Революция в Египте: как творятся мифы
Автор этой статьи Григорий Григорьевич Косач - доктор исторических наук, профессор кафедры современного Востока факультета истории, политологии и права РГГУ, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
опубликована она сегодня в http://journal-neo.com/?q=ru/node/4262
Развивающийся кризис власти в Египте продолжает оставаться в центре внимания отечественных политических аналитиков и комментаторов. Это естественно, - в этой стране совершается революция (как это совсем недавно происходило в Тунисе). Как и любое подобное явление прошлого, египетская революция (что видно в случае российских коллег) может вызывать ничем не сдерживаемый энтузиазм, но, в равной мере, страхи и опасения (полностью игнорирующие огромный материал, публикуемый на сайте «Аль-Джазиры» или в ведущих газетах арабского мира - «Аш-Шарк Аль-Аусат» и «Аль-Хайят»). И тот, и другой подход оправдывается тем, что речь идет о событиях, происходящих в стране, расположенной в одном из наиболее значимых пространств современного мира. Однако и энтузиазм, и опасения порождают мифы.
Миф первый, - как происходящее в Тунисе, так и, тем более, в Египте, приведет к радикальным переменам в пределах всего арабского мира. Суть этих перемен будет состоять в том, что весь этот регион в политическом отношении будет менее авторитарным, что повлечет за собой и возможные перемены в экономике и общественной жизни.
Арабский мир - порождение обстоятельств политического характера, вызывавшихся к жизни происходившими в странах, являющихся ныне членами этого сообщества, этническими процессами. Он абсолютно далек от того, чтобы рассматривать его в качестве единого в культурном и даже религиозном отношении (если иметь в виду внутреннее разнообразие ислама) геополитического пространства. Более того, этот мир неоднороден с точки зрения существующих в нем политических систем и моделей экономического развития. Это - рыхлое и гетерогенное сообщество, раздираемое многочисленными «центрами силы», давно утратившее какое-либо государственное образование, которое можно было бы квалифицировать в качестве ведущего (миф Египта как несущей конструкции арабского мира, возникший во второй половине 1950-х гг., ушел в прошлое со смертью Г.А.Насера). Это сообщество, состоящее из стран, не объединенных едиными символами, проводящих противоречащие неким «общеарабским» интересам курсы в своей внутренней и внешней политике, давно ставшими трудно сравнимыми с точки зрения уровня экономической модернизации, социальной мобильности и гражданских свобод. Говоря иначе, считать, что тунисские события вызвали к жизни политический кризис в Египте, который, в свою очередь и по принципу домино, способен привести к революционным изменениям в иных странах, входящих в Лигу арабских государств, по меньшей мере, неразумно.
Миф второй, - любые революционные изменения в той или иной стране арабского мира (Египет, где действует Движение «Братьев-мусульман», называется, прежде всего) приведут, в конечном итоге, к власти в этой стране сторонников основанного на религиозной доктрине ислама тоталитаризма. Иными словами, достаточно скоро в арабском мире будут господствовать, как отмечал один из отечественных аналитиков, «мрачные исламисты». Вместе с тем, этот миф расслаивается на, по крайней мере, две составляющие его идеи.
Первая из них обосновывается уже давно происходящим подъемом партий и движений, апеллирующих к религиозной идее, включая в список этих политических структур внутренне плохо совместимые друг с другом ливанскую Хизбаллу, палестинский ХАМАС, тунисскую Ан-Нахду, египетское Движение «Братьев-мусульман» и их аналоги в других странах. Одновременно, этот список пополняется нелегальными структурами, действующими, в частности, в Саудовской Аравии или Сирии (порой, речь может идти и о движениях, действующих в неарабских странах). Мысль о существовании всемирного «зеленого интернационала», в этой связи, приобретает особенно зловещий оттенок. Возникает оборотная сторона первого мифа - единства арабского мира, подтверждаемая тем, что египетское Движение «Братьев-мусульман» стало «родоначальником» всех мусульманских организаций, существующих в арабском регионе.
