Наследие исламского рыцарства
В прошлый раз речь в сообществе зашла о ФУТУВВА.
Аспект неоднозначный и сложный.
Предлагаем очерк современного мусульманина, современного суфия, который тщательно, по полочкам, раскладывает этот аспект, причём в призме современных общественных коллизий исламского мира.
Вот почему непосвящённым, кафирам и китабам, эту статью с первого раза осилить будет непросто.
Но думаю, оно того стоит!
Очень верно взглянуть на феномен глазами не учёного-аналитика, но носителя самой культурной традиции!
Оригинал взят у malikit в Тропою исламского рыцаря
[...]
...высвободилось время для трактата, вокруг и около которого мы ходим второй год. Это «Китаб аль-Футувват» («Книга исламского рыцарства») имама Ибн аль-Хусайна ас-Сулами. Её автор - крупный средневековый богослов, аскет и суфий, а его творение - кодекс, лежащий в основе совсем неизвестного в России феномена «футувват».
Это слово происходит от арабского «фата» - «благородный юноша», «молодой шевалье» и представляет собой как личностный комплекс героизма, внутреннего достоинства и мужества, так и социальный институт воинской аристократии Ислама.
Футувват как качество личности было присуще всем пророкам и избранникам Аллаха, чему есть коранические доказательства и изречения имамов Уммы,
в качестве же общественной надстройки футувваты во все времена выступали воинскими орденами.
Они стояли на страже интересов Уммы и в мирное время выполняли функции профессиональных цехов и гильдий, а в военное - мобилизовались в ударные колонны джихада.
В отличие от большинства современных джихадистских движений, куда попадают случайные люди без какой-либо социально структурированной предыстории, футувват в десятках поколений воспитывал и культивировал особый, интегральный тип человека - аристократа и воина, джентльмена и мистика, «мусульманина крепкой руки», или, говоря поэтически, «человека розы и ятагана».
Opus spiritus футуввата проводил селекционную, евгеническую работу по отсеву негодного материала и формированию из оставшихся специальной касты, воплощающей в себе мусульманский кшатрийский идеал.
Воспитание в футуввате не сопровождалось спартанским жестокосердием, но было лишено и гимназийской романтичности. Там создавался цельный, гармоничный мусульманин, одинаково способный убивать, умирать, проявлять галантность, искушённый в этических делах, открытый самому чистому мистическому опыту и переживанию метафизики войны, склонный и к жестокой борьбе, и к упоению изящными искусствами.
Легендарные османские футувваты шейха Ахи Эврена, называвшиеся «ахилыками», «братствами» были полны таких юношей. Такими же были мусульмане-раджпуты империи Великих Моголов - других благодатных современников Османской империи.
Фата, или классический ахи разительно отличался от сегодняшнего психотипа «ахи-джихадиста», в котором часто обнаруживается немало дисгармоничных, диких черт человека, движимого ненавистью и одним лишь инстинктом к смерти.
В каком-то смысле появление джихадизма в его наглядном виде стало результатом эрозии футуввата, о котором стали забывать те, на ком лежала обязанность стоять у воспитательной кормы - суфийские шейхи и их мукаддимы.
Как и во многих других аспектах исламской Традиции эта эрозия привела к тому, что место устойчивых, архаичных институтов заняли чудовищные гримасы на них, а подлинник был затёрт и предан забвению.
В самом деле, если спросить сегодня кого: «Что такое футувват? Что такое султания? Что такое муамалят?» - вы скорее всего не услышите вразумительные ответы.
Но в этом и заключается драма исламского мира, что он пережил монструозное бедствие: закрытие учебников по истории и широкомасштабную образовательную реформу.
В классических медресе история Уммы занимала одно из важнейших мест в списке предметов и считалась «матерью понимания», которая учила студента чувствовать сердцебиение Ахли-Сунны сквозь столетия, интуитивно понимать, как возникали сектантские аберрации в Умме мусульман, как они действовали и какими обходными манёврами пытались вклещиться в коллективное тело суннитов.
