Аркадий Федорович Крашенинников - старейший сотрудник нашего музея, заслуженный историк архитектуры - принял непростое решение, к которому шел долго, возможно всю жизнь. Он увольняется из музея и уходит послушником в монастырь на острове Коневец, в северной Ладоге. В будущем году Аркадий Федорович отметит свой 90-летний юбилей. Его проводы в музее состоялись на прошлой неделе.
На фото - два символа музея 2000-х: Д.А.Саркисян и А.Ф.Крашенинников
У него была невероятно трудная судьба - ныне известный ученый, он, будучи 19-летним студентом Академии художеств, пошел на фронт ополченцем 27 июня 1941 года. Участвовал в боях на Ленинградском фронте, был ранен, попал в плен, испытал ужас немецкого концлагеря. В марте 1945 года освобожден частями Красной Армии, затем - сталинские лагеря. Награжден орденом Отечественной войны II степени, многими медалями. Принимал участие в юбилейном параде, посвященном 50-летию Победы.
До 1967 года Аркадий Федорович работал в Государственной инспекции по охране памятников Ленинграда. Вторая половина его жизни связана с Москвой, где последние двацать лет он отдал Музею архитектуры им. А.В.Щусева.
Имеет около 200 научных работ. Среди них: "Зодчие Москвы времен эклектики, модернизма и неоклассицизма", "Архитектор Александр Кокоринов" и многие другие.
Предлагаем вашему вниманию две небольших работы А.Ф.Крашенинникова, посвященных его любимому городу - Ленинграду/Санкт-Петербургу.
А.Ф. Крашенинников (1996)
История Стокгольмской коллекции русских чертежей или шпионаж против России, принесший ей пользу через 200 лет
Прорубив окно в Европу, Петр Великий дал возможность русским увидеть западный свет, а европейцам легко (а подчас и назойливо) заглядывать внутрь России. Уже через несколько лет после основания Санкт-Петербурга в новую столицу буквально хлынули различного рода иностранцы, которые стали налаживать деловые, коммерческие, политические связи, и одновременно внимательно изучать нашу гигантскую страну, внезапно так ярко проявившую себя. Многие из побывавших в Российской империи в те годы вели здесь по горячим следам записи, которые затем охотно читались в Европе и имели там устойчивый спрос на книжном рынке.
Хотя все эти труды предназначались, прежде всего, для западного читателя, они стали позднее ценными источниками для историков России. Среди многих путевых очерков, записок и отчетов одним из наиболее замечательных трудов этого плана считается "Дневник камер-юнкера Бергхольца".
Его автор Фридрих Вильгельм фон Бергхольц (Friedrich Wilhelm von Bergholz, 1699 - 1771) посетил нашу страну в 1721-1727 гг. в свите герцога Голштинского Карла-Фридриха и вел здесь очень подробные записи о всем, что встречал его сюзерен и сопровождавшие лица. Надо заметить, что молодой человек был не случайно назначен в эту свиту. Его отец, как многие немцы, поступил на военную службу к Петру I, получил звание генерала, участвовал в осаде Выборга (1710 г.) и Прутском походе 1711 г. Детство и юность молодого Бергхольца прошли в России, он хорошо знал местные обычаи, русский язык и только после смерти отца в 1717 г выехал в Голштинию, где затем поступил па службу ко двору местного герцога. Вскоре возникла идея женитьбы голштинского герцога, на дочери русского императора. В свиту жениха попал и камер-юнкер Бергхольц.
Дневник, который вел Бергхольц, был по сути внутренним протоколом жизни герцога в России. Но записи отличались такой живостью и наблюдательностью, что слава о дневнике разошлась довольно широко. Рукопись читали и копировали. Уже после смерти автора дневник был опубликован в 1785-1788 гг. сперва в журнале (1), а затем и издан отдельной книгой, которая вошла в золотой фонд россики, как ценное свидетельство дотошно наблюдательного современника. Ее постоянно цитировали и до сих пор продолжают приводить в работах по истории России петровского времени. Русский перевод этой книги был опубликован в середине XIX в. и затем многократно переиздавался (2).