Действительно, разгром этого Движения Г.А.Насером привел к эмиграции многих его членов за пределы Египта. Но означает ли это, что созданные его эмигрировавшими членами (а, порой, и руководителями среднего звена) ячейки «Братьев-мусульман» в других арабских странах не подверглись там естественному процессу укоренения и «национализации», давно уже став местными, национальными партиями и движениями? Означает ли это, что во многих из этих стран эти уже национальные партии так и остаются нелегальными и преследуемыми структурами? Если же они остаются непризнанными в других странах, то не стоит ли понять, какие (опять же) местные, национальные причины лежат в основе этого непризнания? Не стоит ли обратить внимание на то, как и почему некоторые из религиозных партий и движений арабского мира открыто поддерживаются «светскими» правителями некоторых арабских стран, жестоко подавлявших и продолжающих подавлять идентичные, казалось бы, организации в своих собственных странах?
Не стоит ли, наконец, обратить внимание на то, что египетские «Братья-мусульмане» (как и тунисская Ан-Нахда в местном протестном движении) не являются ведущей силой в среде противников Х.Мубарака? Странное, казалось бы, явление, - организация, прославившаяся нападениями на туристов и другими террористическими операциями, постоянно провозглашавшаяся угрозой внутриегипетской и региональной стабильности, сегодня выступает сторонницей демократии и солидаризируется со светскими партиями и лидером оппозиции М.Аль-Барадеи. Однако эта «странность» оправдана. Движение «Братья-мусульмане» внутренне гетерогенно, оно никогда не прерывало контактов с теми или иными египетскими режимами, в его рядах всегда ощущался серьезный разрыв между тоталитаристскими абстракциями С.Кутба и потребностями реальной политической практики. Наконец, подвергаясь постоянному давлению власти, это Движение лишалось своих экстремистских приверженцев, продвигаясь к тому, чтобы обрести статус системной оппозиции.
Вторая идея этого мифа состоит в том, что приход «мрачных исламистов» к власти в Египте создаст непосредственную угрозу региональной стабильности, которая обычно понимается как угроза Израилю и заключенному в Кэмп-Дэвиде египетско-израильскому мирному соглашению. Что ж, в случае такого развития событий в Египте вероятность возникновения угрозы еврейскому государству, вне сомнения, существует. Более того, эта угроза может возникнуть и в случае формирования в Египте широкого коалиционного правительства, в котором «Братья-мусульмане» станут только одной из участвующих в нем сторон, - для египетского общества мир с Израилем всегда оставался «холодным», а сохранение этого мира всегда определялось авторитарным характером египетской власти (да и власти в любой другой стране арабского мира), которая едва ли не полностью игнорировала общественные настроения, проводя свой внешнеполитический курс. Антиизраилизм египетского общества (как, в равной мере, и его антиамериканизм) вовсе не был направлен против Израиля (или Соединенных Штатов), а представлял собой, в первую очередь, одно из проявлений оппозиционности в отношении этой власти. Эта оппозиционность подогревалась определенным развитием событий в окружающем Египет арабском мире.
Тем не менее, уровень этого антиизраилизма мог бы быть снижен. Однако для этого была необходима взвешенная политика противоположной стороны. Но эта противоположная сторона, представленная, в первую очередь, нынешним правительством Б.Нетаньяху, сделала все от нее зависящее для того, чтобы исключить даже минимальную возможность снижения этого уровня, - мог ли нынешний израильский министр иностранных дел, поборник «правого дела» своей партии, союзницы возглавляющей страну партии ЛИКУД, А.Либерман представлять еврейское государство в ходе каких-либо контактов даже с Египтом Х.Мубарака, если его заявления сделали его там «персоной нон грата»? Достигнуто ли какое-либо продвижение на пути прекращения израильской поселенческой деятельности на палестинской территории? Смог ли Израиль выработать взвешенную позицию не только в отношении блокады сектора Газа, но и главы Палестинской Национальной Администрации М.Аббаса? Но участником этой блокады является и Египет, - можно ли в этих условиях требовать от восставших египтян, от вероятного правительства национального единства уважать кэмп-дэвидский договор и с симпатией относиться к Израилю, активно пропагандирующему в мире задачу сохранения у власти если не Х.Мубарака, то, по крайней мере, многих связанных с ним ключевых фигур нынешнего режима?
