пресвитеру, возглавляющему совершение таинства. О том, как именно надлежит переживать нам молитвенно литургическую драму, мы узнаём из неоднократных напоминаний иерея, если вслушаемся в его богослужебные призывы. <…> О необходимости духовного единения писал св. Дионисий Ареопагит (1-й век). И другие отцы Церкви в течение многих веков. Но можно обратиться и к светской науке, чтобы выявить себе наглядно, как достигается это единение в повседневной жизни. Основоположник социологии, известный психолог Густав Лебон пишет, что “при некоторых случаях собрание людей обретает новые характерные свойства, и они отличны от свойств каждого лица персонально, эту толпу составляющих. Личность исчезает, чувства и мысли всех индивидуумов направлены к одному. Создается коллективная душа. Тогда коллектив становится “психологической толпой”.
Такая коллективная толпа обладает большой духовной силой, и она, в зависимости от руководящего ею, способна и на зверства, и на величайшие подвиги.
Наиболее многочисленные скопления индивидуумов наблюдаются в армиях. Личности (составляющие воинскую часть) - различны по своему образованию, происхождению, возрасту. Но чтобы жертва их (их жизнь для победы!) была принесена с пользой, необходимо из этих индивидуумов создать “психологическую толпу”, которая, утеряв свойства каждой личности, приобретает новые, отличительные свойства. <…>
Но церковное единство, соборное - это единство прежде всего, духовное, оно не может быть достигнуто, например, дисциплиной. Церковное единство достигается внутренним подвигом очищения себя от самости, от страстей, устремлением к Богу, а отсюда - и друг ко другу.
Такое коренное различие разных единств, которое необходимо оговорить, чтобы не создать у читателя некое неверное представление о церковном понимании соборности - это различие все же позволяет нам пользоваться аналогией с единством воинства или толпы для понимания тех преимуществ, какие может дать посильное единство в Церкви за богослужением. Ведь и св. Апостол Павел неоднократно для иллюстрирования самых возвышенных мыслей пользовался образами из жизни воинской или спортивной.
И такие аналогии помогут нам уяснить второе положение нашего исследования: а именно, что единое духовное целое достигается единством мысли, единством участия в общем деле и притом участием едиными методами. Церковь бесконечно полнее, глубже захватывает нас, чем воинское дело. Но тем полнее и глубже должны мы сливаться с Нею. И тем более должно диссонировать в плане духовно-церковного созвучия то или иное проявление индивидуализма, собственной фантазии, как, например, собственные молитвы вне связи с общим ходом богослужения, коленопреклонения по своей фантазии и проч. Когда богомольцы собрались в храме и священнослужитель возносит от имени всех молитвы, все Ангелы и все Праведники принимают участие в этих молитвах. Действиует непостижимая, неизмеримая духовная сила, взывая ко Господу. А мы: за которых пускаются в ход столь великие силы, в большинстве случаев не принимаем участия в этом молении. Не вливаясь полностью и сознательно в богослужение, мы не только пассивно присутствуем, но мы тормозим священнодействие!
Обратимся еще к физике. Мы знаем, что если заставить звенеть одну из двух струн, настроенных на ту же ноту, то находящаяся рядом другая тоже зазвенит уже сама по себе. <…>
Стоит только любому из нас указать на то, что есть возможность улучшить свои заработки ценой некоторой “учебы”, и мы ночи будем проводить над усовершенствованием себя в той или иной отрасли технических знаний. Но когда вопрос идет о спасении нашем, о том, чтобы хоть немного оправдать свое христианское звание, мы довольствуемся выученными, причем часто плохо выученными в школьный период, поверхностными знаниями. Знания эти часто улетучились, обрасли добавлениями, часто чуждыми и неправославными, которые были нами приняты беря за оценку то - нравится нам то или иное, не заботясь проверить правильность и обоснованность прельстивших нас правил, порядков, утверждений. Пути в Царство Небесное узки, а мы увлекаемся мыслью войти в него “с комфортом”, то есть получить максимум при минимальных усилиях. И вот может, что даже молясь, мы однако можем подчас больше опуститься во мрак, злобу, неспокойствие. И сразу начнем обвинять кого-то другого, что-то другое! Не видя бревна в глазе своем! Не сознавая, что, вот - твердо зная правила приличия светского поведения, мы не знаем, и даже не смущаемся тем, что не знаем, например, когда и почему надо поститься (и что пост обязателен для всех, а вовсе не “только для священников”!), когда и как преклонять (или не преклонять!) колена, когда сидеть и когда стоять в храме, когда можно, когда нельзя ходить по храму - даже чтобы поставить свечку - и все другое, на первый для многих взгляд - “второстепенное”… Но ведь и такое незнание мешает всем богомольцам слиться во одно целое и в единую силу, чтобы полностью - “едиными устами и единым сердцем” - стоять, молиться, участвовать в служении. Наше незнание вносит диссонанс в Божественную Симфонию!
Как воины, которые годами и ежедневно предаются воинским упражнениям и изучением наук и уставов, так и нам необходимо всю жизнь и ежедневно предаваться предписанным и нам Церковью “упражнениям” и изучать уставы и поучения Церкви. И во всяком случает относиться к этому с уважением, как и вниманием. Это могут быть поучения Отцов Церкви, жития Святых, да и многое иное, что мы видим или слышим в наших храмах. Тут будем и с уважением, и вниманием относиться и к внешним проявлениям - к обрядности, к уставам. Все это подготовляет нас и поможет нам сливаться в единый монолит - со всей Церковью”.
