Арабская философия сирийского урегулирования (Часть 1)
Владимир Ахмедов
Арабская философия сирийского урегулирования.
Сирийский кризис, беспрецедентный по своей продолжительности и накалу страстей, всколыхнул весь конфликтный потенциал региона и заметно обострил характер региональных, международных отношений на Ближнем Востоке. На рубеже 2021-2022 режим Б. аль-Асада одержал убедительную победу над вооруженной оппозицией. Практически вся территория перешла под контроль сирийских властей. В развитии сирийского кризиса начался новый этап политического урегулирования и социально-экономической реконструкции. Несмотря на снижение градуса внутри сирийского вооруженного противостояния, обстановка вокруг Сирии продолжала оставаться напряженной. Крупные региональные и международные игроки активизировали борьбу за Сирию и Ближний Восток, в целом. Конечно, арабские страны подзадержались в решении вопроса сирийской нормализации. В их оправдание можно сказать, что спровоцированная "Дамасской оттепелью"(2000-2001) и "Движением зеленых" в Иране (2009), "Арабская весна" сформировала крайне негативную среду для работы государственных институтов и развития социума в арабских странах Ближнего Востока. Первые серьезные попытки вернуть Дамаск в лоно арабской семьи, были предприняты КСА примерно через год после участия российских Военно-космических сил в сирийском конфликте (осень 2015). И дело здесь вовсе не в России. Наоборот, многие арабские политики втайне приветствовали силовое возвращение Москвы на Ближний Восток после продолжительной "сирийской паузы" 1990-х годов. Таким образом, они обретали возможность вновь играть в любимую арабскую игру баланса интересов под девизом "Кто остался на трубе" времен тщательно отстроенной Г. Киссинджером и Е. Примаковым политической архитектоники Ближнего Востока эпохи международного "детанта". Действительно, несмотря на некоторые неурядицы с соблюдением норм исламской морали российскими гражданками, арабские монархии Персидского залива сегодня достаточно позитивно относятся к массированному "русскому десанту" в их столицы. ОАЭ втемную используют российских резидентов в качестве своеобразной страховки от эвентуальных ударов ИРИ. Подобный алгоритм действий достаточно хорошо был отработан "заливниками" ранее в странах ЕС. Саудовские бизнесмены сравнительно легко убедили зачумленных мультикультурализмом европейских политиков в необходимости премиального участия аравийских капиталов в приоритетных сферах европейской экономики как средства защиты от "исламского терроризма". Именно наступательная арабская политика ИРИ послужила катализатором активности "заливников" на сирийском направлении. К моменту ввода российских военных в Сирию, Иран едва удерживал наплаву сирийский режим. Тегеран нес большие финансовые, материальные и людские потери в борьбе с салафитскими отрядами вооруженной оппозиции и бандами ИГИЛ (запрещено в России). Еще в 2013 г. иранские стратеги осознали предел возможностей ИРИ в САР. По свидетельству бывшего Верховного контролера сирийских "Братьев мусульман" Садрэддина аль-Баянуни представители закордонной разведки КСИР провели серию переговоров с руководством европейских филиалов (Лондон, Париж) "братства", обещая им участие в работе сирийского правительства и парламента в обмен на неприкосновенность семьи Аль-Асадов и сохранение иранских позиций в САР. В 2014 г. архитектор современной военной политики ИРИ в Сирии и Ираке и по совместительству губернатор Дамаска, командующий КСИР генерал Касем Сулеймани, настойчиво добивался встречи с высшим российским руководством. Он хотел убедить Москву, что многократных "вето" в СБ ООН явно недостаточно для защиты сирийского режима, и пора применить силу. Была проведена серия встреч между российскими и иранскими высокопоставленными представителями. В ходе этих встреч РФ и ИРИ выработали основы стратегии поддержки сирийского режима. В январе 2015 г. состоялась встреча Али Акбар Велаяти советника рахбара по внешней политике с президентом и министром обороны России в Москве, в ходе которой А. Велаяти передал российскому руководству письменное послание рахбара. Речь шла об увеличении размера поддержки сирийского режима. В том числе обсуждалась вероятность прямого вооруженного вмешательства в САР со стороны РФ. Накануне этого визита в Москву в Тегеране прошло несколько встреч между министром обороны России и его иранским коллегой. Было заключено новое соглашение между ИРИ и РФ о военно-техническом сотрудничестве (ВТС). Это был первый за 15 лет официальный визит российского министра обороны в Тегеран. Москва отклонила просьбу К. Сулеймани совершить визит в Москву зимой 2015 для личной встречи с президентом России, в ходе которой он намеривался убедить В.