Миф третий состоит в том, что американская администрация была непосредственно заинтересована в развитии региональной нестабильности. Ее, как всегда, интересовал контроль над энергоносителями, на этот раз сосредоточенными в южном Судане, который эта администрация всеми силами пыталась отделить от единого государства.
Что ж, в современной России Соединенные Штаты, наверное, еще долго будут оставаться «козлом отпущения», на которого многие будут пытаться списать собственные просчеты, собственные комплексы и постоянный развал основанных на иллюзиях, а не на знании ситуации геополитических построений. Однако дело связано не только с этой особенностью российского мышления.
Соединенные Штаты, да и Европейский Союз, конечно же, были застигнуты врасплох тунисскими и, особенно, египетскими событиями. Это естественно, - существует некая инерция политических подходов, как существует и прагматическое стремление видеть и использовать сиюминутные возможности ради реализации интересов сегодняшнего дня. Тем не менее, сразу же после начала политического кризиса в Тунисе в обоих центрах жизни современного мира - и в США, и в ЕС был поставлен вопрос о пределах допустимого в сотрудничестве с режимами (имелся в виду, в первую очередь, режим Бен Али), запятнавшими себя коррупцией и игнорированием демократических прав и свобод. Этот вопрос был поставлен свободной прессой и свободным же гражданским обществом этих центров. Сколь же быстро египетский вопрос, оформленный продолжающей оставаться актуальной идеей прав человека, превратился в центральный для американской и европейской внешней политики! Эта политика направлена на то, чтобы добиваться реализации долгосрочных интересов в арабском мире. Она активна и наступательна, ее характеризует высокий уровень контактов с представителями всех групп и оттенков египетской оппозиции, включая, в т.ч., и «Братьев-мусульман». Что этому может противопоставить Россия? Всего лишь слова о том, что только египетский народ «определит свое будущее». Тогда зачем все эти рассуждения обо все новых и новых прорывах страны на ближневосточном направлении после каждого мимолетного визита российского президента в ту или иную страну региона? Ведь речь-то не идет о долгосрочной стратегии, а всего лишь о лоббировании интересов какой-либо российской структуры, чаще всего, действующей в сфере экспорта вооружений.
Конечно, политический кризис в Египте еще не достиг своего апогея, а режим продолжает сопротивляться, стремясь втянуть страну в братоубийственный внутренний конфликт. Этот конфликт может стать реальностью, если учесть (как это показали кровавые столкновения на площади Тахрир), что на стороне президента огромные резервы - армия, не принявшая окончательного решения, наблюдающая за противостоянием оппозиции и сторонников действующего президента и имеющая собственного претендента на пост главы государства - О. Сулеймана, как и огромная служба государственной безопасности (оцениваемая в 850 тыс. чел.[1]). Его реальность может стать еще более очевидной, если внутриегипетская ситуация продолжит быть неопределенной, - возможность появления новых лидеров оппозиции (кроме М.Аль-Барадеи на эту роль уже претендует нынешний генеральный секретарь Лиги арабских государств А.Муса), многозначность предпочтений «улицы» и, как следствие этого обстоятельства, отсутствие единства мнений в отношении стратегии действия у оппозиционных партий и движений. Иными словами, фактор времени играет сейчас решающую роль. Собственно, это, а не мифотворчество, и является сегодня основным для анализа событий в Египте.
