То есть понятно, что по этим статьям и так никто из правоохранителей особо не напрягался, но узаконить такое положение - фактически узаконить насилие в обществе. Приехали, называется. Сразу вспомнилась любимая книжка:
[Государь наш, непостижимый и бессмертный...]- Государь наш, непостижимый и бессмертный, - не разжимая зубов, сказал наконец хозяин, - изволил издать указ, что разбоя в подвластных ему землях больше нет. От изумления у Ар-Шарлахи даже усталость прошла. - Как? - выдохнул он в полном восторге. - А так, - буркнул хозяин. - Тот же, кто утверждает, что каторга его была разбита и ограблена, есть клеветник и подлежит наказанию. Некоторое время шли в оторопелом молчании. Потом весь борт разом приглушенно загомонил, зашептался: - …Это что же теперь?.. - …И не пожалуешься?.. - …Н-ну, скарабеи, дела-а… - А велико ли наказание, почтеннейший? - громко спросил кто-то с левого борта. На той стороне тоже, оказывается, прислушивались к разговору. - Судно и товары - в казну, - сухо отвечал хозяин, - а самих - на ртутные рудники, щиты зеркалить. - Ох-х… - вырвалось испуганно сразу из-под нескольких повязок. Рудников боялись. Уж лучше на цепь в боевую каторгу - во тьме, духоте и вони толкать ногами перекладины ведущего барабана… - Жаль… - звучно и задумчиво молвил Ар-Шарлахи. И, выдержав паузу, пояснил в наступившей тишине, нарушаемой лишь скрипом щебня, да поскуливаниями задней оси: - Жаль, что будучи пьян в порту Зибра, прослушал я оглашение великого этого указа… Хозяин заморгал и уставился на Ар-Шарлахи. Боязливо прыснул подросток за третьим брусом. На левом борту кто-то загоготал в голос. - Нет, право! Божественная мудрость нашего государя подчас страшит меня, а подчас ужасает, - чувствуя приступ вдохновения, невозмутимо продолжал Ар-Шарлахи. - Посудите сами, сколько бы денег и войска потратил иной правитель, дабы смирить разбой в пустынях! Государю же это стоило пергаментного свитка и собственноручной подписи… Всего один росчерк - и вот он, долгожданный покой Пальмовой дороги! Во-первых, ни единой жалобы. Во-вторых, кто же теперь даст себя ограбить? Отныне уже не купец будет бояться разбойника, но разбойник купца…