В. Путина ввести российские войска в САР для поддержки сирийского режима. В марте 2015 г. К. Сулеймани встретился с министром иностранных дел России С. Лавровым в Иране. Россия с озабоченностью восприняла информацию иранцев об укреплении позиций сирийских отрядов оппозиции на северо-западе и юге САР и наступлении «ИГ» на северо-востоке страны. После захвата «ИГ» Пальмиры в мае 2015 г. территории подконтрольные режиму заметно сократились. Тегеран считал неизбежным падение режима и раскол Сирии. В 20-х числах июля 2015 г. К Сулеймани добился неофициальной встречи с президентом и министром обороны России в Москве, на которой, по некоторым данным, обсуждались вопросы координации совместных военных операций в САР. Одновременно Москва и Дамаск подписали закрытое соглашение о создании в Хмеймим российской базы ВВС. В это же время наблюдалась массированная переброска в САР российских военных и техники. В сентябре Москва заявила о создании оперативного центра в Багдаде совместно с ИРИ, Ираком и САР для обмена информацией и координации действий по разработке операций против «ИГ» на границе САР с Ираком. В результате совместных российско-иранских операций были образованны военные формирования за рамками сирийских правительственных войск под командованием РФ. В результате слабости сирийской армии практически все операции планировались и проводились с участием российских военных. Для координаций действий с шиитскими милициями на базе Хмеймим был создан совместный центр оперативного командования, куда вошел ряд сирийских спецподразделений, КСИР, «Хезболла», корпус «аль-Кодс», отряды сил национальной обороны. Для координации политических шагов РФ и ИРИ в САР в иранском руководстве была создана специальная должность во главе с главой СНБ ИРИ Али Шамхани. К. Сулеймани играл важную роль координатора по связям между РФ и ИРИ в военных вопросах вплоть до его гибели в январе 2020. Участие российских военных в сирийских событиях сняло тяжкий груз с иранских плеч. Тегеран смог за короткий срок значительно увеличить свое военное присутствие в САР. Иран наводнил САР многотысячными отрядами шиитских милиций, которые впоследствии успешно "растворил" в составе регулярных частей сирийских вооруженных сил. Эр-Рияд был не столько обеспокоен присутствием российских военных, сколько иранским усилением в САР. Особый характер российско-сирийских отношений не мешал Саудовской Аравии выстраивать собственные схемы многостороннего взаимодействия с Дамаском в 1980-2000 годах. И наоборот, усиление иранских позиций в Сирии и Ливане после прихода к власти в САР Б. аль-Асада (июнь 2000) затрудняло политические маневры КСА в этих странах. В условиях сирийского кризиса саудовские военные и политики видели для себя возможность играть на российско-иранских противоречиях, которые все заметнее стали проявляться после 2017 г. Москва не разделяла иранскую идею укрепления «оси исламского сопротивления» на Арабском Востоке. Россия не приветствовала действия Корпуса стражей исламской революции (КСИР) ИРИ по созданию в составе сирийской армии подразделений, личный состав которых индокринировался на религиозной основе. Москва последовательно выступала за сохранение светского характера сирийских силовых структур. Россия отрицала саму возможность создания на сирийской территории конфессиональных анклавов. Москва настороженно относилась к шиитским милициям, их роли в вооруженном конфликте. Россия стремилась к подготовке и созданию единых и профессиональных сирийских вооруженных сил. Россия предприняла усилия по реструктуризации сирийских вооруженных сил. Прежде всего, российские военные отобрали группу сирийских офицеров, которых прикрепили к базе Хмеймим. Россия оказала нажим на режим, побудив его провести серию перестановок в руководстве армии и спецслужб, с целью избавиться от тех офицеров, которые не хотели сотрудничать с Москвой и симпатизировали Ирану. В тоже время, военно-политическая активность Тегерана в САР носила ярко выраженный религиозный окрас и сопровождалась попытками переформатировать конфессиональный баланс в сирийском социуме. Последнее обстоятельство вызывало особую гамму чувств у саудовских руководителей. Действительно, затянувшийся процесс политического урегулирования в САР усиливал позиции Ирана в Леванте. Многие представители правящей саудовской элиты считали ошибкой поддержку сирийской оппозиции и изоляцию Сирии в результате событий марта 2011. Они полагали, что, таким образом, арабы облегчили укрепление позиций Ирана на Ближнем Востоке. Подобная позиция имела свои исторические прецеденты. Поведенческий стереотип КСА определялся сущностными характеристиками межарабских отношений на рубеже столетий. В последние десятилетия, изменение динамики идеологических парадигм в арабских странах Ближнего Востока и межарабского баланса сил оказали большое влияние на характер межарабских отношений. Размывание традиционной системы государственного управления и власти в арабских странах, изменение регионального баланса сил оказали негативное влияние на характер межарабских отношений. Саудовская Аравия превратилась в одного из ключевых игроков на Ближнем Востоке и стала предпринимать попытки определять параметры будущего регионального порядка. Особенно заметными саудовские шаги в этом направлении стали после начала властного восхождения Мухаммеда бен Сальмана. В июле 2017 г. Мухаммед бен Сальман стал наследным принцем, в апреле 2022 премьер-министром. По должности ему перешло курирование сирийским и йеменским досье внешней политики КСА. О решительности М. бен Сальмана может свидетельствовать тот факт, что спустя 2 месяца после его назначения на пост министра обороны (2015) КСА начало военную операцию в Йемене. ОАЭ активно поддержали КСА. Это вызвало конфликт среди членов Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Катар выступил против политики КСА и ОАЭ. ОАЭ пытались занять лидирующие позиции в Аравии, что вызвало напряженность в отношениях с КСА, хотя внешне между двумя странами сохранялись дружеские отношения. Результаты военного присутствия ИРИ в Сирии вызвали озабоченность арабских стран и заставили их лидеров предпринять активные действия по возвращению Дамаска в лоно арабской политики. Начиная с 2016 г. КСА стало предпринимать попытки вернуть САР под арабский контроль и побудить его отойти от Тегерана. КСА обещало Дамаску финансовую помощь. Однако Дамаск не торопился