Григорий Григорьевич Косач - доктор исторических наук, профессор кафедры современного Востока факультета истории, политологии и права РГГУ, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
опубликована она сегодня в http://journal-neo.com/?q=ru/node/4262
Развивающийся кризис власти в Египте продолжает оставаться в центре внимания отечественных политических аналитиков и комментаторов. Это естественно, - в этой стране совершается революция (как это совсем недавно происходило в Тунисе). Как и любое подобное явление прошлого, египетская революция (что видно в случае российских коллег) может вызывать ничем не сдерживаемый энтузиазм, но, в равной мере, страхи и опасения (полностью игнорирующие огромный материал, публикуемый на сайте «Аль-Джазиры» или в ведущих газетах арабского мира - «Аш-Шарк Аль-Аусат» и «Аль-Хайят»). И тот, и другой подход оправдывается тем, что речь идет о событиях, происходящих в стране, расположенной в одном из наиболее значимых пространств современного мира. Однако и энтузиазм, и опасения порождают мифы.
Миф первый, - как происходящее в Тунисе, так и, тем более, в Египте, приведет к радикальным переменам в пределах всего арабского мира. Суть этих перемен будет состоять в том, что весь этот регион в политическом отношении будет менее авторитарным, что повлечет за собой и возможные перемены в экономике и общественной жизни.
Арабский мир - порождение обстоятельств политического характера, вызывавшихся к жизни происходившими в странах, являющихся ныне членами этого сообщества, этническими процессами. Он абсолютно далек от того, чтобы рассматривать его в качестве единого в культурном и даже религиозном отношении (если иметь в виду внутреннее разнообразие ислама) геополитического пространства. Более того, этот мир неоднороден с точки зрения существующих в нем политических систем и моделей экономического развития. Это - рыхлое и гетерогенное сообщество, раздираемое многочисленными «центрами силы», давно утратившее какое-либо государственное образование, которое можно было бы квалифицировать в качестве ведущего (миф Египта как несущей конструкции арабского мира, возникший во второй половине 1950-х гг., ушел в прошлое со смертью Г.А.Насера). Это сообщество, состоящее из стран, не объединенных едиными символами, проводящих противоречащие неким «общеарабским» интересам курсы в своей внутренней и внешней политике, давно ставшими трудно сравнимыми с точки зрения уровня экономической модернизации, социальной мобильности и гражданских свобод. Говоря иначе, считать, что тунисские события вызвали к жизни политический кризис в Египте, который, в свою очередь и по принципу домино, способен привести к революционным изменениям в иных странах, входящих в Лигу арабских государств, по меньшей мере, неразумно.
Миф второй, - любые революционные изменения в той или иной стране арабского мира (Египет, где действует Движение «Братьев-мусульман», называется, прежде всего) приведут, в конечном итоге, к власти в этой стране сторонников основанного на религиозной доктрине ислама тоталитаризма. Иными словами, достаточно скоро в арабском мире будут господствовать, как отмечал один из отечественных аналитиков, «мрачные исламисты». Вместе с тем, этот миф расслаивается на, по крайней мере, две составляющие его идеи.
Первая из них обосновывается уже давно происходящим подъемом партий и движений, апеллирующих к религиозной идее, включая в список этих политических структур внутренне плохо совместимые друг с другом ливанскую Хизбаллу, палестинский ХАМАС, тунисскую Ан-Нахду, египетское Движение «Братьев-мусульман» и их аналоги в других странах. Одновременно, этот список пополняется нелегальными структурами, действующими, в частности, в Саудовской Аравии или Сирии (порой, речь может идти и о движениях, действующих в неарабских странах). Мысль о существовании всемирного «зеленого интернационала», в этой связи, приобретает особенно зловещий оттенок. Возникает оборотная сторона первого мифа - единства арабского мира, подтверждаемая тем, что египетское Движение «Братьев-мусульман» стало «родоначальником» всех мусульманских организаций, существующих в арабском регионе.
