Армия в интерьере «Арабской весны».
Владимир Ахмедов
Армия в интерьере «Арабской весны». В канун революционных событий на Ближнем Востоке отечественные и зарубежные научные и эксперт¬ные сообщества не выработали единой точки зрения по вопросу о роли армии в современном ближневосточном обще¬стве, о формах ее взаимоотношений с гражданскими органами государства и способах влияния на политику. В западноевро¬пейских государствах, в основе жизни которых лежат либераль¬но-демократические ценности армия не является источником политической власти и находится под контролем гражданских властей. В то же время в большинстве арабских стран Ближне¬го Востока, которые сегодня переживают переходный этап сво¬его развития, на практике допу¬скают активное участие армии в процессах общественной жиз¬ни вплоть до прихода военных к политической власти. Особен¬ности военно-гражданских отношений на Ближнем Востоке во многом определяют специфику развития основных политичес¬ких процессов в арабском регионе. Проблематика, связанная с ро¬лью вооруженных сил в политической жизни ближневосточных государств, стала особенно актуальной в условиях революционных событий на Ближнем Востоке.
* * * События «Арабской весны» на Ближнем Востоке показали преждевременность утверждений о сни¬жении риска вмешательства армии в политику как об уже устойчивой тенденции. Даже в последней четверти XX -начале XXI вв. военные неоднократно вмешивались в политичес¬кую жизнь в различных арабских государствах. Так, в конце 1980-х южнойеменская армия установила контроль над югом страны и фактически способствовала ее объединению с севе¬ром. Похожая ситуация сложилась в Алжире в начале 1990-х, где военные отменили выборы в представительные органы вла¬сти, чтобы снять возможную угрозу прихода к власти исламских радикалов. Подобное развитие ситуации нельзя было исклю¬чать и в ряде других арабских стран Ближнего Востока, где в первой декаде 2000 гг. сложилась весьма напряженная внутренняя ситуация, которая усугублялась общим негативным фоном региональных процессов и воздействием внешнего фактора. К тому же на переходном этапе развития, начавшемся в результате революционного подъема в арабских странах в декабре 2011 г., предпосылки для интервенционистского поведения ар¬мии, кратно усиливались. Как показывал опыт стран Латинской Америки и ЮВА, в этот период консервативному генералитету нередко удавалось толк¬нуть армию или какую-то ее часть на выступления против не¬зрелой демократизирующейся власти и попытаться вернуться к прошлому военно-авторитарному правлению.
В то же время, в отличие от периода 1950-1960 гг., характер вмешательства армии в политику в ходе арабских революций заметно отличался от прежних дет. Прежде всего, это касалось степени вовлеченности военных в политический процесс, объема власти, находившейся в руках военных, характе¬ра ставящихся ими целей и решаемых задач. В условиях «арабской весны», начавшейся в Тунисе и получившей мощное продолжение в Египте участие военных в политике сводилось к выполнению функции "арбитра". Они не столько стремились к захвату политической власти и длительному личному управлению государством, сколько к "наведению порядка" в нем. Целями таких политических интервенций чаще всего являлись: сохранение баланса сил между сопер¬ничающими политическими группировками, укрепление кон¬ституционных основ власти, предотвращение резких перекосов в системе распределения экономических благ. В ряде случаев военные ставили целью изменение политического курса предыдуще¬го правительства, повышение эффективности управления, пере¬распределение части властных полномочий и общественных бо¬гатств, дабы избежать серьезных политических потрясений в стране. Как правило, они не стремились к коренным преобразо¬ваниям экономической и политической системы. Более того, все чаще военные предпочитали действовать руками граждан¬ских политиков, однако если им не удавалось таким образом до¬стигнуть намеченных целей, они брали бразды правления в свои руки, но затем, как правило, достаточно быстро возвращались в казармы.