выполнять требования Саудовской Аравии и разрывать связи с Ираном. Одновременно сирийский режим предпринял ряд шагов в сторону сближения с некоторыми арабскими странами, исходя из соображений политической целесообразности и финансово-экономической выгоды. С учетом места и роли САР в региональных событиях, процессы ускоренного политического урегулирования, экономической реконструкции Сирии, приобретали особое звучание. В зависимости от того, как быстро удалось бы КСА остановить вооруженный кризис в САР, Дамаск в будущем мог сыграть в пользу саудовского доминирования на Арабском Востоке. Развитие ситуации в Сирии и вокруг нее, стало постепенно занимать приоритетные позиции в политической повестке большинства государств Аравийского полуострова. Визит министра иностранных дел ОАЭ в Дамаск в первой декаде ноября 2021 г. был тесно связан с характером взаимоотношений стран ССАГПЗ с ИРИ. Очевидный провал стратегии США на Ближнем Востоке, что было явно видно на примере Афганистана, Сирии, Ирака, давал Ирану временное преимущество, чтобы укрепить свои позиции в регионе. В ходе переговоров с сирийским руководством А. Бин Заид дал ясно понять, что арабские монархии не ставят вопрос нормализации отношений с САР в зависимость от изменения характера отношений Дамаска с Тегераном. Многие руководители арабских монархий пришли к убеждению, что разбить стратегическое партнерство Дамаска и Тегерана, в обозримой перспективе практически невозможно. Несмотря на нерешенность проблемы островов в Персидском заливе, в Абу Даби предпочли не поднимать этот вопрос, чтобы не раздражать Иран. ОАЭ были заинтересованы в развитии торговых отношений с Тегераном. Иран обеспечивал более 40% доходов внешней торговли эмиратов. Арабские монархии были готовы поддержать переговорный процесс по ядерной программе Ирана, чтобы дать возможность США быстрее определиться в отношении к Тегерану и его ядерной программе. Лабильная ситуация в регионе и явное военно-экономическое превосходство Тегерана в Персидском заливе, заставляло государства этого субрегиона временно забыть о своих прежних амбициях. Арабские монархии Персидского залива были обеспокоены, прежде всего, собственной безопасностью, и поэтому предпочитали игнорировать военно-политическое присутствие Тегерана в Ираке, Сирии, Ливане. Показное игнорирование «заливниками» присутствия Тегерана в указанных странах вполне устраивало Израиль до тех пор, пока не затрагивало напрямую интересы безопасности еврейского государства. Активная политика Тегерана в ряде арабских стран постоянно провоцировала межарабские разногласия, что Тель-Авив использовал в своих интересах. Для арабских монархий Персидского залива этот вопрос приобретал особую актуальность в связи с характером отношений Ирана с КСА. В последние десятилетия, несмотря на спорадические контакты между двумя странами, природа их двусторонних отношений оставалась неизменной. Иран и КСА относились друг к другу с взаимным недоверием и подозрительностью. Нападение в 2016 г. на посольство КСА и саудовское консульство в Мешхеде (Иран) вызвало дальнейшее ухудшение отношений ИРИ с арабскими государствами Персидского залива. Неудивительно, что в 2016 г. официальные отношения между Ираном и КСА были разорваны. Несмотря на это, контакты между двумя странами не прекращались. Кувейт, Катар и ОАЭ понизили уровень представительства в ИРИ, а Бахрейн разорвал дипотношения с Ираном. Действия Кувейта были продиктованы активностью, так называемой, шпионской сети «Абдали», к которой, по некоторым данным, имел отношение Иран. Однако после визита президента ИРИ в Кувейт в феврале 2017 г. отношения стали постепенно налаживаться. КСА, ОАЭ, Кувейт были обеспокоены контактами Катара с «Братьями-мусульманами». Доха поддержала правительство М. Морси в Египте. Катар оказывал помощь «братьям» в Сирии. Эр-Рияд был недоволен работой «Аль-Джазиры» и ее отношениями с Ираном. В 2017 г. эти разногласия достигли пика. КСА, Бахрейн, ОАЭ, Египет разорвали отношения с Катаром и устроили воздушную блокаду Дохи. Иран предоставил свое воздушное пространство Катару, открыл свои порты, и снабжал Катар продовольствием. Катар восстановил отношения с Ираном в полном объеме. В октябре-ноябре 2017 стороны обменялись визитами высоких официальных лиц. Катар выразил желание инвестировать в развитие иранских портов и наладить долговременное экономическое сотрудничество с ИРИ. В 2021-2022 гг. Катар принял активное участие в реконструкции САР. Доха была убеждена в том, что в Сирии необходимо обеспечить комплексное урегулирования, а не идти путем постепенного умиротворения отдельных районов. Доха особо выделяла проблемы возвращения сирийских беженцев и оказание гуманитарной помощи как непременные условия для достижения прочного и долговременного урегулирования в этой арабской стране. Катар стал крупнейшим донором гуманитарной помощи САР. С 2011 по 2021 гг. Доха выделила около 2 млрд. долларов на оказание гуманитарной помощи Сирии. В сентябре 2021 г. Катар принял участие в проекте по восстановлению северных районов Сирии, который получил название «Города Надежды». В рамках реализации этого проекта на севере САР с центром в Азазе планировалось построить 1400 домов, куда смогли бы вернуться около 9 тысяч сирийских беженцев. Общая оценочная стоимость проекта составила около 7,5 млн. долларов. В результате, связи с Ираном стали частью внешнеполитической стратегии Катара. К тому же Катар и Иран связывали общие экономические интересы и совместные проекты в нефтегазовой сфере. Изменение внутриполитической ситуации внутри КСА и Иране