Но в тот чёрный день, когда египетские модернисты закрыли учебники по истории, они перекорёжили и сломали это понимание, они отобрали его. Поэтому сегодня вы видите заблудших и невежественных студентов, которые начисто лишены понимания, что есть исторический путь Сунны, не знают о том, какова её история и кто из её действующих лиц имел бараку Аллаха, а кто работал против слова Аллаха на земле.
Эти люди, несущие на себе горы вызубренных хадисов и имеющие «весьма сердитое вероубеждение» испытывают шок и ярость, когда им в диалектике историософии показывают, как их руками метаполитически реализуется план врагов Ислама.
Подобная же напасть обрушилась на джамааты и тарикаты, постепенно сводя первые к хаотическим комкам активности, а вторые - к окостеневшим, замкнутым клубам по интересам.
Восстановление заново этих институтов в их первоначальной целостности не может произойти, пока не восстановлен Халифат мусульман и у Уммы не появился законный центр.
Поэтому сегодня ещё одним важным критерием оценки тех или иных людей, идей и течений должно стать их отношение к Османскому халифату как к высшему выражению исламского акме, имперского принципа, классицизма, величия и биополитического порядка.
Если они признают доминантное право османской модели, с ними можно сотрудничать; если отвергают Османию под любым предлогом, ненавидят её и внушают иной политический проект, будь то шиитский «велаят-е факих» или арабский нео-бедуинизм, ясно одно: они не годятся для реставрации исходных институтов Уммы. И либо должны быть уничтожены силой (шиитский проект), либо претерпеть длительную эволюцию (нео-бедуины), что - во втором случае - явит, конечно, системный парадокс.
Однако те, кто служит делу возрождения исламской империи (нео-османы) или солидаризуется с этой идеей, должны также понимать, что опорой Халифа может стать только корпус футувватов, как было во веки веков.
Футувват-принцип связан с кадровой ковкой служивого люда в команде Халифа, с очищением нравов и освещением сердец духовным светом, чтобы их обладатели были готовы к стойкости и самопожертвованию на пути защиты Ислама, Повелителя правоверных и земель Уммы.
А как общественный институт футувват становится платформой джамаатов, их кодексом и ядром.
Тогда на плечи фата ляжет миссия по искоренению вредного нароста на теле Уммы под названием «противники джамаатов» и возвращения полуджамаатам-полутусовкам их аутентичной суннитской динамики и природы вместе с закятом, амирами и присягой амиру.
Всё это дело футувватов, которые, будучи нравственным принципом, могут пробуждаться к жизни в любую эпоху и ни в коем разе не должны восприниматься как чисто книжное явление.
Выше мы сказали, что суфии виноваты в том, что позволили футувватам почти исчезнуть из языкового контекста современности. Да, это так, и на примере всё тех же «Братьев-Мусульман» мы видим, как суфийский базис, которым в начале обладало это движение, опускался всё глубже в придонный ил по мере того, как лидеры «Братьев» подменяли политический футувват обычным межмусульманским теремком.
Но даже растеряв всё, что можно было растерять от футуввата, «Братья» не могли окончательно расстаться с цеховыми принципами, пусть даже вытесненными в суб-пространство, в область политических архетипов.
И даже сегодня тихий гул, доносящийся из лабиринтов этой ризомы, определяет некоторые черты «Братьев-Мусульман» (семейственность, иерархия, землячества, партнёрство, координация), о которых противники джамаата говорят как о знаменитом «ихвановском сектантстве».
Но что интересно, сами эти противники как правило организованы в другие джамааты, не менее сектантские по природе своей и родом из «Братьев-Мусульман».
Таким образом, мы видим, что Умма требует футуввата, побуждая лидеров создавать новые джамааты, где был бы хотя бы частично воплощён образ фата (вспомним науку нафсийя у «Хизб-ут-Тахрир»), но те с заданием не справляются, ибо сами не воспитаны футувватом.