В условиях «арабской весны» армия превратились в важный, а в ряде случаев в решающий фактор определения общественно-политических рамок революционного движения и его дальнейших перспектив. Действительно, главной движущей силой революционных движений стали арабские народы. В тоже время вооруженные силы сыграли определяющую роль с точки зрения успеха или неуспеха этих революций, определили их рамки и пределы, а также сценарий развития событий. При этом в зависимости от страны эта роль выражалась абсолютно по-разному. Действия военных определялись рядом факторов. Во-первых, характер взаимоотношений военной корпорации и власти. Во-вторых, природа и культура взаимоотношений, сложившихся внутри военной корпорации. В-третьих, особенности военно-гражданских отношений. В-четвертых, суть политических расчетов, которые военные строили в отношении происходящих событий. В-пятых, структура вооруженных сил и внутрикорпоративная поведенческая этика и стереотипы, прежде всего в руководящих структурах силового корпуса. Общим же для этих стран являлось то обстоятельство, что военные стали одним из главных факторов перехода к новой власти и общественному устройству.
В Тунисе командующий армией генерал Ращид Омар предпочел революцию сохранению прежнего режима. Находившиеся под его командованием войска не открывали огонь по мирным демонстрациям и восставшему народу. В какой-то степени подобная позиция тунисских офицеров была предопределена сложившимся накануне революции балансом сил в силовом блоке. Позиции спецслужб и сил безопасности (прежде всего в лице МВД) были значительно весомее и влиятельнее в государстве, чем армии. В результате армия встала на сторону революции, нейтрализовав аппарат подавления собственных спецслужб. При этом у тунисских революционеров на переходном этапе не возникало опасений, что армия установит свой контроль над политической властью гражданских лиц.
В политической культуре Египта с давних времен укоренилось понятие, выражавшееся на практике в том, что во главе государства должен находиться военный, который знает искусство войны и цену мира. Однако революционная египетская молодежь, поддержанная широкими народными массами, изменила эту установку и выступила против этой вековой практики. С 25 по 28 января 2011 года армия занимала нейтральную позицию в отношении революционных событий на площади Тахрир в Каире. Однако, уже вскоре на ряде армейских БМП и БТР стали появляться антиправительственные надписи и лозунг - «народ и армия - одна рука». После 28 января 2011 г. армия стала постепенно вмешиваться в политический процесс. При этом армия не выступила против революции. 11 февраля 2011 года указом покинувшего свой президентский пост Х. Мубарака армии было приказано взять бразды правления в свои руки. Однако еще раньше 1 февраля 2011 года созданный военными Высший военный совет Египта своим указом №1 выступил в поддержку египетской революции и защиту ее завоеваний. Однако армия Египта на этом не остановилась. Она, как известно, распустила парламент. Был образован Военный совет который фактически организовал в течении 6 месяцев законодательные выборы и создал временную конституцию и сегодня готовит выборы президента. Занятая египетскими военными позиция в отношении революционных событий, во многом определялась историческими традициями армии, ее местом и ролью в египетском обществе. Исторически (со второй половины XIX века) армия Египта увязывала свою судьбу и миссию с интересами народа и никогда с ним не воевала. К тому же за последние десятилетия армия была достаточно деполитизирована в том смысле, что не имела каких-то особых политических обязательств перед властью и была слабо связана с ней идеологически.
В Ливии структура вооруженных сил разительно отличалась от туниской. В отличие от регулярных армейских частей, которые были плохо оснащены и слабо финансировались, М. Каддафи создал параллельные военные структуры, поставив во главе их своих родственников и преданных людей. Именно эти структуры, играли роль «настоящей» армии. В тоже время эти войска были функционально предназначенные не столько для защиты внешних рубежей страны, сколько охраны режима. К тому же их личный состав рекрутировался в основном из наемников. Именно это обстоятельство во многом предопределило военное поражение режима М. Кддафи после вооруженного вмешательство в ливийские дела сил НАТО.
В Йемене армия фактически раскололась на ряд отдельных подразделений, которыми командовали сыновья, ближайшие родственники президента, его соплеменники и люди из верного окружения. В противоположность этому ряд дивизий и военных округов фактически возглавили революцию пытаясь придать ей мирный характер и не допустить насилия над гражданским населением. Сторонники бывшего йеменского президента А. Салеха в армии использовали ее боевую мощь для убийства сотен тысяч мирных граждан.
Таким образом, в отличие от Египта и Туниса. действия йеменской армии в отношении революции не имели под собой единой позиции, что и предопределило ее раскол.