на фоне охвативших Ближний Восток событий подтолкнули страны к тому, чтобы начать процесс переосмысления характера двусторонних связей. В начале октября 2021 г. в арабские и западные СМИ стала просачиваться информация о возможной нормализации отношений между Ираном и КСА. Действительно, после 2016 г. представители КСА и Ирана провели в Багдаде 4 раунда переговоров, в ходе которых обсуждались различные варианты восстановления двусторонних отношений. В первых числах октября 2021 г. министры иностранных дел КСА и Ирана последовательно сделали заявления о ведущихся между Тегераном и Эр-Риядом переговорах. Так, министр иностранных дел КСА Фейсал Бин Фархан рассказал о том, что в 20-х числах сентября 2021 г. в Багдаде завершился 4-й раунд переговоров между представителями двух стран. Он подчеркнул особый характер этой встречи, которая впервые прошла после избрания нового президента Ирана И. Раиси. Действительно уровень саудовско-иранских контактов был немного повышен. В работе 4-ого раунда приняли участие государственный министр КСА по иностранным делам Адель аль-Джубейр и генеральный секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ Али Шамхани. Буквально через несколько дней после своего саудовского коллеги иранский министр иностранных дел Хусейн Амир Абдулахян в ходе выступления в Бейруте сообщил о некоторых аспектах 4-ого раунда переговоров в Багдаде. По словам иранского министра саудовско-иранские переговоры двигались в верном направлении. Между КСА и ИРИ были достигнуты специальные договоренности по особым вопросам двусторонних и региональных отношений. Прошедшая в сентябре 2021 г. в Багдаде серия саудовско-иранских встреч могла в недалекой перспективе способствовать нормализации двусторонних отношений. По оценке иракских экспертов, в ближайшие недели после окончания парламентских выборов в Ираке можно было ожидать 5-й раунд саудовско-иранских переговоров. Договаривающие стороны рассчитывали, что в отличие от прежних контактов, 5-й раунд даст конкретные результаты в виде официальных договоренностей по ключевым вопросам двусторонних отношений. Несмотря на то, что ирано-саудовские переговоры проходили в сугубо закрытом режиме, а суть обсуждаемых вопросов тщательно скрывалась, ряд признаков вторичного характера указывали на то, что в Эр-Рияде и Тегеране было общее желание нормализовать характер двусторонних отношений. На переговорах речь шла об открытии консульских представительств, развитии торгово-экономического сотрудничества и поиске путей урегулирования конфликта в Йемене. До разрыва отношений между Ираном и КСА ежегодный объем товарооборота двух стран в период с 2006 по 2016 гг. составлял 500 млн. долларов. Политика США двойных стандартов в отношении Ирана и КСА побудила их к выходу на прямые контакты. В Иране уже порядком устали от политической игры США, которые одновременно оппонировали Ирану и пытались возобновить с ним переговорный процесс по «мирному атому». Подобные действия США были продиктованы в первую очередь несогласованностью действий внутри американской администрации и отсутствием внятной общей позиции США и их европейских партнеров. После того как США демонтировали и вывезли с территории КСА комплексы ПВО «Патриот» отношение к США в КСА изменилось. Внутри саудовского руководства окончательно сформировалось убеждение, что в складывающейся ситуации на Ближнем Востоке Эр-Рияд уже не может целиком полагаться на США в вопросах защиты своей национальной безопасности и обеспечения саудовских интересов в регионе. В случае достижения согласованного политического решения Тегеран и Эр-Рияд были вполне способны самостоятельно урегулировать йеменский кризис. Атаки «хуситов» не представляли прямой угрозы для национальной безопасности КСА. Куда большую обеспокоенность саудовские военные проявляли в отношении национальных нефтеперерабатывающих предприятий и нефтепромыслов, маршрутов доставки нефти в Персидском заливе в случае дальнейшей эскалации вооруженного конфликта в Йемене. Иранский министр иностранных дел заявил, что Тегеран никогда не видел пути решения конфликта в Йемене, кроме как политическими средствами. Несмотря на десятилетиями наработанный общий негативный фон в отношениях между Эр-Риядом и Тегераном, в обеих странах всегда были силы несогласные с враждебным курсом КСА в отношении ИРИ, и наоборот. Изменения внутриполитического характера в обеих странах могли повлиять на нормализацию ирано-саудовских связей. Естественно, сложное историческое наследие и религиозный фактор оказывали значительно большее влияние на этот процесс, чем в случае нормализации отношений Ирана с другими арабскими странами. Ваххабизм как государственная идеология КСА определил заведомо отрицательное отношение саудовских властей к Ирану. Часть властной элиты КСА, близкая к М. бен Сальману считала, что если наследному принцу удастся реализовать планы общественного переустройства Королевства путем новой самоидентификации саудовского социума на основе идей партикулярного национализма, прежний характер связи дома Аль-Сауд и ваххабизма может измениться. С другой стороны, после исламской революции 1979 политизированная версия шиизма стала основой государственной идеологии и инструментом внешней политики ИРИ. На деле она сужала горизонты внешней политики Ирана и ограничивала возможности для маневра на Ближнем Востоке. Любые новации в этом плане могли также оказать влияние на изменение характера ирано-саудовских отношений. До конца 2021 г. обе стороны заявляли о достигнутом прогрессе в сближении позиций Эр-Рияда и Тегерана и формировании общей позиции по обсуждаемым вопросам.
