Я - русофоб
Наткнулся на рассказ Андрея Новикова, который мне понравился-Я - русофоб.
С какого-то времени и я почувствовал себя русофобом. Хотя выговаривать это слово сегодня так же жутко, как еще три года тому назад страшно было выговорить "я - антикоммунист". Но сколько не вдумывался я, сколько не старался подобрать другой, более цивилизованный словесный эквивалент собственной позиции, - ничего не получалось. Да и в словах ли дело? Почему бы не употреблять этот, в сущности, научный термин.
Да, - в отношении народа, среди которого я родился, вырос, живу, я испытываю подсознательную, неподвластную мне ненависть. Считаю, что именно русскому сознанию присущи многие из тех качеств, которыми обычно характеризуют имперское тоталитарное сознание. События в Литве застали меня дома, в Рыбинске. Я не подозревал, что столько может быть немотивированной, непонятной ненависти в отношении литовцев. На улице, в автобусах, в бане, на кухнях я слышал: "Сволочи фашистские!", "Их бы всех за лес вывести, да из пулемета!", "Мы их кормили, а - они!".
Особенно искренностью поражало последнее: "мы их кормили..." Оказывается, мы их не оккупировали, - мы "кормили". Это - страшный патернализм, идущий из глубины русского национального характера. Никому из других народов - грузин, казахов, армян - в голову не придет, что они кого-то "кормили". Оккупировали, расстреливали, ссылали, - зато при этом кормили! Скажите, откуда это? Из программы "Время", из газеты "Правда"? Нет. Я беру на себя смелость утверждать, что т.н. "имперское сознание" коренится в самих основах русского характера.
* * *
Понимаю, как опасно возлагать коллективную ответственность на народ в целом, - еще опасней, чем на партию (да и может ли вообще понятие вины быть коллективным?), и все же, все же, все же... Если последствия национальной трагедии так обширны и глубоки, то - почему и как все это могло произойти? Почему народ так "легко" принял этот новый строй, почему половина его с такой резвостью истребляла другую половину? И почему, наконец, гражданская война, начавшаяся семьдесят три года тому назад, идет до сих пор? Где истоки того, что называется "коммунизмом"? В "малом народе", в "леворадикалах", "интеллигенции"? Но неужели их, этого "малого народа", было так много, что они сделали с нами то, что сделала эта новая власть?
И почему, черт побери, "новый мир" так похож на мир прежний? Не говорит ли это о том, что коммунизм был имманентно присущ России, и ее "новый строй" - не более, чем псевдоним для чего-то очень архаичного, традиционного, того, что всегда было в народе и в его сознании и что утвердилось, структурировалось после всех судорог страны? Разве большевизму "интеллигентскому", ленинскому не предшествовал большевизм народный, разинский, и разве этот последний - не устойчивая политическая традиция русской истории?
Однажды я начал излагать все эти тягостные размышления, и меня перебили: "А что ты знаешь о России, чтобы так говорить?" - "Ничего, - сказал я. - Ничего не знаю, за исключением того, что я в ней живу".
Когда говорят о возрождении России, мне хочется спросить: что вы собираетесь возрождать? Народные песни и пляски, которые сегодня стали настолько же фальшивыми, как и песни о партии? Религию, на которую сегодня пытаются возложить те задачи, которые раньше выполняла идеология? Монархию под названием "Советский Союз", верные монархисты которой с телекамерой на плече прославляют мощь бронетанковой техники?
Скажите, что есть эта самая "Россия"? Полозков, Ельцин, Горбачев, Невзоров, Алкснис? А может быть - Николай Второй, Минин и Пожарский?
Я почти четверть века прожил в русском провинциальном городе, и мне странно, когда начинают говорить о какой-то другой "России". С монастырями, куполами, Мининым и Пожарским и благословенной "черной сотней" - первой, отражавшей иноземное нашествие... Может быть, все это когда-то и существовало, но какое отношение оно имеет вот к этой стране? Если "Россия" - не вот этот современный Рыбинск, Ярославль или Свердловск, то где она?
* * *
Да есть ли он вообще, этот самый "русский народ"? Я не вижу существенных различий между понятиями "русский" и "советский".
Как-то проводился семинар под модным легким названием - "Коммунизм и действительность". Я листал проспект этого семинара, мне хотелось выступить на нем и сказать: "Неправильно называется ваш семинар. Нет оснований для такой постановки вопроса: коммунизм и действительность. Потому что коммунизм и есть наша действительность".