Похожая ситуация сложилась и в Сирии. В течение первых 6 месяцев с начала длящегося уже больше года революционного движения значительная часть сирийских вооруженных сил поддержала режим и фактически выступила против собственного народа с оружием в руках. Благодаря позиции военных, сирийский феномен стал уникальным в истории «арабской весны». Во многом подобная позиция военных объяснялась тем, что армия в Сирии была сильно идеологизирована и политически тесно связана с режимом, с которым высший командный состав армии и спецслужб олицетворял себя больше чем с народом и обществом.
События на Бахрейне закономерно поставили вопрос, - отличается ли поведение военных и спецслужб в отношении революционных событий в странах с монархическим и республиканским строем. Тем более, что в ходе бахрейнских волнений против военных было выдвинуто много разного рода обвинений в неправомерности использования насилия портив мирных демонстрантов, особенно на Жемчужной площади. Однако, как показали протестные движения на Бахрейне и реакция на них силового блока ССАГПЗ, поведение военных арабских монархий Персидского залива в отношении революции не сильно отличается по основным параметрам от реакции их коллег из Йемена и Сирии. И там и там, военные сохраняют преданность, прежде всего власти, а потом уже своей стране и ее народу. Другое дело, что режимы в республиканской Сирии, саддамовском Ираке, в действительности не сильно отличались от монархических по своему способу управления страной и отношению к народу. С другой стороны, как показали события на Бахрейне и реакция на них арабских монархий, возможность военного переворота или раскола в армии в них крайне маловероятна. Подобное обстоятельство связано в первую очередь с природой легитимности власти в монархиях и ее характером. Нельзя не учитывать также и характер формирования и особенности структуры вооруженных сил, иные в отличие от республик сочетания военно-гражданских отношений в этих государствах.
Таким образом, роль армии в «арабской весне» стала весомым фактором с точки зрения итогов революционных движений. В случае если армия вставала на сторону восставших, то успех революции был обеспечен, если же армия выступала против революции, то противостояние сторон затягивалось, превращаясь нередко в пролог масштабной гражданской войны или осуществления контрреволюции.
Продолжение следует.
Армия в интерьере «Арабской весны». В канун революционных событий на Ближнем Востоке отечественные и зарубежные научные и эксперт¬ные сообщества не выработали единой точки зрения по вопросу о роли армии в современном ближневосточном обще¬стве, о формах ее взаимоотношений с гражданскими органами государства и способах влияния на политику. В западноевро¬пейских государствах, в основе жизни которых лежат либераль¬но-демократические ценности армия не является источником политической власти и находится под контролем гражданских властей. В то же время в большинстве арабских стран Ближне¬го Востока, которые сегодня переживают переходный этап сво¬его развития, на практике допу¬скают активное участие армии в процессах общественной жиз¬ни вплоть до прихода военных к политической власти. Особен¬ности военно-гражданских отношений на Ближнем Востоке во многом определяют специфику развития основных политичес¬ких процессов в арабском регионе. Проблематика, связанная с ро¬лью вооруженных сил в политической жизни ближневосточных государств, стала особенно актуальной в условиях революционных событий на Ближнем Востоке.
* * * События «Арабской весны» на Ближнем Востоке показали преждевременность утверждений о сни¬жении риска вмешательства армии в политику как об уже устойчивой тенденции. Даже в последней четверти XX -начале XXI вв. военные неоднократно вмешивались в политичес¬кую жизнь в различных арабских государствах. Так, в конце 1980-х южнойеменская армия установила контроль над югом страны и фактически способствовала ее объединению с севе¬ром. Похожая ситуация сложилась в Алжире в начале 1990-х, где военные отменили выборы в представительные органы вла¬сти, чтобы снять возможную угрозу прихода к власти исламских радикалов. Подобное развитие ситуации нельзя было исклю¬чать и в ряде других арабских стран Ближнего Востока, где в первой декаде 2000 гг. сложилась весьма напряженная внутренняя ситуация, которая усугублялась общим негативным фоном региональных процессов и воздействием внешнего фактора. К тому же на переходном этапе развития, начавшемся в результате революционного подъема в арабских странах в декабре 2011 г., предпосылки для интервенционистского поведения ар¬мии, кратно усиливались. Как показывал опыт стран Латинской Америки и ЮВА, в этот период консервативному генералитету нередко удавалось толк¬нуть армию или какую-то ее часть на выступления против не¬зрелой демократизирующейся власти и попытаться вернуться к прошлому военно-авторитарному правлению.