Арабская философия сирийского урегулирования.
Сирийский кризис, беспрецедентный по своей продолжительности и накалу страстей, всколыхнул весь конфликтный потенциал региона и заметно обострил характер региональных, международных отношений на Ближнем Востоке. На рубеже 2021-2022 режим Б. аль-Асада одержал убедительную победу над вооруженной оппозицией. Практически вся территория перешла под контроль сирийских властей. В развитии сирийского кризиса начался новый этап политического урегулирования и социально-экономической реконструкции. Несмотря на снижение градуса внутри сирийского вооруженного противостояния, обстановка вокруг Сирии продолжала оставаться напряженной. Крупные региональные и международные игроки активизировали борьбу за Сирию и Ближний Восток, в целом. Конечно, арабские страны подзадержались в решении вопроса сирийской нормализации. В их оправдание можно сказать, что спровоцированная "Дамасской оттепелью"(2000-2001) и "Движением зеленых" в Иране (2009), "Арабская весна" сформировала крайне негативную среду для работы государственных институтов и развития социума в арабских странах Ближнего Востока. Первые серьезные попытки вернуть Дамаск в лоно арабской семьи, были предприняты КСА примерно через год после участия российских Военно-космических сил в сирийском конфликте (осень 2015). И дело здесь вовсе не в России. Наоборот, многие арабские политики втайне приветствовали силовое возвращение Москвы на Ближний Восток после продолжительной "сирийской паузы" 1990-х годов. Таким образом, они обретали возможность вновь играть в любимую арабскую игру баланса интересов под девизом "Кто остался на трубе" времен тщательно отстроенной Г. Киссинджером и Е. Примаковым политической архитектоники Ближнего Востока эпохи международного "детанта". Действительно, несмотря на некоторые неурядицы с соблюдением норм исламской морали российскими гражданками, арабские монархии Персидского залива сегодня достаточно позитивно относятся к массированному "русскому десанту" в их столицы. ОАЭ втемную используют российских резидентов в качестве своеобразной страховки от эвентуальных ударов ИРИ. Подобный алгоритм действий достаточно хорошо был отработан "заливниками" ранее в странах ЕС. Саудовские бизнесмены сравнительно легко убедили зачумленных мультикультурализмом европейских политиков в необходимости премиального участия аравийских капиталов в приоритетных сферах европейской экономики как средства защиты от "исламского терроризма". Именно наступательная арабская политика ИРИ послужила катализатором активности "заливников" на сирийском направлении. К моменту ввода российских военных в Сирию, Иран едва удерживал наплаву сирийский режим. Тегеран нес большие финансовые, материальные и людские потери в борьбе с салафитскими отрядами вооруженной оппозиции и бандами ИГИЛ (запрещено в России). Еще в 2013 г. иранские стратеги осознали предел возможностей ИРИ в САР. По свидетельству бывшего Верховного контролера сирийских "Братьев мусульман" Садрэддина аль-Баянуни представители закордонной разведки КСИР провели серию переговоров с руководством европейских филиалов (Лондон, Париж) "братства", обещая им участие в работе сирийского правительства и парламента в обмен на неприкосновенность семьи Аль-Асадов и сохранение иранских позиций в САР. В 2014 г. архитектор современной военной политики ИРИ в Сирии и Ираке и по совместительству губернатор Дамаска, командующий КСИР генерал Касем Сулеймани, настойчиво добивался встречи с высшим российским руководством. Он хотел убедить Москву, что многократных "вето" в СБ ООН явно недостаточно для защиты сирийского режима, и пора применить силу. Была проведена серия встреч между российскими и иранскими высокопоставленными представителями. В ходе этих встреч РФ и ИРИ выработали основы стратегии поддержки сирийского режима. В январе 2015 г. состоялась встреча Али Акбар Велаяти советника рахбара по внешней политике с президентом и министром обороны России в Москве, в ходе которой А. Велаяти передал российскому руководству письменное послание рахбара. Речь шла об увеличении размера поддержки сирийского режима. В том числе обсуждалась вероятность прямого вооруженного вмешательства в САР со стороны РФ. Накануне этого визита в Москву в Тегеране прошло несколько встреч между министром обороны России и его иранским коллегой. Было заключено новое соглашение между ИРИ и РФ о военно-техническом сотрудничестве (ВТС). Это был первый за 15 лет официальный визит российского министра обороны в Тегеран. Москва отклонила просьбу К. Сулеймани совершить визит в Москву зимой 2015 для личной встречи с президентом России, в ходе которой он намеривался убедить В.В. Путина ввести российские войска в САР для поддержки сирийского режима. В марте 2015 г. К. Сулеймани встретился с министром иностранных дел России С. Лавровым в Иране. Россия с озабоченностью восприняла информацию иранцев об укреплении позиций сирийских отрядов оппозиции на северо-западе и юге САР и наступлении «ИГ» на северо-востоке страны. После захвата «ИГ» Пальмиры в мае 2015 г. территории подконтрольные режиму заметно сократились. Тегеран считал неизбежным падение режима и раскол Сирии. В 20-х числах июля 2015 г. К Сулеймани добился неофициальной встречи с президентом и министром обороны России в Москве, на которой, по некоторым данным, обсуждались вопросы координации совместных военных операций в САР. Одновременно Москва и Дамаск подписали закрытое соглашение о создании в Хмеймим российской базы ВВС. В это же время наблюдалась массированная