Отпадение от суфийских источников наделило и самих «Братьев-Мусульман», и порождённые ими движения дурной генетикой, приводящей к аморальной внутривидовой грызне и склокам.
Мы видим с одной стороны, минеральную потребность Уммы в футуввате (на зло пораженцам всех мастей), а с другой стороны - полный провал сделать это в отрыве от суфийского кровотока.
Не снимаем персональной ответственности с Хасана аль-Банны, который не смог сохранить и передать дух футуввата своим сменщикам, но скажем, что излишне винить его не стоит, т.к. ихваны смогли хотя бы в коматозном, вегетативном состоянии принести слабое сердцебиение футуввата в XXI век.
Гораздо большая ответственность, если вовсе не обвинение в историческом преступлении падает на суфийские сообщества. Именно они покорно сложили руки после крушения Османского халифата, положившись на абстрактный махдизм или культ мёртвых предков.
Мы говорим о них как о клубах, или вернее сказать, кружках по интересам, не подразумевая т.н. "неисламский суфизм", придуманный западными хиппи. Мы говорим строго об исламском тасаввуфе, который сам стал обыкновенным институтом и побудил соответственно к себе относиться простых мусульман.
В ряде депрессивных регионов Уммы суфийские сообщества превратились скорее в стражей несуразностей пост-советского Ислама или обслугу новой власти, в результате чего выросли странные, уродливые гибриды "суфизма как альтернативного шариата", "суфийской акыды", "суфийского мазхаба", в то время как не должно и не может быть никакой суфийской альтернативы шариату или какой-то "суфийской акыды" (что это вообще такое?).
Такого рода мутагенез становится понятен, если его брать в контексте общего сбоя в конструкциях современности. Классический суфизм следил за тем, чтобы не быть одной из институций внутренней политики, ограничиваясь духовным воспитанием халифов и исламской знати, передачей им хикмы (мудрости) Аллаха и привнесением в околополитический контекст элемента богопознания, понимания Божественной воли и изобличения эзотерических угроз и козней, направленных против Уммы. В этом была социальная роль суфиев как воспитателей и хранителей сакральной Традиции, sacré cœur d'Islam, но никак не представителей т.н. "политического класса".
Всё потому, что в Исламе нет места фиксированным классам, и даже когда мы говорим о кшатриях-мусульманах, то имеем в виду не аналог индийских варн, а сам принцип.
В исламских цивилизациях важны не институты, но принципы.
Институты непоколебимо существуют в шариате, остальное руководствуется и пропитывается принципами: и калам, и тасаввуф, и сияса.
Оттиск этого отношения мы обнаруживаем в трогательной лаконичности сочинений по исламской политике и в суфийских трактатах, которые не часто снабжаются аппаратом аятов и хадисов с иснадами, изобилуя вместо этого картинками из жизни правителей, мудрыми притчами и беглой передачей смысла того или иного хадиса.
Бестолочь ставит этим книгам в укор такую лаконичность и стремится перегрузить любой текст иснадами, указаниями на джарх ва тадиль и проч. атрибутикой сухого, безжизненного текста, которая совершенно необходима в книгах по фикху, где главенствуют конкретизированные юридические институты. Однако перетягивание такого дискурса в сложные труды по каламу, где нужна динамическая мысль, или такая верификация суфийских притч ничем хорошим не заканчиваются.
Подобные ходы суть керигма, убивающая метафизику там, где требуется пример, живой образ, общий смысл, вдохновлённый нарратив - иными словами, принцип, не догма.
Но в эпоху всеобщего смешения случилось то, что Шейх Абдулькадыр ас-Суфи назвал «великим бедствием, когда мусульмане стали относиться к шариату как к тарикату, а к тарикату как к шариату».
Это значит, что тарикат, никогда не будучи институтом, но будучи принципом, бытийным путём определённого устаза («твой тарикат - это твой устаз» - так гласит тасаввуф) отныне становится заменой института джамаат.
В области народных лексемм мы чувствуем это в вопросе, которые задают дагестанские салафиты, встречая новых людей: «Вы джамаатские или тарикатские?».
