Ницше и сурок (О вечном возвращении)
Все наши дни чем-нибудь похожи, но всё же они не близнецы, а просто родственники и знакомые, дальнецы. В ежедневный День сурка (тысячелетний Рейх Сурка?) история превратилась бы лишь при условии, что на земле не осталось бы других уважаемых животных.
Бесконечное повторение Фридрих Ницше называл вечным возвращением. Однажды на прогулке в Альпах, когда он присел отдохнуть у пирамидальной скалы, на ум ему пришла мысль: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе... Вечные песочные часы бытия переворачиваются снова и снова - и ты вместе с ними, песчинка из песка!» («Веселая наука»).
Если Ницше был прав, если кому-нибудь, похожему на Ницше, доведётся, сидя в тени той же скалы, подумать ту же мысль непредвидимое количество раз, - значит, нет особой разницы между копией и оригиналом, все вещи и события одинаково важны. Даже мимолетные обладают лирической и метафизической ценностью (на такой же примерно точке зрения, если не ошибаюсь, основана японская поэзии хайку). И поэтому же мы, полагал Ницше, должны стараться делать всё так, как мы согласились бы поступать бесконечно: «Давайте отметим нашу жизнь печатью вечности... Твоя жизнь - это твоя вечная жизнь».
Ницше пытался обосновать идею «вечного возвращения» на материале естественных наук - похоже, на этой почве и сошёл с ума: тотальное тиражирование обычного человека противоречило его же собственной любимой идее о сверхчеловеке. Если всё повторяется - не может быть ни революции человеческого существа, ни даже эволюции.
Возможно, Ницше не сошёл бы с ума от противоречия, доживи он до эпохи компьютерных игр. Мог бы и в своё время заметить бесчисленное воспроизведение жизни героев какой-нибудь книги, в том числе античных богов и полубогов, на фресках и театральных сценах либо напрямую в головах (а затем, частично, в поступках) читателей.
Если взглянуть на вещи шире, с закрытыми глазами, - можно увидеть, что где-нибудь в бескрайней вселенной найдётся хотя бы одна планета, совершенно похожая на эту, с таким же солнцем над головой у таких же людей, как мы с вами. Возможно, вселенная для этого мелковата - тогда наша точная копия или наш оригинал (относительно которого мы являемся копией), или просто наше параллельное со-бытие обретается в другой вселенной, одной из многих. Например, в нашей же следующей: наш мир постоянно расширяется и сжимается, как скачущий мячик (или как мифическое советское «оружие возмездия» на случай войны с Китаем - резиновая атомная бомба). И таких мячиков вокруг нашего не меньше, чем на полях футбольного чемпионата.
Ницше был прав и в то же время ошибся: где-нибудь повторяется любое событие, любой взмах кисти или юбки, но связи между этими событиями - почти никакой. По крайней мере, она не очевидна - если и существует, то выше нашего понимания. Вполне может быть вообще наоборот: мы каждый день просыпаемся в новом мире, случайно чем-то похожем на предыдущий. Нам кажется, что чемпионат отрепетированных, натренированных жестов ежегодно, если не ежедневно, повторяется, а он каждый раз попервяется, первится, неповторимится.
Для предсказания, скоро ли наступит весна (и новый год), славяне гадали на курице: замочит ли коготок (по крайней мере, так говорила мне мать, а ей бабушка). В Древнем Риме вместо сурка в тот же февральский день будили, чтобы посмотрел на свою тень, ежа, древние германцы - барсука.
Ницше свою тень увидел в Альпах (не свою, вернее, а общую - тень планеты, под которой сидел): как заведено, тень означала, что разбудили предсказателя слишком рано, снег растает не скоро. Не будь тот день солнечным - вряд ли Ницше обратил бы внимание, что скала перед ним похожа на половинку песочных часов.
Бесконечное повторение Фридрих Ницше называл вечным возвращением. Однажды на прогулке в Альпах, когда он присел отдохнуть у пирамидальной скалы, на ум ему пришла мысль: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе... Вечные песочные часы бытия переворачиваются снова и снова - и ты вместе с ними, песчинка из песка!» («Веселая наука»).
Если Ницше был прав, если кому-нибудь, похожему на Ницше, доведётся, сидя в тени той же скалы, подумать ту же мысль непредвидимое количество раз, - значит, нет особой разницы между копией и оригиналом, все вещи и события одинаково важны. Даже мимолетные обладают лирической и метафизической ценностью (на такой же примерно точке зрения, если не ошибаюсь, основана японская поэзии хайку). И поэтому же мы, полагал Ницше, должны стараться делать всё так, как мы согласились бы поступать бесконечно: «Давайте отметим нашу жизнь печатью вечности... Твоя жизнь - это твоя вечная жизнь».
Ницше пытался обосновать идею «вечного возвращения» на материале естественных наук - похоже, на этой почве и сошёл с ума: тотальное тиражирование обычного человека противоречило его же собственной любимой идее о сверхчеловеке. Если всё повторяется - не может быть ни революции человеческого существа, ни даже эволюции.
Возможно, Ницше не сошёл бы с ума от противоречия, доживи он до эпохи компьютерных игр. Мог бы и в своё время заметить бесчисленное воспроизведение жизни героев какой-нибудь книги, в том числе античных богов и полубогов, на фресках и театральных сценах либо напрямую в головах (а затем, частично, в поступках) читателей.
Если взглянуть на вещи шире, с закрытыми глазами, - можно увидеть, что где-нибудь в бескрайней вселенной найдётся хотя бы одна планета, совершенно похожая на эту, с таким же солнцем над головой у таких же людей, как мы с вами. Возможно, вселенная для этого мелковата - тогда наша точная копия или наш оригинал (относительно которого мы являемся копией), или просто наше параллельное со-бытие обретается в другой вселенной, одной из многих. Например, в нашей же следующей: наш мир постоянно расширяется и сжимается, как скачущий мячик (или как мифическое советское «оружие возмездия» на случай войны с Китаем - резиновая атомная бомба). И таких мячиков вокруг нашего не меньше, чем на полях футбольного чемпионата.
Ницше был прав и в то же время ошибся: где-нибудь повторяется любое событие, любой взмах кисти или юбки, но связи между этими событиями - почти никакой. По крайней мере, она не очевидна - если и существует, то выше нашего понимания. Вполне может быть вообще наоборот: мы каждый день просыпаемся в новом мире, случайно чем-то похожем на предыдущий. Нам кажется, что чемпионат отрепетированных, натренированных жестов ежегодно, если не ежедневно, повторяется, а он каждый раз попервяется, первится, неповторимится.
Для предсказания, скоро ли наступит весна (и новый год), славяне гадали на курице: замочит ли коготок (по крайней мере, так говорила мне мать, а ей бабушка). В Древнем Риме вместо сурка в тот же февральский день будили, чтобы посмотрел на свою тень, ежа, древние германцы - барсука.
Ницше свою тень увидел в Альпах (не свою, вернее, а общую - тень планеты, под которой сидел): как заведено, тень означала, что разбудили предсказателя слишком рано, снег растает не скоро. Не будь тот день солнечным - вряд ли Ницше обратил бы внимание, что скала перед ним похожа на половинку песочных часов.