переброска в САР российских военных и техники. В сентябре Москва заявила о создании оперативного центра в Багдаде совместно с ИРИ, Ираком и САР для обмена информацией и координации действий по разработке операций против «ИГ» на границе САР с Ираком. В результате совместных российско-иранских операций были образованны военные формирования за рамками сирийских правительственных войск под командованием РФ. В результате слабости сирийской армии практически все операции планировались и проводились с участием российских военных. Для координаций действий с шиитскими милициями на базе Хмеймим был создан совместный центр оперативного командования, куда вошел ряд сирийских спецподразделений, КСИР, «Хезболла», корпус «аль-Кодс», отряды сил национальной обороны. Для координации политических шагов РФ и ИРИ в САР в иранском руководстве была создана специальная должность во главе с главой СНБ ИРИ Али Шамхани. К. Сулеймани играл важную роль координатора по связям между РФ и ИРИ в военных вопросах вплоть до его гибели в январе 2020. Участие российских военных в сирийских событиях сняло тяжкий груз с иранских плеч. Тегеран смог за короткий срок значительно увеличить свое военное присутствие в САР. Иран наводнил САР многотысячными отрядами шиитских милиций, которые впоследствии успешно "растворил" в составе регулярных частей сирийских вооруженных сил. Эр-Рияд был не столько обеспокоен присутствием российских военных, сколько иранским усилением в САР. Особый характер российско-сирийских отношений не мешал Саудовской Аравии выстраивать собственные схемы многостороннего взаимодействия с Дамаском в 1980-2000 годах. И наоборот, усиление иранских позиций в Сирии и Ливане после прихода к власти в САР Б. аль-Асада (июнь 2000) затрудняло политические маневры КСА в этих странах. В условиях сирийского кризиса саудовские военные и политики видели для себя возможность играть на российско-иранских противоречиях, которые все заметнее стали проявляться после 2017 г. Москва не разделяла иранскую идею укрепления «оси исламского сопротивления» на Арабском Востоке. Россия не приветствовала действия Корпуса стражей исламской революции (КСИР) ИРИ по созданию в составе сирийской армии подразделений, личный состав которых индокринировался на религиозной основе. Москва последовательно выступала за сохранение светского характера сирийских силовых структур. Россия отрицала саму возможность создания на сирийской территории конфессиональных анклавов. Москва настороженно относилась к шиитским милициям, их роли в вооруженном конфликте. Россия стремилась к подготовке и созданию единых и профессиональных сирийских вооруженных сил. Россия предприняла усилия по реструктуризации сирийских вооруженных сил. Прежде всего, российские военные отобрали группу сирийских офицеров, которых прикрепили к базе Хмеймим. Россия оказала нажим на режим, побудив его провести серию перестановок в руководстве армии и спецслужб, с целью избавиться от тех офицеров, которые не хотели сотрудничать с Москвой и симпатизировали Ирану. В тоже время, военно-политическая активность Тегерана в САР носила ярко выраженный религиозный окрас и сопровождалась попытками переформатировать конфессиональный баланс в сирийском социуме. Последнее обстоятельство вызывало особую гамму чувств у саудовских руководителей. Действительно, затянувшийся процесс политического урегулирования в САР усиливал позиции Ирана в Леванте. Многие представители правящей саудовской элиты считали ошибкой поддержку сирийской оппозиции и изоляцию Сирии в результате событий марта 2011. Они полагали, что, таким образом, арабы облегчили укрепление позиций Ирана на Ближнем Востоке. Подобная позиция имела свои исторические прецеденты. Поведенческий стереотип КСА определялся сущностными характеристиками межарабских отношений на рубеже столетий. В последние десятилетия, изменение динамики идеологических парадигм в арабских странах Ближнего Востока и межарабского баланса сил оказали большое влияние на характер межарабских отношений. Размывание традиционной системы государственного управления и власти в арабских странах, изменение регионального баланса сил оказали негативное влияние на характер межарабских отношений. Саудовская Аравия превратилась в одного из ключевых игроков на Ближнем Востоке и стала предпринимать попытки определять параметры будущего регионального порядка. Особенно заметными саудовские шаги в этом направлении стали после начала властного восхождения Мухаммеда бен Сальмана. В июле 2017 г. Мухаммед бен Сальман стал наследным принцем, в апреле 2022 премьер-министром. По должности ему перешло курирование сирийским и йеменским досье внешней политики КСА. О решительности М. бен Сальмана может свидетельствовать тот факт, что спустя 2 месяца после его назначения на пост министра обороны (2015) КСА начало военную операцию в Йемене. ОАЭ активно поддержали КСА. Это вызвало конфликт среди членов Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Катар выступил против политики КСА и ОАЭ. ОАЭ пытались занять лидирующие позиции в Аравии, что вызвало напряженность в отношениях с КСА, хотя внешне между двумя странами сохранялись дружеские отношения. Результаты военного присутствия ИРИ в Сирии вызвали озабоченность арабских стран и заставили их лидеров предпринять активные действия по возвращению Дамаска в лоно арабской политики. Начиная с 2016 г. КСА стало предпринимать попытки вернуть САР под арабский контроль и побудить его отойти от Тегерана. КСА обещало Дамаску финансовую помощь. Однако Дамаск не торопился выполнять требования Саудовской Аравии