Ужасно, что в головах гнездится подобная дихотомия, подобное шизофреническое расслоение, но оно является не больше не меньше слепком с реальной шизофрении современной Уммы.
Корректный вопрос личности, не погубленной шизофренией языка современности, звучал бы: «Вы в джамаате? Вы суфии?» - поскольку здесь всё на своих местах: джамаат на своём месте как обязательный шариатский институт и тасаввуф на своём месте как факультативный и желательный контекстуальный принцип, как интегральное измерение Ислама.
Почему мы говорим об обязательности джамаата?
Потому, что хадис гласит, что нет джамаата без амирата, нет амирата без подчинения амиру и нет подчинения амиру без взимания закята. Закят является одним из столпов Ислама, т.е. совершенно неотъемлемой частью всего шариата, это не шутки.
Поэтому джамаат - шариатский приказ, гарант исполнения фарда закята, институт, отказ от которого грозит аннулированием всех достижения человека (хадис: «Кто умер, не присягнув амиру или нарушив пркиазание амира, умер смертью джахилии»).
Тогда почему мы говорим о тасаввуфе, словно бы он является контекстом и принципом?
Потому что тасаввуф связан с этикой, с адабом, мистико-духовным порывом и с развитием качеств личности, которые необходимы для серьёзного отношения к Исламу и верноподданического служения Пророку через службу амиру.
Как хорошо сказал салафитский шейх Анвар аль-Авлаки:
«Ислам - серьёзная религия и она требует серьёзного человека».
Мы говоря о серьёзном человеке, подразумеваем «человека розы и ятагана», личность футуввата.
Об этом же загадочно выразились алжирские суфийские старцы, обронив в присутствии французских колонистов-палачей фразу, которая вызвала у них оторопь:
«Le soufisme est acceptance...» - «Суфизм - это принятие...».
Имеется в виду принятие людей как живой пластической реальности, которая нуждается в бережной обработке. Но это также означает сердечное принятие Пророка в действиях амиров и подчинения амирам как если бы речь шла о подчинении Пророку, мир ему.
Это горячий момент, его надо прочувствовать, ибо в нём кроется тайна суфийских джамаатов, которые используют силсилу и рабиту для обретения устрашающей воинской силы, которая была известна ещё европейским средневековым хронистам под названием «безумие абдалов». Произнёсшие эту таинственную фразу алжирские старцы подняли тысячи людей на джихад Даркавийи против пришельцев-кафиров...
Это был пример джамаата с суфийскими интенциями, с суфийской базой, с сердцами суфиев.
Такой джамаат объединил в себе суфийский дух и юридическую норму, тарикат и шариат, форму и содержание, принцип и институт, туловище и пневму, или, если в одно слово - футувват.
О футуввате говорили имамы мазхабов, когда настаивали на том, чтобы мусульмане заключили в себе и фикх, и суфизм.
Фундаментальный сбой текущего дня - «дня ностальгии по Халифату» - случившийся, конечно, в головах, а не в клозетах, привёл к диссоциации этих понятий, к «великому бедствию».
Проявлением этого стала политизация суфизма в худшем смысле (в каком следует понимать "политические классы", на которые перманентно направлено острие критики нашего Шейха), замерзание тариката из подвижного бытийного принципа в механизированный институт, его институциональные теперь уже противоречия с институтами шариата и, как следствие, ответная реакция со стороны адептов чистого и прикладного шариата. Жало ненавистников Уммы пришлось точно в цель, вызвав это смещение понятий и идей в сферу наличествующих явлений, убивание самой сути.
Случилось то, что не было возможным, пока у мусульман был Халифат, а именно появление нескольких поколений воинствующих нигилистов и целых их школ в одном углу комнаты, а в другом - редукция исламского суфизма к «суфийскому исламу». Хотим надеяться, что если наша мысль распробована читателем во всех оттенках, он испытает приступ кошмарного отчаяния, осознав как глубоко поразила Умму голодная апокалиптическая энтропия.