В то же время, в отличие от периода 1950-1960 гг., характер вмешательства армии в политику в ходе арабских революций заметно отличался от прежних дет. Прежде всего, это касалось степени вовлеченности военных в политический процесс, объема власти, находившейся в руках военных, характе¬ра ставящихся ими целей и решаемых задач. В условиях «арабской весны», начавшейся в Тунисе и получившей мощное продолжение в Египте участие военных в политике сводилось к выполнению функции "арбитра". Они не столько стремились к захвату политической власти и длительному личному управлению государством, сколько к "наведению порядка" в нем. Целями таких политических интервенций чаще всего являлись: сохранение баланса сил между сопер¬ничающими политическими группировками, укрепление кон¬ституционных основ власти, предотвращение резких перекосов в системе распределения экономических благ. В ряде случаев военные ставили целью изменение политического курса предыдуще¬го правительства, повышение эффективности управления, пере¬распределение части властных полномочий и общественных бо¬гатств, дабы избежать серьезных политических потрясений в стране. Как правило, они не стремились к коренным преобразо¬ваниям экономической и политической системы. Более того, все чаще военные предпочитали действовать руками граждан¬ских политиков, однако если им не удавалось таким образом до¬стигнуть намеченных целей, они брали бразды правления в свои руки, но затем, как правило, достаточно быстро возвращались в казармы.
В условиях «арабской весны» армия превратились в важный, а в ряде случаев в решающий фактор определения общественно-политических рамок революционного движения и его дальнейших перспектив. Действительно, главной движущей силой революционных движений стали арабские народы. В тоже время вооруженные силы сыграли определяющую роль с точки зрения успеха или неуспеха этих революций, определили их рамки и пределы, а также сценарий развития событий. При этом в зависимости от страны эта роль выражалась абсолютно по-разному. Действия военных определялись рядом факторов. Во-первых, характер взаимоотношений военной корпорации и власти. Во-вторых, природа и культура взаимоотношений, сложившихся внутри военной корпорации. В-третьих, особенности военно-гражданских отношений. В-четвертых, суть политических расчетов, которые военные строили в отношении происходящих событий. В-пятых, структура вооруженных сил и внутрикорпоративная поведенческая этика и стереотипы, прежде всего в руководящих структурах силового корпуса. Общим же для этих стран являлось то обстоятельство, что военные стали одним из главных факторов перехода к новой власти и общественному устройству.
В Тунисе командующий армией генерал Ращид Омар предпочел революцию сохранению прежнего режима. Находившиеся под его командованием войска не открывали огонь по мирным демонстрациям и восставшему народу. В какой-то степени подобная позиция тунисских офицеров была предопределена сложившимся накануне революции балансом сил в силовом блоке. Позиции спецслужб и сил безопасности (прежде всего в лице МВД) были значительно весомее и влиятельнее в государстве, чем армии. В результате армия встала на сторону революции, нейтрализовав аппарат подавления собственных спецслужб. При этом у тунисских революционеров на переходном этапе не возникало опасений, что армия установит свой контроль над политической властью гражданских лиц.