и разрывать связи с Ираном. Одновременно сирийский режим предпринял ряд шагов в сторону сближения с некоторыми арабскими странами, исходя из соображений политической целесообразности и финансово-экономической выгоды. С учетом места и роли САР в региональных событиях, процессы ускоренного политического урегулирования, экономической реконструкции Сирии, приобретали особое звучание. В зависимости от того, как быстро удалось бы КСА остановить вооруженный кризис в САР, Дамаск в будущем мог сыграть в пользу саудовского доминирования на Арабском Востоке. Развитие ситуации в Сирии и вокруг нее, стало постепенно занимать приоритетные позиции в политической повестке большинства государств Аравийского полуострова. Визит министра иностранных дел ОАЭ в Дамаск в первой декаде ноября 2021 г. был тесно связан с характером взаимоотношений стран ССАГПЗ с ИРИ. Очевидный провал стратегии США на Ближнем Востоке, что было явно видно на примере Афганистана, Сирии, Ирака, давал Ирану временное преимущество, чтобы укрепить свои позиции в регионе. В ходе переговоров с сирийским руководством А. Бин Заид дал ясно понять, что арабские монархии не ставят вопрос нормализации отношений с САР в зависимость от изменения характера отношений Дамаска с Тегераном. Многие руководители арабских монархий пришли к убеждению, что разбить стратегическое партнерство Дамаска и Тегерана, в обозримой перспективе практически невозможно. Несмотря на нерешенность проблемы островов в Персидском заливе, в Абу Даби предпочли не поднимать этот вопрос, чтобы не раздражать Иран. ОАЭ были заинтересованы в развитии торговых отношений с Тегераном. Иран обеспечивал более 40% доходов внешней торговли эмиратов. Арабские монархии были готовы поддержать переговорный процесс по ядерной программе Ирана, чтобы дать возможность США быстрее определиться в отношении к Тегерану и его ядерной программе. Лабильная ситуация в регионе и явное военно-экономическое превосходство Тегерана в Персидском заливе, заставляло государства этого субрегиона временно забыть о своих прежних амбициях. Арабские монархии Персидского залива были обеспокоены, прежде всего, собственной безопасностью, и поэтому предпочитали игнорировать военно-политическое присутствие Тегерана в Ираке, Сирии, Ливане. Показное игнорирование «заливниками» присутствия Тегерана в указанных странах вполне устраивало Израиль до тех пор, пока не затрагивало напрямую интересы безопасности еврейского государства. Активная политика Тегерана в ряде арабских стран постоянно провоцировала межарабские разногласия, что Тель-Авив использовал в своих интересах. Для арабских монархий Персидского залива этот вопрос приобретал особую актуальность в связи с характером отношений Ирана с КСА. В последние десятилетия, несмотря на спорадические контакты между двумя странами, природа их двусторонних отношений оставалась неизменной. Иран и КСА относились друг к другу с взаимным недоверием и подозрительностью. Нападение в 2016 г. на посольство КСА и саудовское консульство в Мешхеде (Иран) вызвало дальнейшее ухудшение отношений ИРИ с арабскими государствами Персидского залива. Неудивительно, что в 2016 г. официальные отношения между Ираном и КСА были разорваны. Несмотря на это, контакты между двумя странами не прекращались. Кувейт, Катар и ОАЭ понизили уровень представительства в ИРИ, а Бахрейн разорвал дипотношения с Ираном. Действия Кувейта были продиктованы активностью, так называемой, шпионской сети «Абдали», к которой, по некоторым данным, имел отношение Иран. Однако после визита президента ИРИ в Кувейт в феврале 2017 г. отношения стали постепенно налаживаться. КСА, ОАЭ, Кувейт были обеспокоены контактами Катара с «Братьями-мусульманами». Доха поддержала правительство М. Морси в Египте. Катар оказывал помощь «братьям» в Сирии. Эр-Рияд был недоволен работой «Аль-Джазиры» и ее отношениями с Ираном. В 2017 г. эти разногласия достигли пика. КСА, Бахрейн, ОАЭ, Египет разорвали отношения с Катаром и устроили воздушную блокаду Дохи. Иран предоставил свое воздушное пространство Катару, открыл свои порты, и снабжал Катар продовольствием. Катар восстановил отношения с Ираном в полном объеме. В октябре-ноябре 2017 стороны обменялись визитами высоких официальных лиц. Катар выразил желание инвестировать в развитие иранских портов и наладить долговременное экономическое сотрудничество с ИРИ. В 2021-2022 гг. Катар принял активное участие в реконструкции САР. Доха была убеждена в том, что в Сирии необходимо обеспечить комплексное урегулирования, а не идти путем постепенного умиротворения отдельных районов. Доха особо выделяла проблемы возвращения сирийских беженцев и оказание гуманитарной помощи как непременные условия для достижения прочного и долговременного урегулирования в этой арабской стране. Катар стал крупнейшим донором гуманитарной помощи САР. С 2011 по 2021 гг. Доха выделила около 2 млрд. долларов на оказание гуманитарной помощи Сирии. В сентябре 2021 г. Катар принял участие в проекте по восстановлению северных районов Сирии, который получил название «Города Надежды». В рамках реализации этого проекта на севере САР с центром в Азазе планировалось построить 1400 домов, куда смогли бы вернуться около 9 тысяч сирийских беженцев. Общая оценочная стоимость проекта составила около 7,5 млн. долларов. В результате, связи с Ираном стали частью внешнеполитической стратегии Катара. К тому же Катар и Иран связывали общие экономические интересы и совместные проекты в нефтегазовой сфере. Изменение внутриполитической ситуации внутри КСА и Иране на фоне охвативших Ближний Восток