Итак, печальные следствия нынешней суфийской политики на том поле, куда они (суфии) объективно не должны вклиниваться, ибо это территория джамаатов, случились не потому, что суфии решили вдруг стать частью политического калейдоскопа.
Напротив, многие полководцы, министры, визири, султаны и халифы были близкими учениками суфиев, что только способствовало их справедливой, человечной политике. Они случились потому, что суфии стали себя воспринимать и позиционировать как отдельный политический класс, не воспитав при этом в себе необходимых качеств и навыков футуввата.
Необходимо прочувствовать вот какой нюанс: суфии, кроме признанных мастеров, всегда воздерживались от того, чтобы так себя называть. Это не было чем-то вроде шиитского лицемерия-такыи, как раз наоборот - суфии считали невозможным для себя применения термина «суфи» ("очистившийся"), поскольку этически не были готовы считать себя таковыми. Их «тасаввуф» (букв. "преочищение") проявлялся в усердном исполнении мистических практик, джихаде, миссионерстве и укреплении основания исламских наук. Таких людей именовали суфиями, но сами себя они предпочитали называть учениками суфиев, «мюридами» ("проявляющими волю") или «саликами» ("путниками").
Однако современные суфии часто любят не только сами себя с гордостью величать суфиями, забыв, по-видимому, что суфий - это степень, уровень, а не просто нарицательное имя существительное, но и всячески выпячивать это как свой политический козырь и аргумент. Наиболее болезненно это проступает в республиках бывшего Варшавского договора, где мусульманская элита воспитывалась «красными муллами» вовсе не на принципах футуввата. Не исключается, что даже режим «красных мулл» оказался не способен задавить и подчинить волю настоящих суфийских шейхов, в чём убеждают примеры Средней Азии и Балкан, но он полностью разрушил проекцию футуввата на социум.
Социальность футуввата - крайне важный аспект.
Он не исчерпывается только указанием на то, что футувват не возможен без коллективного применения и отрабатывает коллективные же задачи Уммы. Социальность футуввата особым образом возвращает могущество Умме в тех сферах, где сегодня наши враги преуспели много лучше нас. Это противостояние союзов мусульманских рыцарей, окормляемых духовным соцветием шейхов, и западных тайных обществ.
Как выразился Шейх Абдулькадыр ас-Суфи, открывший Западу древний футувват «Мурабитун» спустя столетия: «Принципиальная разница между суфиями и масонами в том, что суфии не стремятся искусственно скрыть своё знание от людей, предлагая путь спасения всем ищущим».
Учитывая, что масонерия явилась историческим ответом на футувваты, то и сильное оружие в противовес ей следует искать в том интегральном институте-принципе, который она стремилась раздробить и уничтожить - в футувватах.
Нет ничего не продуманного, ничего стихийного и случайного в том, что программа разложения футуввата была запущена не в анатолийском хартленде Османии, как того следовало бы ожидать, а в Египте, где орудовал муфтий-масон и предтеча египетских салафитов-модернистов Мухаммад Абдо и где позже появились «Братья-Мусульмане».
Вскользь мы упомянули про бездейственный махдизм и культ мертвецов у многих нынешних суфиев. Это требует некоторого расширительного объяснения. Безусловно, мы оставляем за скобками глупое и огульное обвинение суфиев в «кубурийи», могилопоклонничестве, которым любят сыпать люди, бесконечно далёкие от понимания тасаввуфа. Мы говорим о культе мёртвых как оборотной стороне махдизма, т.е. культа грядущего спасителя Махди, но с оговоркой, что и то, и другое является симптомом общего смешения, о котором мы говорили выше.
Отмечено, что в суфийских сообществах, где воплощён институт джамаата и имеется футувват, отсутствует или жёстко порицается любая "несвоевременность": и беспечный махдизм, и самоконсервация на успехах умерших праведников.
Ритуально это может носить характер запрета или порицания даже самой безобидной некромантии, вроде тавассуля и истигасы.