Действительно, разгром этого Движения Г.А.Насером привел к эмиграции многих его членов за пределы Египта. Но означает ли это, что созданные его эмигрировавшими членами (а, порой, и руководителями среднего звена) ячейки «Братьев-мусульман» в других арабских странах не подверглись там естественному процессу укоренения и «национализации», давно уже став местными, национальными партиями и движениями? Означает ли это, что во многих из этих стран эти уже национальные партии так и остаются нелегальными и преследуемыми структурами? Если же они остаются непризнанными в других странах, то не стоит ли понять, какие (опять же) местные, национальные причины лежат в основе этого непризнания? Не стоит ли обратить внимание на то, как и почему некоторые из религиозных партий и движений арабского мира открыто поддерживаются «светскими» правителями некоторых арабских стран, жестоко подавлявших и продолжающих подавлять идентичные, казалось бы, организации в своих собственных странах?
Не стоит ли, наконец, обратить внимание на то, что египетские «Братья-мусульмане» (как и тунисская Ан-Нахда в местном протестном движении) не являются ведущей силой в среде противников Х.Мубарака? Странное, казалось бы, явление, - организация, прославившаяся нападениями на туристов и другими террористическими операциями, постоянно провозглашавшаяся угрозой внутриегипетской и региональной стабильности, сегодня выступает сторонницей демократии и солидаризируется со светскими партиями и лидером оппозиции М.Аль-Барадеи. Однако эта «странность» оправдана. Движение «Братья-мусульмане» внутренне гетерогенно, оно никогда не прерывало контактов с теми или иными египетскими режимами, в его рядах всегда ощущался серьезный разрыв между тоталитаристскими абстракциями С.Кутба и потребностями реальной политической практики. Наконец, подвергаясь постоянному давлению власти, это Движение лишалось своих экстремистских приверженцев, продвигаясь к тому, чтобы обрести статус системной оппозиции.
Вторая идея этого мифа состоит в том, что приход «мрачных исламистов» к власти в Египте создаст непосредственную угрозу региональной стабильности, которая обычно понимается как угроза Израилю и заключенному в Кэмп-Дэвиде египетско-израильскому мирному соглашению. Что ж, в случае такого развития событий в Египте вероятность возникновения угрозы еврейскому государству, вне сомнения, существует. Более того, эта угроза может возникнуть и в случае формирования в Египте широкого коалиционного правительства, в котором «Братья-мусульмане» станут только одной из участвующих в нем сторон, - для египетского общества мир с Израилем всегда оставался «холодным», а сохранение этого мира всегда определялось авторитарным характером египетской власти (да и власти в любой другой стране арабского мира), которая едва ли не полностью игнорировала общественные настроения, проводя свой внешнеполитический курс. Антиизраилизм египетского общества (как, в равной мере, и его антиамериканизм) вовсе не был направлен против Израиля (или Соединенных Штатов), а представлял собой, в первую очередь, одно из проявлений оппозиционности в отношении этой власти. Эта оппозиционность подогревалась определенным развитием событий в окружающем Египет арабском мире.
Тем не менее, уровень этого антиизраилизма мог бы быть снижен. Однако для этого была необходима взвешенная политика противоположной стороны. Но эта противоположная сторона, представленная, в первую очередь, нынешним правительством Б.Нетаньяху, сделала все от нее зависящее для того, чтобы исключить даже минимальную возможность снижения этого уровня, - мог ли нынешний израильский министр иностранных дел, поборник «правого дела» своей партии, союзницы возглавляющей страну партии ЛИКУД, А.Либерман представлять еврейское государство в ходе каких-либо контактов даже с Египтом Х.Мубарака, если его заявления сделали его там «персоной нон грата»? Достигнуто ли какое-либо продвижение на пути прекращения израильской поселенческой деятельности на палестинской территории? Смог ли Израиль выработать взвешенную позицию не только в отношении блокады сектора Газа, но и главы Палестинской Национальной Администрации М.Аббаса? Но участником этой блокады является и Египет, - можно ли в этих условиях требовать от восставших египтян, от вероятного правительства национального единства уважать кэмп-дэвидский договор и с симпатией относиться к Израилю, активно пропагандирующему в мире задачу сохранения у власти если не Х.Мубарака, то, по крайней мере, многих связанных с ним ключевых фигур нынешнего режима?