Не было у нас никакого коммунизма - была Россия. Коммунизм - только следующий псевдоним для России. То, что он имманентен самой русской истории, блистательно раскрыто у Бердяева, который выделял пять исторических типов России. И один из них - Россия коммунистическая.
Не будет никакой возрожденной России - будет все та же Совдепия, только русифицированная. Иного не дано.
В этом, кстати, состоит парадокс нынешних "патриотов": они думают, что ориентируются на русские традиции - на самом деле, они обращаются к консервативным аспектам советской действительности: армию, КГБ, партию. Другого-то ничего не осталось. Здесь проходит стыковка "патриотов" и "державников": они, в сущности, утверждают одно и то же, под различными лишь названиями. Единственный честный традиционалист - Александр Солженицын - остается в эмиграции, предпочитая не заниматься политикой, будучи таким образом избавлен от необходимости сообразовывать свои "консервативные" убеждения с реалиями СССР.
Трагедия и фарс наших почвенников в том, что они не имеют социальной базы. Те из них, которые пытаются заниматься политикой, рано или поздно оказываются в объятьях Армии и КПСС. Александр Проханов был лишь очень последовательным в этом отношении, когда рассуждая в журнале "Наш современник" о коварстве и злой воле РКП(б) Владимира Ульянова, погубившей Россию, закончил призывом побрататься с РКП Ивана Полозкова.
Безвозвратно сгинули Николай Второй и Минин с Пожарским. Остался лишь товарищ Полозков.
* * *
Итак, я - русофоб. Не нравится мне русский народ. Не нравится мне само понятие "народ", в том виде, в котором оно у нас утвердилось. В других странах "народ" - конкретные люди, личности. У нас "народ" - какое-то безликое однообразное существо.
Встречаюсь я с этим "народом" в самых разнообразных местах. Стоит, бывало, на митинге за каким-нибудь депутатом и требует. Во весь голос. Недавно у телецентра в Останкино опять увидел "народ" - десятка три молодых людей стояли с плакатами в поддержку Невзорова и Кравченко. А то залезет он, народ, на фонарный столб на Пушкинской площади, да как завопит: "До-лой! Всех в отставку!"
Сегодня модный вопрос - "вестернизация". Как бы нам, за три пятилетки стать Европой. Проделать путь , который Запад проделал за пять столетий. И вывод сам собой напрашивается: никак. Если в 19 столетии не утвердилось либеральное сознание, откуда оно возьмется сейчас? А если нет либерального сознания - могут ли быть либеральные институты демократии? И тогда - каким видится "возвращение" в лоно мировой цивилизации тем, кто говорит о "новом мышлении" и конце холодной войны? Толпы одичалых варваров, с вкладышами в паспортах штурмующие советско-польскую границу, прихватив по деревенской иконке, чтобы за кордоном толкнуть ее за сто долларов?
Нет, не с нашей стороны встанет стена, а со стороны Запада, - подобно той, которую американцы установили на границе с Мексикой.
Пожалуй, только сегодня начинаешь понимать, что военное противостояние - лишь поверхностное проявление некоего более глубинного противостояния Запада и Востока. Выведенный в пробирке режима "гомо советикус" становится сегодня основным носителем тоталитаризма. И дело вовсе не в КГБ, не в КПСС и вообще не в государственности как таковой. Дело в самом обществе, которое в новых обличьях снова и снова воспроизводит тоталитаризм. Я все более убеждаюсь, что основное "достижение" перестройки - не развал экономики, даже не развал государственности, а что-то несравненно более страшное: нарастающее сумасшествие общества.
Во всякое смутное время происходит брожение и одичание. Перед 17-ым годом были символисты и футуристы, а сейчас - колдуны, секс-дайджесты и третьеразрядные фильмы. Самое любопытное, что, с формальной точки зрения, все это - и секс, и рок, и астрология - пришло к нам с Запада. Но это мы только думаем, что таким образом подключились к западной цивилизации, - в действительности, нас подключили к западной канализации. После 17-го года оставшаяся интеллигенция еще 30 лет духовно кормила общество, пока не вымерла окончательно. А что оставит советская эпоха?
