Ужасно прекрасно, когда главная трудность дня - нет платья. Трудность и радость. И повод для множества начинаний. Ловлю каждую тихую радость, выгрызаю из серости - утром кулек моих желтых роз в крафтовый горошек помог бережно телепортироваться прямо на жесткий диск рабочего компа.
В понедельник Варя еще лежала - 40, 5 градусов. Морс, найз, голодание.
Во вторник к ней присоединилась Ева - 40, 5 градусов. Я без сна четыре ночи. Морс, найз, голодание. Без ума от музыки Бориса Виана.
Le deserteur.
В среду вышел кашель, потом снег. Отлегло. Крошки мои жалкие, с опухшими губами и носами. Пообедали. Температура отступает. Первые несколько часов сна за ночь.
В четверг у меня было брауни. Плотное, с орехом, карамель потягивалась, как я, после неровного, дробного сна. Керосиновую лампу хотела - не купила.
В пятницу было прекрасно.
В субботу нарядилась и испекла без рецепта ржаной хлеб. Вышло неклассически, потому что - непредсказуемо, как спектакль без репетиций. Вахтангов рыдал бы как его Терек. Выплеснули сухое вино на белоснежную скатерть. А ей что - ей не меньше пятидесяти. Вы просто не представляете, сколько на ней прошло свадеб и поминок. У мамы такая есть сковорода - ложкой чугун выеден, потому что это - километры оладьев, жареных рыб, и картошки. Так я веду подготовку к занятиям в воскресенье - каждого гостя перевожу на язык еды, посуды, питья, а с него уже - на французский. На выходе получается то, что всех очень смущает, и манит одновременно: немного безумное общение в духе фабрики Вилли Вонки. Et tu es, bien sûr.
Дима в пятницу сказал, что на пути к правильному положению каждое движение должно быть хорошим, верным. Если кисть идет мимо уха вяло, или левая нога завернута внуть больше, чем необходимо, то ложь вся эта ваша уттхита паршваконасана, а не раскрытие и вытяжение, как хотелось. Я немного заблудилась - чего такое ложь. Если сильно что-то имеешь, и выражаешь обладание, то как это может быть ложь. Вернуться бы к любимоу Уоррену. Вся королевская рать разбушевалась во мне. Ищу баланса. Иду в пятницу ногами, как обычно. Вечером в шесть. На два часа забываю небо, землю: мои привязанности и лихорадка остаются, но только как - узор на окне - предмет для любования с экрана, возможно, даже с его другой стороны. Как красота и стабильность. Дышу? Пишу. И без "пишу" - жалко, сыро, никчемно как пастуху без хлеба в сердце.