Миф третий состоит в том, что американская администрация была непосредственно заинтересована в развитии региональной нестабильности. Ее, как всегда, интересовал контроль над энергоносителями, на этот раз сосредоточенными в южном Судане, который эта администрация всеми силами пыталась отделить от единого государства.
Что ж, в современной России Соединенные Штаты, наверное, еще долго будут оставаться «козлом отпущения», на которого многие будут пытаться списать собственные просчеты, собственные комплексы и постоянный развал основанных на иллюзиях, а не на знании ситуации геополитических построений. Однако дело связано не только с этой особенностью российского мышления.
Соединенные Штаты, да и Европейский Союз, конечно же, были застигнуты врасплох тунисскими и, особенно, египетскими событиями. Это естественно, - существует некая инерция политических подходов, как существует и прагматическое стремление видеть и использовать сиюминутные возможности ради реализации интересов сегодняшнего дня. Тем не менее, сразу же после начала политического кризиса в Тунисе в обоих центрах жизни современного мира - и в США, и в ЕС был поставлен вопрос о пределах допустимого в сотрудничестве с режимами (имелся в виду, в первую очередь, режим Бен Али), запятнавшими себя коррупцией и игнорированием демократических прав и свобод. Этот вопрос был поставлен свободной прессой и свободным же гражданским обществом этих центров. Сколь же быстро египетский вопрос, оформленный продолжающей оставаться актуальной идеей прав человека, превратился в центральный для американской и европейской внешней политики! Эта политика направлена на то, чтобы добиваться реализации долгосрочных интересов в арабском мире. Она активна и наступательна, ее характеризует высокий уровень контактов с представителями всех групп и оттенков египетской оппозиции, включая, в т.ч., и «Братьев-мусульман». Что этому может противопоставить Россия? Всего лишь слова о том, что только египетский народ «определит свое будущее». Тогда зачем все эти рассуждения обо все новых и новых прорывах страны на ближневосточном направлении после каждого мимолетного визита российского президента в ту или иную страну региона? Ведь речь-то не идет о долгосрочной стратегии, а всего лишь о лоббировании интересов какой-либо российской структуры, чаще всего, действующей в сфере экспорта вооружений.
Конечно, политический кризис в Египте еще не достиг своего апогея, а режим продолжает сопротивляться, стремясь втянуть страну в братоубийственный внутренний конфликт. Этот конфликт может стать реальностью, если учесть (как это показали кровавые столкновения на площади Тахрир), что на стороне президента огромные резервы - армия, не принявшая окончательного решения, наблюдающая за противостоянием оппозиции и сторонников действующего президента и имеющая собственного претендента на пост главы государства - О. Сулеймана, как и огромная служба государственной безопасности (оцениваемая в 850 тыс. чел.[1]). Его реальность может стать еще более очевидной, если внутриегипетская ситуация продолжит быть неопределенной, - возможность появления новых лидеров оппозиции (кроме М.Аль-Барадеи на эту роль уже претендует нынешний генеральный секретарь Лиги арабских государств А.Муса), многозначность предпочтений «улицы» и, как следствие этого обстоятельства, отсутствие единства мнений в отношении стратегии действия у оппозиционных партий и движений. Иными словами, фактор времени играет сейчас решающую роль. Собственно, это, а не мифотворчество, и является сегодня основным для анализа событий в Египте.
Григорий Григорьевич Косач - доктор исторических наук, профессор кафедры современного Востока факультета истории, политологии и права РГГУ, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».