Какой она будет, Россия посткоммунистическая, и будет ли такая вообще?
http://old.russ.ru/antolog/vek/1991/07/novik.htm
С какого-то времени и я почувствовал себя русофобом. Хотя выговаривать это слово сегодня так же жутко, как еще три года тому назад страшно было выговорить "я - антикоммунист". Но сколько не вдумывался я, сколько не старался подобрать другой, более цивилизованный словесный эквивалент собственной позиции, - ничего не получалось. Да и в словах ли дело? Почему бы не употреблять этот, в сущности, научный термин.
Да, - в отношении народа, среди которого я родился, вырос, живу, я испытываю подсознательную, неподвластную мне ненависть. Считаю, что именно русскому сознанию присущи многие из тех качеств, которыми обычно характеризуют имперское тоталитарное сознание. События в Литве застали меня дома, в Рыбинске. Я не подозревал, что столько может быть немотивированной, непонятной ненависти в отношении литовцев. На улице, в автобусах, в бане, на кухнях я слышал: "Сволочи фашистские!", "Их бы всех за лес вывести, да из пулемета!", "Мы их кормили, а - они!".
Особенно искренностью поражало последнее: "мы их кормили..." Оказывается, мы их не оккупировали, - мы "кормили". Это - страшный патернализм, идущий из глубины русского национального характера. Никому из других народов - грузин, казахов, армян - в голову не придет, что они кого-то "кормили". Оккупировали, расстреливали, ссылали, - зато при этом кормили! Скажите, откуда это? Из программы "Время", из газеты "Правда"? Нет. Я беру на себя смелость утверждать, что т.н. "имперское сознание" коренится в самих основах русского характера.
* * *
Понимаю, как опасно возлагать коллективную ответственность на народ в целом, - еще опасней, чем на партию (да и может ли вообще понятие вины быть коллективным?), и все же, все же, все же... Если последствия национальной трагедии так обширны и глубоки, то - почему и как все это могло произойти? Почему народ так "легко" принял этот новый строй, почему половина его с такой резвостью истребляла другую половину? И почему, наконец, гражданская война, начавшаяся семьдесят три года тому назад, идет до сих пор? Где истоки того, что называется "коммунизмом"? В "малом народе", в "леворадикалах", "интеллигенции"? Но неужели их, этого "малого народа", было так много, что они сделали с нами то, что сделала эта новая власть?
И почему, черт побери, "новый мир" так похож на мир прежний? Не говорит ли это о том, что коммунизм был имманентно присущ России, и ее "новый строй" - не более, чем псевдоним для чего-то очень архаичного, традиционного, того, что всегда было в народе и в его сознании и что утвердилось, структурировалось после всех судорог страны? Разве большевизму "интеллигентскому", ленинскому не предшествовал большевизм народный, разинский, и разве этот последний - не устойчивая политическая традиция русской истории?
Однажды я начал излагать все эти тягостные размышления, и меня перебили: "А что ты знаешь о России, чтобы так говорить?" - "Ничего, - сказал я. - Ничего не знаю, за исключением того, что я в ней живу".
Когда говорят о возрождении России, мне хочется спросить: что вы собираетесь возрождать? Народные песни и пляски, которые сегодня стали настолько же фальшивыми, как и песни о партии? Религию, на которую сегодня пытаются возложить те задачи, которые раньше выполняла идеология? Монархию под названием "Советский Союз", верные монархисты которой с телекамерой на плече прославляют мощь бронетанковой техники?
Скажите, что есть эта самая "Россия"? Полозков, Ельцин, Горбачев, Невзоров, Алкснис? А может быть - Николай Второй, Минин и Пожарский?
Я почти четверть века прожил в русском провинциальном городе, и мне странно, когда начинают говорить о какой-то другой "России". С монастырями, куполами, Мининым и Пожарским и благословенной "черной сотней" - первой, отражавшей иноземное нашествие... Может быть, все это когда-то и существовало, но какое отношение оно имеет вот к этой стране? Если "Россия" - не вот этот современный Рыбинск, Ярославль или Свердловск, то где она?
* * *
Да есть ли он вообще, этот самый "русский народ"? Я не вижу существенных различий между понятиями "русский" и "советский".
Как-то проводился семинар под модным легким названием - "Коммунизм и действительность". Я листал проспект этого семинара, мне хотелось выступить на нем и сказать: "Неправильно называется ваш семинар. Нет оснований для такой постановки вопроса: коммунизм и действительность. Потому что коммунизм и есть наша действительность".