В тарикате Даркавийя, к которому мы имеем честь принадлежать, не практикуется обращение к Аллаху через мёртвых, нет непременной зацикленности на посещении могил и чрезмерной надежды на чьё-либо посмертное заступничество. Шейхи данного тариката, не ставя в общем под сомнение дозволенность этих вещей, когда те исполняются шариатски корректно, акцентируют внимание на том, чтобы центром событийности был живой человек, отдельно взятый живой мусульманин, который должен стремиться к идеалам личной святости, а не уповать на духовную мощь умерших в оправдание собственного безволия и пассивности.
Мюрид-кубурит, посещая могилу аулия, будет плакаться и просить покойного вступиться за него перед Аллахом. Мюрид Даркавийи, стоя перед могилой праведника, попросит у Аллаха лучшей доли этому человеку в загробном мире и превращения себя в такого же полезного Умме подвижника. Ритуально одно и то же событие, но какое разное отношение к нему, какая разная экзистенция у этих людей!
Сходным образом понимается рабита, или установление ментальной связи, телепатического со-присутствия. В тарикатах футуввата рабита имеет место между мюридами как трансперсональное умонастроение, единонаправленное духовное тепло. В тарикатах без футуввата рабита почти всегда соединяет мюрида с умершими шейхами и совсем слабо - с его живыми собратьями.
Итак, желанию действовать самим как власть имеющим соответствует футувват, слепому упованию на мёртвых как проявлению некротических комплексов - суфизм вне футуввата.
Точно также метафизически отрицается махдизм, который является шиитским заусенцем на теле мусульманской Уммы. Но даже шиизм, трезвея от хмеля Иранской революции, был вынужден творчески переосмыслить этот концепт и свести его к неким мета-идеологическим моментам, которые не тормозят собственно политический процесс. В то же время суфии-махдисты, которым сама Традиция велит влиять на политику через очищение нравов политиков и их вразумление, а не лезть туда в качестве игрока, с такой задачей справиться не способны. Их присутствие в российской политсреде удивительно и парадоксально: будучи холдерами по натуре, живущими мессианскими ожиданиями завтрашнего дня, они парализуют весь исламский политический процесс. Это на руку кафирам, которые то ли сознательно (тогда можно позавидовать их уму), то ли ведомые дьявольской интуицией ощущают, в какой грандиозной подмене они участвуют.
Происходит так, что от политики всячески удерживают исламский политический институт - джамаат, приглашая вместо него тарикаты. Но поскольку настоящий тарикат не является институтом, пока он не соединится с джамаатом в футуввате, его в оперативном порядке «институциализируют», превращают в чудовище Франкенштейна, наделяя несвойственными ему функциями и травмируя его естество.
Институциализации подвергаются вещи, которые вообще не касаются тасаввуфа, как то акыда и фикх, что приводит к появлению пресловутых «суфийской акыды и фикха», за и против которых начинают воевать суфийские политиканы и салафиты, стекающиеся в джамааты. Последние теперь окончательно абсурдируют саму идею, что они могут иметь суфийскую нравственную подложку и копят в себе кислоту анти-суфийской агрессии.
Трагедия, мы полагаем, в том, что джамааты вынуждены давать отпор не настоящему суфизму, а тому что им было презентовано под видом суфизма. Потому-то такие простые двухходовки легко проходят там, где исламская Традиция было долгое время подавлена. Инспирированное извне обострение конфликта тарикатов и джамаатов, приводит к тому, что суфии становятся режимными цепными псами, а джамааты кодируют в себе очень опасный человеческий запал, который без облагораживания разражается страшным и разрушительным нигилизмом. Обе группы проектируются бастардными, враждебными друг другу, а значит, исключающими реставрацию футуввата на уровне идей, не говоря уже о реальном воплощении. Потому как в футуввате противоречие между тарикатом и джамаатом не просто снимается, оно невозможно, футувват замалчивается и, поистине, своим умом мы до сих пор не можем понять, почему среди мусульман России до сих пор не нашлось кого-то, коме нас, кто поднял бы вопрос о футуввате?