Способности Бергхольца к острому и внимательному восприятию любых мелочей были тогда же замечены в соседней с Голштинией Швецией, только что бесславно закончившей с Россией долгую Северную войну. Швеция никак не собиралась мириться со своим поражением и готовилась к реваншу. Ей было важно собрать многообразную и точную информацию о своем враге. Для этого требовались наблюдательные люди. Записки Бсргхольца были внимательно изучены и автор их взят на заметку. Через некоторое время способный голштинец был, говоря современным языком, "завербован".
Тем временем герцог, с которым Бергхольц побывал в России, умер и на престол вступил его юный сын Карл Петер Ульрих, наполовину русский по матери и доводившийся в этой связи племянником императрице Елизавете Петровне. Она не имела прямых наследников и в качестве будущего преемника избрала своего полунемецкого племянника. Его вызвали в Петербург, перекрестили в православную веру и нарекли великим князем Петром Федоровичем. В небольшой спите наследника, вывезенной из Голштинии, оказался и Бергхольц, получивший придворный чин обер-камергера и исполнявший при князе скромную должность библиотекаря.
Хранитель книг был трудолюбив и усерден. В Петербурге у него появилось весьма своеобразное увлечение: страстная любовь к российской архитектуре. Он очень любил общаться с архитекторами, выпрашивал, выменивал или покупал у них чертежи. Если не получал подлиннков, то добивался возможности снять с них копии, для чего имел специального помощника, перерисовавшего чертежи не очень красиво, но быстро и достаточно точно.
А в Петербурге в это время работали над проектом коренного преобразования столицы, в связи с чем делали новый план города. Все здания, расположенные на главных улицах, были вымерены во всех своих деталях, исполнены точные "обмерочные" чертежи.
Бсрхгольц с помощью своего помощника снимал их копии. Развив чрезвычайную энергию он за весьма короткое время собрал огромную коллекцию не только самых замечательных столичных зданий (частью даже авторских оригиналов, или повторений), но и полные развертки (то есть последовательные изображения фасадов) всех основных улиц северной столицы: 306 чертежей, на которых изображено 331 сооружение. Над изображением каждого дома он сам с немецкой аккуратностью и дотошностью подробно писал имя и звание владельца, наличие жильцов и всякие другие данные, например количество солдат, находящихся в данном здании "на постое", указывал, где аптека, где трактир и подобные сведении, имевшие определенный смысл. Владей таким материалом, любая армия вторжения не испытывала бы никаких затруднений даже при захвате города ночью: имелся портрет каждого дома и описание, что в нем находится.
Кроме петербургских изображений Бергхольц собирал архитектурные чертежи, относящиеся к постройкам в других российских городах - Москве, Твери, Туле, Киеве, Митаве - столице вассального России Курляндского герцогства. В 1746 г. один из камердинеров наследника был арестован, а Бергхольца попросили выйти в отставку и вернуться в Голштинию. Впрочем, все было обставлено вполне респектабельно и ему даже назначили пенсию в размере его жалования.
Бергхольц сумел сохранить тайну своей коллекции и благополучно вывез ее с собой почти в полном объеме. И Петербурге осталось лишь два десятка дубликатов, которые затем попали частью в коллекцию Эрмитажа. Отдельные рисунки из этих собраний были опубликованы И.Э. Грабарем в 1954 г. как работы "неизвестного любителя середины XVIII века" (3). До 1960-х годов никто и не догадывался, что это лишь остаток огромного собрания уникальных чертежей, собранных шустрым голштинцем.
Бергхольц поселился в Висмаре, немецком городе, принадлежавшем тогда Швеции, и эта страна стала негласно выплачивать ему очень солидную пенсию. Коллекция собранных им чертежей оказалась в шведском королевском архиве, где хранилась в чрезвычайной тайне. Швеция долго надеялась начать войну и победить Россию. Наконец в 1788 г. она напала на нашу страну, но шведский флот потерпел сокрушительное поражение у Готланда и не смог добраться до Петербурга. Ценнейший материал, собранный Бсргхольцем в середине XVIII столетия, остался неиспользованным по прямому назначению.