В политической культуре Египта с давних времен укоренилось понятие, выражавшееся на практике в том, что во главе государства должен находиться военный, который знает искусство войны и цену мира. Однако революционная египетская молодежь, поддержанная широкими народными массами, изменила эту установку и выступила против этой вековой практики. С 25 по 28 января 2011 года армия занимала нейтральную позицию в отношении революционных событий на площади Тахрир в Каире. Однако, уже вскоре на ряде армейских БМП и БТР стали появляться антиправительственные надписи и лозунг - «народ и армия - одна рука». После 28 января 2011 г. армия стала постепенно вмешиваться в политический процесс. При этом армия не выступила против революции. 11 февраля 2011 года указом покинувшего свой президентский пост Х. Мубарака армии было приказано взять бразды правления в свои руки. Однако еще раньше 1 февраля 2011 года созданный военными Высший военный совет Египта своим указом №1 выступил в поддержку египетской революции и защиту ее завоеваний. Однако армия Египта на этом не остановилась. Она, как известно, распустила парламент. Был образован Военный совет который фактически организовал в течении 6 месяцев законодательные выборы и создал временную конституцию и сегодня готовит выборы президента. Занятая египетскими военными позиция в отношении революционных событий, во многом определялась историческими традициями армии, ее местом и ролью в египетском обществе. Исторически (со второй половины XIX века) армия Египта увязывала свою судьбу и миссию с интересами народа и никогда с ним не воевала. К тому же за последние десятилетия армия была достаточно деполитизирована в том смысле, что не имела каких-то особых политических обязательств перед властью и была слабо связана с ней идеологически.
В Ливии структура вооруженных сил разительно отличалась от туниской. В отличие от регулярных армейских частей, которые были плохо оснащены и слабо финансировались, М. Каддафи создал параллельные военные структуры, поставив во главе их своих родственников и преданных людей. Именно эти структуры, играли роль «настоящей» армии. В тоже время эти войска были функционально предназначенные не столько для защиты внешних рубежей страны, сколько охраны режима. К тому же их личный состав рекрутировался в основном из наемников. Именно это обстоятельство во многом предопределило военное поражение режима М. Кддафи после вооруженного вмешательство в ливийские дела сил НАТО.
В Йемене армия фактически раскололась на ряд отдельных подразделений, которыми командовали сыновья, ближайшие родственники президента, его соплеменники и люди из верного окружения. В противоположность этому ряд дивизий и военных округов фактически возглавили революцию пытаясь придать ей мирный характер и не допустить насилия над гражданским населением. Сторонники бывшего йеменского президента А. Салеха в армии использовали ее боевую мощь для убийства сотен тысяч мирных граждан.
Таким образом, в отличие от Египта и Туниса. действия йеменской армии в отношении революции не имели под собой единой позиции, что и предопределило ее раскол.
Похожая ситуация сложилась и в Сирии. В течение первых 6 месяцев с начала длящегося уже больше года революционного движения значительная часть сирийских вооруженных сил поддержала режим и фактически выступила против собственного народа с оружием в руках. Благодаря позиции военных, сирийский феномен стал уникальным в истории «арабской весны». Во многом подобная позиция военных объяснялась тем, что армия в Сирии была сильно идеологизирована и политически тесно связана с режимом, с которым высший командный состав армии и спецслужб олицетворял себя больше чем с народом и обществом.
События на Бахрейне закономерно поставили вопрос, - отличается ли поведение военных и спецслужб в отношении революционных событий в странах с монархическим и республиканским строем. Тем более, что в ходе бахрейнских волнений против военных было выдвинуто много разного рода обвинений в неправомерности использования насилия портив мирных демонстрантов, особенно на Жемчужной площади. Однако, как показали протестные движения на Бахрейне и реакция на них силового блока ССАГПЗ, поведение военных арабских монархий Персидского залива в отношении революции не сильно отличается по основным параметрам от реакции их коллег из Йемена и Сирии. И там и там, военные сохраняют преданность, прежде всего власти, а потом уже своей стране и ее народу. Другое дело, что режимы в республиканской Сирии, саддамовском Ираке, в действительности не сильно отличались от монархических по своему способу управления страной и отношению к народу. С другой стороны, как показали события на Бахрейне и реакция на них арабских монархий, возможность военного переворота или раскола в армии в них крайне маловероятна. Подобное обстоятельство связано в первую очередь с природой легитимности власти в монархиях и ее характером. Нельзя не учитывать также и характер формирования и особенности структуры вооруженных сил, иные в отличие от республик сочетания военно-гражданских отношений в этих государствах.
Таким образом, роль армии в «арабской весне» стала весомым фактором с точки зрения итогов революционных движений. В случае если армия вставала на сторону восставших, то успех революции был обеспечен, если же армия выступала против революции, то противостояние сторон затягивалось, превращаясь нередко в пролог масштабной гражданской войны или осуществления контрреволюции.
Продолжение следует.