первый день снега
Москва, Сиреневый сад, 21 ноября 2010 года.
Зима всегда была любимым временем года, с детства. Теплая уютная зима, с огромными сугробами, валенками, полными снега, и варежками на резиночках, которые сушились на батарее после каждой прогулки. Чуть позже я недоумевал, почему зимние каникулы такие короткие, и мечтал, как когда-нибудь свихнувшиеся школьные учителя утвердят если не три, то хотя бы месяц полного безделья. И так, чтобы этот месяц обязательно совпадал с праздником нового года, когда можно сидеть под елкой в самые длинные ночи, в свете одних только гирлянд и свечей, есть бабушкины пирожки и марокканские мандарины, и читать Герберта Уэллса, и разучивать на гитаре короткие пьесы, написанные для лютни где-то пятьсот лет назад . И мучительно желать попасть в зимнюю картину Питера Брейгеля старшего, и остаться жить в ней. А потом, дождавшись, когда в шесть утра запоет радио и начнет передавать новости и концерт по заявкам, съесть горячих домашних пельменей и залезть, наконец, в кровать. Закрыть глаза и представить себя одним из охотников на снегу, медленно спускающихся в заснеженную долину. Тогда и там весь мир становится тебе домом, смыкая над твоей головой тяжелые пушистые ветви деревьев, когда сам снег кажется тебе теплого цвета, и все вокруг становится не то чтобы игрушечным, но каким-то подвластным тебе. И мир стремится к тому, чтобы стать твоим личным дворцом с неторопливыми танцами под звуки лютни, рожков и бубнов, в то время как ты сам медленно, но неотвратимо становишься Императором Вселенной, у которого в распоряжении есть все время на свете.
Зима всегда была любимым временем года, с детства. Теплая уютная зима, с огромными сугробами, валенками, полными снега, и варежками на резиночках, которые сушились на батарее после каждой прогулки. Чуть позже я недоумевал, почему зимние каникулы такие короткие, и мечтал, как когда-нибудь свихнувшиеся школьные учителя утвердят если не три, то хотя бы месяц полного безделья. И так, чтобы этот месяц обязательно совпадал с праздником нового года, когда можно сидеть под елкой в самые длинные ночи, в свете одних только гирлянд и свечей, есть бабушкины пирожки и марокканские мандарины, и читать Герберта Уэллса, и разучивать на гитаре короткие пьесы, написанные для лютни где-то пятьсот лет назад . И мучительно желать попасть в зимнюю картину Питера Брейгеля старшего, и остаться жить в ней. А потом, дождавшись, когда в шесть утра запоет радио и начнет передавать новости и концерт по заявкам, съесть горячих домашних пельменей и залезть, наконец, в кровать. Закрыть глаза и представить себя одним из охотников на снегу, медленно спускающихся в заснеженную долину. Тогда и там весь мир становится тебе домом, смыкая над твоей головой тяжелые пушистые ветви деревьев, когда сам снег кажется тебе теплого цвета, и все вокруг становится не то чтобы игрушечным, но каким-то подвластным тебе. И мир стремится к тому, чтобы стать твоим личным дворцом с неторопливыми танцами под звуки лютни, рожков и бубнов, в то время как ты сам медленно, но неотвратимо становишься Императором Вселенной, у которого в распоряжении есть все время на свете.