событий подтолкнули страны к тому, чтобы начать процесс переосмысления характера двусторонних связей. В начале октября 2021 г. в арабские и западные СМИ стала просачиваться информация о возможной нормализации отношений между Ираном и КСА. Действительно, после 2016 г. представители КСА и Ирана провели в Багдаде 4 раунда переговоров, в ходе которых обсуждались различные варианты восстановления двусторонних отношений. В первых числах октября 2021 г. министры иностранных дел КСА и Ирана последовательно сделали заявления о ведущихся между Тегераном и Эр-Риядом переговорах. Так, министр иностранных дел КСА Фейсал Бин Фархан рассказал о том, что в 20-х числах сентября 2021 г. в Багдаде завершился 4-й раунд переговоров между представителями двух стран. Он подчеркнул особый характер этой встречи, которая впервые прошла после избрания нового президента Ирана И. Раиси. Действительно уровень саудовско-иранских контактов был немного повышен. В работе 4-ого раунда приняли участие государственный министр КСА по иностранным делам Адель аль-Джубейр и генеральный секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ Али Шамхани. Буквально через несколько дней после своего саудовского коллеги иранский министр иностранных дел Хусейн Амир Абдулахян в ходе выступления в Бейруте сообщил о некоторых аспектах 4-ого раунда переговоров в Багдаде. По словам иранского министра саудовско-иранские переговоры двигались в верном направлении. Между КСА и ИРИ были достигнуты специальные договоренности по особым вопросам двусторонних и региональных отношений. Прошедшая в сентябре 2021 г. в Багдаде серия саудовско-иранских встреч могла в недалекой перспективе способствовать нормализации двусторонних отношений. По оценке иракских экспертов, в ближайшие недели после окончания парламентских выборов в Ираке можно было ожидать 5-й раунд саудовско-иранских переговоров. Договаривающие стороны рассчитывали, что в отличие от прежних контактов, 5-й раунд даст конкретные результаты в виде официальных договоренностей по ключевым вопросам двусторонних отношений. Несмотря на то, что ирано-саудовские переговоры проходили в сугубо закрытом режиме, а суть обсуждаемых вопросов тщательно скрывалась, ряд признаков вторичного характера указывали на то, что в Эр-Рияде и Тегеране было общее желание нормализовать характер двусторонних отношений. На переговорах речь шла об открытии консульских представительств, развитии торгово-экономического сотрудничества и поиске путей урегулирования конфликта в Йемене. До разрыва отношений между Ираном и КСА ежегодный объем товарооборота двух стран в период с 2006 по 2016 гг. составлял 500 млн. долларов. Политика США двойных стандартов в отношении Ирана и КСА побудила их к выходу на прямые контакты. В Иране уже порядком устали от политической игры США, которые одновременно оппонировали Ирану и пытались возобновить с ним переговорный процесс по «мирному атому». Подобные действия США были продиктованы в первую очередь несогласованностью действий внутри американской администрации и отсутствием внятной общей позиции США и их европейских партнеров. После того как США демонтировали и вывезли с территории КСА комплексы ПВО «Патриот» отношение к США в КСА изменилось. Внутри саудовского руководства окончательно сформировалось убеждение, что в складывающейся ситуации на Ближнем Востоке Эр-Рияд уже не может целиком полагаться на США в вопросах защиты своей национальной безопасности и обеспечения саудовских интересов в регионе. В случае достижения согласованного политического решения Тегеран и Эр-Рияд были вполне способны самостоятельно урегулировать йеменский кризис. Атаки «хуситов» не представляли прямой угрозы для национальной безопасности КСА. Куда большую обеспокоенность саудовские военные проявляли в отношении национальных нефтеперерабатывающих предприятий и нефтепромыслов, маршрутов доставки нефти в Персидском заливе в случае дальнейшей эскалации вооруженного конфликта в Йемене. Иранский министр иностранных дел заявил, что Тегеран никогда не видел пути решения конфликта в Йемене, кроме как политическими средствами. Несмотря на десятилетиями наработанный общий негативный фон в отношениях между Эр-Риядом и Тегераном, в обеих странах всегда были силы несогласные с враждебным курсом КСА в отношении ИРИ, и наоборот. Изменения внутриполитического характера в обеих странах могли повлиять на нормализацию ирано-саудовских связей. Естественно, сложное историческое наследие и религиозный фактор оказывали значительно большее влияние на этот процесс, чем в случае нормализации отношений Ирана с другими арабскими странами. Ваххабизм как государственная идеология КСА определил заведомо отрицательное отношение саудовских властей к Ирану. Часть властной элиты КСА, близкая к М. бен Сальману считала, что если наследному принцу удастся реализовать планы общественного переустройства Королевства путем новой самоидентификации саудовского социума на основе идей партикулярного национализма, прежний характер связи дома Аль-Сауд и ваххабизма может измениться. С другой стороны, после исламской революции 1979 политизированная версия шиизма стала основой государственной идеологии и инструментом внешней политики ИРИ. На деле она сужала горизонты внешней политики Ирана и ограничивала возможности для маневра на Ближнем Востоке. Любые новации в этом плане могли также оказать влияние на изменение характера ирано-саудовских отношений. До конца 2021 г. обе стороны заявляли о достигнутом прогрессе в сближении позиций Эр-Рияда и Тегерана и формировании общей позиции по обсуждаемым вопросам.