Мы слышим со всех сторон: «Салахуддин аль-Аюби - рыцарь Уммы», «Халид ибн аль-Валид - рыцарь Уммы», - но, наверное, единицы скажут, что такое быть рыцарем Уммы, потому что у единиц имеется понимание этого. К сожалению, за красивыми патетическими фразами у большинства не стоит ни малейших соображений на предмет, кто такой исламский рыцарь-фата и что сделало его таковым.
С надеждой на милость Всевышнего, мы решили внести свой вклад в миссию восстановления славы и величия грозного оружия Уммы, её цемента и меча - футувватов. Мы взялись за перевод книги имама ас-Сулами «Китаб аль-Футувват» на русский язык. Как уже было сказано, это классический текст; всего дидактических трактатов такого типа по пальцам пересчитать и все они являются жемчужинами адаба, к сожалению, мало кому из российских мусульман известными.
Среди этих книг можно перечислить сияющий сборник хадисов о хорошем поведении и добром нраве «Адаб аль-Муфрад» имама аль-Бухари, «Кабус-наме» Кей-Кавуса о должном поведении подрастающего султана, «Адаб ас-Саликин» шейха Сухраварди, представляющий собой поведенческий кодекс мюрида, и книгу «Мусульманский Государь» Шейха Абдулькадыра ас-Суфи, которая излагает основы нравственности, поведения и политической тактики, на которые надлежит опираться Халифу.
Книга имама ас-Сулами занимает в их числе особое место. Она не просто сборник хадисов, как творение имама аль-Бухари, но и не пространные дидактические нотации. В ней в сжатой форме даются приказы о благородном действии, сопровождаемые хадисами с полной цепочкой передатчиков.
Не следует обольщаться, думая, что прочтение этой книги будет подобно чтению учебника городского партизана. Не следует думать, что по её прочтению вы сразу поймёте, что такое футувват.
Как уже было сказано, футувват - это принцип, это внутрибытийное состояние, которое можно описать и выразить на страницах бумаги, но нельзя передать без многолетнего воспитания.
Это благородство, которое генетически спит в человеке, поэтому для одних «Книга исламского рыцарства» прошелестит страницами и легко забудется, а в других поселит жар, мучительный огонь, указав им верное направление.
Таких будет меньшинство, но именно о таких гласит предисловие имама ас-Сулами:
«Когда сердечный свет отражается в красоте облика, эта красота и есть футувват»...
И чтобы поставить временную красочную точку в вопросах о футувват, процитируем здесь же вдогонку один тематический стих Натали Ахундовой. Поэтическая ценность его субъективна, но в его наивной искренности - ещё один пример взгляда на футувва изнутри, от человека традиции...
ФУТУВВА
Неправда то, что мусульмане,
Свирепый варварский народ.
Есть кодекс рыцарский в Исламе,
"Футувва" люд его зовёт.
Великодушье первым делом,
Затем, терпение вторым,
А также честность без предела.
Тем рыцарем завет храним,
Что для него дороже жизни,
Богатства боле. Он всегда
Аллаху предан и Отчизне,
Семье душа его верна.
Он сознаёт свою ничтожность,
Перед Всевышним он раскрыт,
И беззащитен. Бог поможет,
Достаточно лишь попросить,
Поскольку щедрость ( Каждый знает!)
Присуща Господу сполна!
Знай! Правоверный мусульманин
В рот капли не берёт вина.
Не знает вкуса сигареты,
Вершит пять раз на дню намаз.
Душа полна Любви и Света,
А воля - крепче, чем алмаз!
Венец стремлений - справедливость.
Такой боец, почти святой,
На Божью уповает милость,
Когда вступает в честный бой.
Увы, встречаются ублюдки,
У всех конфессий, культов, вер,
Кому важнее - зов желудка,
А ненависть - есть мера мер.
Кто верой только прикрываясь,
Погряз в бесчисленных грехах.
Что ж! Судный День нам ждать осталось,
И да накажет их Аллах.
.