Прошло 200 лет. После окончания второй мировой войны Швеция искала пути улучшения отношений с Советским Союзом. Кто то вспомнил о секретной коллекции, которая могла помочь русским в восстановлении Ленинграда, так сильно пострадавшего от фашистов. Советскому посольству в Швеции было сделано соответствующее предложение. Речь шла об эквивалентном обмене. Наш советник по культуре решил, что сделка не выгодна и отказался от нее. Коллекция осталась в Швеции, но с нее сняли покров секретности и передали Национальному музею Стокгольма в составе так называемой “Тессин - Хорлеманской коллекции” (4). Несколько позже па нее обратил внимание шведский ученый Бьерн Генрик Халльстрем (Bjoern Henrik Hallstroem), оценивший коллекцию, как уникальное свидетельство архитектурного облика Петербурга 1740-х годов и исследовавший ее в течение ряда лет. В 1960 г. он опубликовал статью “Русские архитектурные рисунки в Национальном музее Стокгольма” (5). Сличив пояснительные надписи на чертежах коллекции с подлинными письмами Бергхольца Халльстрем пришел к выводу, что все чертежи были собраны именно этим голштпнцем, который собственноручно прокомент провал каждый чертеж. Несколько позднее Халльстрем подробно рассказал о коллекции Бергхольца в особой книге (6).
В России почти не осталось подобных материалов, документально точно свидетельствующих об архитектуре того времени. Когда в начале 1960-х годов, усилиями того же Халльстрема, часть коллекции Бергхольца - относящаяся к Петербургу и его окрестностям, была показана в Ленинграде, эта выставка была расценена историками архитектуры и реставраторами как сенсация. Она значительно изменила наши взгляды на первоначальный облик Петербурга, который оказался гораздо богаче и разнообразнее по своему архитектурному облику. Знакомство с коллекцией существенно помогло также при изучении истории и восстановлении многих памятников архитектуры.
Так шпионские наработки, собранные в 1740-х годах с целью поражения России, через два с лишним столетия стали ценным материалом для воссоздания правдивой информации о русском зодчестве первой половины XVIII века и для реставрации ряда зданий, воздвигнутых в те годы.
==========
Примечания:
(1) Bueschinngs Magasin fuer die neue Historie und Geographie. TT. 19-22, Halle, 1785-1788.
(2) Дневник камер-юнкера Бергхольца в переводе И.Аммана издан в четырех томах в 1857-1860 гг., а затем дважды переиздавался.
(3) Русская архитектура первой половины XVIII века. Материалы и исследования. - М., 1954. - С. 104 - 106, 190, 191.
(4) Название коллекции - но имени крупного военного деятеля, государственного маршала Швеции К.Г.Тессина (1695-1770), к которому, как выявил Халльстрем, Бергхольц обращался в 1749 г. с просьбой о пособии, после чего и получил 1000 экю “за оказанные Швеции услуги”. Hallstroem B.H. Ryska byggnadsritningar i Nationalmuseum, Nagra tidiga av Barthalomeo Rastrelli, Konsthisiorik Tidskrift. I960. I-II, s. 34.
(5) Hallstroem B.H. Цит. соч., стр. 20-34 Ha с.20 помещена репродукция портрета Ф.В.Бергхольца с крупными чертами лица и хитрыми, иронически глядящими глазами.
(6) Hallstroem B.H. Russian Architectural Drawing in the Nationalmuseum, Stockholm, 1963.
А.Ф.Крашенинников (1993)
Применение металла в Мариинском дворце (Санкт-Петербург)
В 1839-44 годах архитектор А.И.Штакеншнейдер построил в самом центре Петербурга дворец для дочери Николая I - Марии - одно из первых сооружений, знаменующих отход от канонов классицизма. Проект Мариинского дворца отличался не только новыми для того времени архитектурными идеями, но и серьезными достижениями в строительной технике и конструктивных решениях.