*****
Эта статья (напоминаем - сильно нами здесь сокращенная), была, вероятно, первым выступлением будущего о. Александра в печати. Потом он заинтересовался в особенности древней Историей Церкви и историей богослужения. И вскоре появилась целая серия очерков: “Православными чтимые святыни во Франции”, “Мощи свв. мучеников и угодников Божиих во Франции”, “Библия и новейшие раскопки”,“Историческая наука и примеры из Истории древней Церкви как руководители для нашей современной жизни” и др.
“В Духе и Истине”
Впоследствии, уже в священном сане, о. Александр издавал несколько лет периодический журнал на французском языке и многое, о чем у нас говорится выше, было переведено на французский и печаталось в этом издании. Французское название было “В Духе и Истине”. Это слова Спасителя (Ин. 4;24), сказанные жене самарянке. Как и все ее современники, как самаряне, так и иудеи, они думали, что поклонение Богу связано лишь с каким-то определенным местом. Только там, где Он пребывает, где Ему совершаются жертвоприношения. Для иудеев - только в Храме Иерусалимском. В ответ Спаситель объяснил, что Бог есть Дух, а потому поклоняться надо не так, как думают самаряне или иудеи, которые, совершив жертвоприношение в одном определенном месте, себя уже потом освобождают от дальнейшего, по отношению к Богу и людям. Делают себя, автоматически, праведными! Нет! Не таких ищет Себе Бог. Не одними лишь внешним знаками почтения, а и мысленно, чистосердечно и везде: ибо Бог Вездесущ: “Поклоняться надо в духе и истине”. Так журнал о. Александра по-французски и назывался: “В Духе и Истине”. <…>
Переселенческое дело
Попутно хотим коснуться еще и другого. Помимо должности епархиального архиерея, у Владыки Нафанаила была еще забота об устройстве многих тысяч русских, ожидающих решения своей участи в общежитиях Австрии, Италии, особенно Германии. Сам Владыка приехал оттуда лишь недвно, как бы овеянный духовною славою. Ныне здравствующий писатель Владимир Самарин [† 1995 - Ред.], и сам переживший это страшное время, пишет так:
“…Вспоминая теперь те дни, я часто думаю о горячей вере, которая двигала тогда нашими духовными руковолителями: отцами Нафанаилом и Виталием (ныне здравствующий наш митрополит) [† 2006 - Ред.]. Их энергия, казалось, была неисчерпаема. Помимо их священнического подвига она проявилась еще раз во всей своей силе при другой обстановке. Когда ими создан был Комитет помощи православным беженцам (так он был назван), когда шла героическая борьба за спасение бывших советских граждан от насильственной репатриации, от выдачи на муки, на смерть тысяч и тысяч людей, мужчин, стариков, женщин и детей. В этом подлинно святом деле проявилась энергия отца Нафанаила и о. Виталия. И их ум, и их способность воздействовать на оккупационные власти, что облегчалось отличным знанием обоими английского языка. Не сотни, а тысячи людей обязаны им своим спасением. Не сотни, а тысячи людей слали им свою вечную благодарность…” (“Гамбург 1945. Выдачи”).
Но помимо организации расселения была необходимость и другого рода. И приехав во Францию, Владыка Нафанаил, сделал обращение, котоорое начиналось следующими словами:
“К Русским Людям. Рядом с нами, за тонкими кордонами границ, находятся многие десятки, а, может быть, и сотни тысяч православных людей, остро нуждающихся в нашей помощи… Не в денежной! Мы можем им помочь, например, некоторыми вещами <…>, но еще важнее и нужнее книги, особенно духовные и учебные <…>. Во всей английской зоне, например, во всех 26 приходах нет ни одной полной Библии на русском языке. Между тем, духовная жажда чрезвычайная: церкви, созданные из ничего, переполнены молящимися, по лагерям организованы школы и гимназии, в Мюнхене - даже университет, и всем им приходится обходиться без книг. Как? Лагеря обмениваются наличными, существующими отдельными экземплярами Богослужебных книг, как и учебников и переписывают их от руки, как в древние времена. В школах учащиеся записывают под диктовку уроки учителей. Это - тяжелая излишняя нагрузка на детей, и без того принужденных учиться в невероятно тяжелых условиях барачной лагерной жизни. Помогите книгами! Каждая Ваша книга принесет пользу и радость не одному человеку и не одной семье <…>, но послужит десяткам, сотням и даже тысячам родных нам людей, в самой главной, в самой святой их нужде - священной духовной жажде, которой в них так много. Кто же как не мы, поможет им удовлетворить эту духовную жажду? Разве об этом мы не мечтали четверть века в самые светлые, в самые чистые периоды нашего зарубежного существования <…>. Все пожертвования будут с благодарностью приниматься в канцелярии нашего епархиального Управления”. Епископ Нафанаил.
*****
Обращение это было написано в начале 1947 года, и имелась в виду помощь тем русским людям, которые, спасшись от насильственного возвращения в СССР, от рыскавших повсюду “охотников за черепами” - большевицких агентов по насильственной репатриации, теперь ожидали решения своей участи - расселения в различных свободных странах, главным образом за океаном <…>.
Все, до кого тогда дошло обращение Владыки Нафанаила, широко откликнулись на него. Если самим делом переселения занимался тогда при епископе Нафанаиле, главным образом, его сотрудник, ныне здравствующий протоиерей Сергий Чертков [† 1999 - Ред.] (тогда в диаконском сане), то в собирании и отсылке ящиков и с одеждой, и с книгами - много работал Александр Георгиевич Трубников. Мы помним, как в его прихожей и в коридоре вечно находились ящики, свертки и картоны. То ли готовые к отправлению, то ли в стадии сортировки по категориям.