Не было у нас никакого коммунизма - была Россия. Коммунизм - только следующий псевдоним для России. То, что он имманентен самой русской истории, блистательно раскрыто у Бердяева, который выделял пять исторических типов России. И один из них - Россия коммунистическая.
Не будет никакой возрожденной России - будет все та же Совдепия, только русифицированная. Иного не дано.
В этом, кстати, состоит парадокс нынешних "патриотов": они думают, что ориентируются на русские традиции - на самом деле, они обращаются к консервативным аспектам советской действительности: армию, КГБ, партию. Другого-то ничего не осталось. Здесь проходит стыковка "патриотов" и "державников": они, в сущности, утверждают одно и то же, под различными лишь названиями. Единственный честный традиционалист - Александр Солженицын - остается в эмиграции, предпочитая не заниматься политикой, будучи таким образом избавлен от необходимости сообразовывать свои "консервативные" убеждения с реалиями СССР.
Трагедия и фарс наших почвенников в том, что они не имеют социальной базы. Те из них, которые пытаются заниматься политикой, рано или поздно оказываются в объятьях Армии и КПСС. Александр Проханов был лишь очень последовательным в этом отношении, когда рассуждая в журнале "Наш современник" о коварстве и злой воле РКП(б) Владимира Ульянова, погубившей Россию, закончил призывом побрататься с РКП Ивана Полозкова.
Безвозвратно сгинули Николай Второй и Минин с Пожарским. Остался лишь товарищ Полозков.
* * *
Итак, я - русофоб. Не нравится мне русский народ. Не нравится мне само понятие "народ", в том виде, в котором оно у нас утвердилось. В других странах "народ" - конкретные люди, личности. У нас "народ" - какое-то безликое однообразное существо.
Встречаюсь я с этим "народом" в самых разнообразных местах. Стоит, бывало, на митинге за каким-нибудь депутатом и требует. Во весь голос. Недавно у телецентра в Останкино опять увидел "народ" - десятка три молодых людей стояли с плакатами в поддержку Невзорова и Кравченко. А то залезет он, народ, на фонарный столб на Пушкинской площади, да как завопит: "До-лой! Всех в отставку!"
Сегодня модный вопрос - "вестернизация". Как бы нам, за три пятилетки стать Европой. Проделать путь , который Запад проделал за пять столетий. И вывод сам собой напрашивается: никак. Если в 19 столетии не утвердилось либеральное сознание, откуда оно возьмется сейчас? А если нет либерального сознания - могут ли быть либеральные институты демократии? И тогда - каким видится "возвращение" в лоно мировой цивилизации тем, кто говорит о "новом мышлении" и конце холодной войны? Толпы одичалых варваров, с вкладышами в паспортах штурмующие советско-польскую границу, прихватив по деревенской иконке, чтобы за кордоном толкнуть ее за сто долларов?
Нет, не с нашей стороны встанет стена, а со стороны Запада, - подобно той, которую американцы установили на границе с Мексикой.
Пожалуй, только сегодня начинаешь понимать, что военное противостояние - лишь поверхностное проявление некоего более глубинного противостояния Запада и Востока. Выведенный в пробирке режима "гомо советикус" становится сегодня основным носителем тоталитаризма. И дело вовсе не в КГБ, не в КПСС и вообще не в государственности как таковой. Дело в самом обществе, которое в новых обличьях снова и снова воспроизводит тоталитаризм. Я все более убеждаюсь, что основное "достижение" перестройки - не развал экономики, даже не развал государственности, а что-то несравненно более страшное: нарастающее сумасшествие общества.
Во всякое смутное время происходит брожение и одичание. Перед 17-ым годом были символисты и футуристы, а сейчас - колдуны, секс-дайджесты и третьеразрядные фильмы. Самое любопытное, что, с формальной точки зрения, все это - и секс, и рок, и астрология - пришло к нам с Запада. Но это мы только думаем, что таким образом подключились к западной цивилизации, - в действительности, нас подключили к западной канализации. После 17-го года оставшаяся интеллигенция еще 30 лет духовно кормила общество, пока не вымерла окончательно. А что оставит советская эпоха?
Какой она будет, Россия посткоммунистическая, и будет ли такая вообще?
http://old.russ.ru/antolog/vek/1991/07/novik.htm