Прежде всего, это касалось несгораемых конструкций перекрытий. Грандиозный пожар Зимнего дворца в 1837 г. послужил для строителей наглядным уроком. В этой связи Штакеншнейдер проектировал перекрыть подвальный и первый этажи кирпичными сводами, а во втором и третьем - применить горшковые своды по эллиптическим потолочным балкам из листовой стали. Перекрытие бельэтажа предполагалось укрепить кованными стальными балками. В залах намечалось декорировать потолки кессонами. Эта мера, во-первых, придавала перекрытиям дополнительную прочность без увеличения их веса, во-вторых, создавала впечатление их легкости и, в-третьих, позволяла оформлять их многими способами: лепкой, живописью, окраской различными колерами или чистой побелкой. Кровля должна была покоиться на шпренгельных стропилах (1).
Конструктивные чертежи Штакеншнейдера прошли экспертизу инженера Андрея Даниловича Готмана (1790 - 1856), профессора института инженеров путей сообщения, который дал в общем одобрительное заключение, хотя и сделал несколько мелких замечаний.
Одной из самых трудных технических задач стало перекрытие круглого зала - Ротонды. В 1841 г. Штакеншнейдер и инженер М.К.Кларк представили, каждый в отдельности, проекты устройства такого перекрытия. Архитектор предлагал сделать балки из брускового железа с горшечными сводами между ними. Инженер же полагал, что можно ограничиться балками из котельного железа. Для проверки оба проекта были осуществлены в моделях. Комиссия рассмотрела модели' 25 июля 1841 г. и нашла проект Кларка более прочным, легким и выгодным (2).
Металл, как новый материал был запроектирован также в ряде других, конструктивных и декоративных элементов. К ним относятся стальные конструкции верхнего света для помещений церкви, круглого зала, квадратного зала рядом с ним, зимнего сада, ряд чугунных лестниц и пандус на чугунных конструкциях, но с деревянным полом и краснодеревыми поручнями (3), чугунные балконы в зимнем саду и на наружном садовом фасаде дворца. У боковых подъездов предусматривались чугунные кронштейны для зонтиков и фонарей. В конюшни предлагались особо длинные чугунные балки в пять саженей и аршин (11,37 м). Для оштукатуривания перекрытий были предложены металлические сетки, на них наметывался тонкий слой раствора, который намертво прилипал к сетке и значительно уменьшал возможность последующего обрушения.
Кроме черных металлов использовались и цветные. Из цинка проектировались решетки на парадной лестнице, на хорах круглого зала и большой столовой, канделябры для центрального подъезда и для парадной лестницы, зонтики и фонари у боковых подъездов. Шесть ваз большого балкона над главным подъездом следовало вычеканить из меди по трем разным моделям.
Исполнение конструкции для перекрытия Ротонды было поручено мастерам И.Самыслову и В.Семенову, выполнивших их недобросовестно. В августе 1841 г. Штакеншнейдер написал, что эллиптические балки сделаны Самысловым и Семеновым тоньше запроектированных и установлены криво. Созвали большую комиссию архитекторов в составе К. И. Росси, В.П.Стасова, К.А.Тона, А.А.Монферрана, А.П.Брюллова, Н.Е.Ефимова и самого Штакеншнейдера, а также инженеров А.Д.Готмана, М.Г.Дестрема м М.К.Кларка". Они побывали на стройке и "установили", что во многих местах балки положены криво и неверно, и недостаточное число имеют растяжек, из коих многие привинчены косо к поверхности балок, а гнезда чугунные во многих местах вделаны в стены неровно с оными, в стропилах же некоторые железные связи кривые и неправильные"(4).
Началось длительное расследование. В феврале 1842 г. Росси указал, что в некоторых балках не только допущено утончение, но использовано старое железо. Для проверки несколько балок вытащили и разрубили, Росси оказался прав: в многослойных балках подрядчики использовали вторичный материал. Подрядчики и инж. Кларк - автор конструкций, отвечающий за правильность их сооружения, вынуждены были переделать переделать всю работу за свой счет (5). А Кларка, кроме того, устранили от руководства Александровским казенным чугунолитейным заводом.
==========
Примечания:
(1) РГИА, ф. 468, оп. 35, 1842 г., ед.хр. 370, л. 29.
(2) РГИА, ф. 468, оп. 35, ед.хр. 362, лл. 2 - 4.
(3) Там же, 1841 г., ед.хр. 368, лл. 2 - 8.
(4) Там же, 1841 г., ед.хр. 369, л. 87.
(5) Там же, лл. 225 - 242.