"Арабская весна" на Ближнем Востоке
Владимир Ахмедов
«Арабская весна» на Ближнем Востоке.
Основные причины и предпосылки. Предварительные итоги.
(социально-политические, военно-стратегические, общественно-идеологические измерения)
За последние два десятилетия Ближний и Средний Восток пережил ряд крупных трансформаций общественно-политического, технико-информационного и культурно-идеологического характера, которые подготовили основу тех событий в регионе, свидетелями которых мы сегодня являемся.
Одним из важных, можно сказать, рубежных событий, послуживших своеобразным катализатором вышеотмеченных перемен, стал распад СССР и социалистической системы, в целом. Главным результатом этого факта и сопровождавших его явлений для ближневосточных государств явилось то обстоятельство, что Ближневосточный регион перестал быть ареной противоборства двух мировых суперсистем. Тщательно отстроенная в конце 1960-х, начале 1970-х годов XX столетия политическая архитектоника Ближнего Востока, в соответствии с которой регион был вписан в систему мирохозяйственных связей и мировой политики эпохи «холодной» войны и последовавшей «разрядки», стала постепенно меняться. Ближний Восток все плотнее входил в орбиту абсолютного влияния США, которые фактически распределяли роли в регионе среди своих европейских и азиатских партнеров, что вписывалось в начавшийся процесс формирования «однополярного» мира. Подобные изменения не могли не повлиять на характер внутренних процессов и внешней политики, как на уровне отдельных ближневосточных государств, так и региона, в целом. Ближневосточным военно-политическим, экономическим элитам, религиозному истэблишменту и духовенству, в целом, пришлось быстро приспосабливаться к новым политическим реалиям. С учетом явной неготовности большинства ближневосточных правительств, прежде всего, арабских стран, быстро реагировать на подобные изменения и традиционной инертности масс, их политика восприятия новых реалий и попытки адаптации к ним местных политико-экономических и мировоззренческих систем во многом носила «реактивный» характер. В этой связи и с учетом растущего внешнего воздействия на политические процессы в регионе стран Запада, главным образом США, происходившие внутри большинства ближневосточных стран изменения, носили в основном поверхностный характер. Как правило, они не служили их прогрессу и интересам широких слоев населения, в среде которых стали устойчиво расти антиглобалистские настроения, формироваться антизападный протест, усиливаться недоверие к собственным властям. Последнее обстоятельство было во многом связано с изменением характера внешней политики большинства ближневосточных режимов, которая не только не отвечала задачам решения внутренних потребностей, но зачастую проводилась за их счет, что вело к обнищанию значительных масс населения и долговременному застою в государстве и обществе. Попытки теоретически обосновать предпринимаемые местными властями действия на основе прежней идеологии не давали желаемого результата. Более того, как правило, они вели к падению популярности институтов, воплощавших эту идеологию среди населения, и заполнению возникающего идеологического вакуума, религиозной идеей, главным образом, исламом. Сама же исламская теология, пребывая с XI века в состоянии тщательно сохраняемой духовенством неизменности(Предпринимаемые исламскими реформаторами XIX века попытки изменить сложившуюся ситуацию не привели к субстантивным изменениям сложившегося статус-кво.), испытывала немалые сложности в объяснении происходящего, что не редко давало почву для возникновения различного рода радикальных и экстремистских настроений и образования религиозных организаций, чья практика сильно отличалась от постулатов подлинной веры. Подобные явления во многом подкреплялись политикой США в регионе.
Вторжение в 1991 году американских военных в Ирак и захват этой одной из крупнейших арабских стран и влиятельного члена привилегированного клуба государств - нефти экспортеров силами западной коалиции во главе с армией США в 2003 г. стал еще одним знаковым событием в цепи ближневосточных трансформаций. Этому предшествовало вторжение американских войск в Афганистан, происходившее на волне всеобщего возмущения событиями 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. Указанные войсковые операции США и их западных союзников осуществлялись под флагом борьбы с терроризмом и нелегальным распространением не конвенционного оружия. Постепенно эти лозунги весомых практических подтверждений, которым найти ни в Ираке, ни в Афганистане не удалось, трансформировались в борьбу с исламом и иранской мирной ядерной программой, к которой США стремились подтянуть как можно больше стран, в том числе и Россию, искусно играя на их внутренних проблемах. Однако, уже достаточно скоро, утратившие актуальность прежние лозунги, были заменены на новые под общим названием построения Большого Ближнего Востока на демократических принципах, основанных на западной системе ценностей.
Главными результатами для всего Ближневосточного региона и арабских стран, оказавшихся в подобной ситуации, стала целая цепь трансформаций, большинство из которых происходило со знаком «минус».
Во-первых; был остановлен или существенно заторможен начавшийся после развала СССР процесс постепенного превращения Ближнего Востока из объекта в субъект международной политики. Начавшиеся рушиться скрепы, которые надежно удерживали регион в прежнем состоянии «цивилизованного колониального господства», были сильно подкреплены силовой политикой США и их союзников, которые вместо прежнего партнера (СССР) по борьбе за влияние на Ближнем Востоке, быстро нашли нового «многоликого» противника в виде «исламского» терроризма и «атомного» Ирана. При этом характерно, что после югославских событий, наибольшее количество военных конфликтов разной степени интенсивности и масштаба происходило главным образом на Ближнем Востоке.
Во-вторых; естественный формационный ход развития ближневосточных государств был прерван или претерпел существенные изменения в условиях во многом искусственно созданной ситуации в регионе и вокруг него. В результате большинство стран региона по основным социально-экономическим, общественно-политическим, демографическим и культурно-образовательным показателям сохраняло «догоняющий» характер. В среднем 30-40% населения этих государств жили на 2 доллара в день, а 5-7% владели 50% национального дохода, 50% жителей были неграмотны, 20 млн. человек безработные. Из 95 млн. экономически активного населения арабских стран - 50% были за¬няты в сфере услуг и неорганизованном (теневом) секторе эко¬номики, 31 % в сельском хозяйстве и только 19% в промышлен¬ности. Некоторое увеличение темпов экономического роста к 2005 г. (в среднем 5,6%) по сравнению с 1990-ми гг. явилось не столько результатом экономических реформ, сколько было вы¬звано ростом потребления и увеличением государственных рас¬ходов в результате выросших цен на нефть. В тоже время сохра¬няющиеся высокие темпы прироста населения позволяли предположить, что в ближайшие несколько десятилетий регион будет нуждаться в создании 100 млн. новых рабочих мест.
Пожалуй, единственно новым явлением в регионе стало широкое распространение и постепенная массовая доступность новых информационных технологий и телекоммуникационных систем связи. Последнее обстоятельство, несмотря на объективно прогрессивный характер оказало в целом неоднозначное воздействие на массовое сознание населения региона и сыграло свою роковую роль в период так называемой Арабской весны.
В-третьих; США надежно укрепились в качестве доминирующей военной и политической силы на Ближнем Востоке, получив возможность не только влиять, но и контролировать содержание и ход важнейших внутренних и внешних процессов в отдельных странах и регионе, в целом. Достаточно сказать, что безопасность Аравийского полуострова и расположенных в нем государств целиком и полностью обеспечивалась США и их военным присутствием в Персидском заливе и на базах в ряде арабских монархий Залива.
В-четвертых; в регионе образовались три настоящие региональные супердержавы в лице Израиля, Турции и Ирана, которые вели под неусыпным оком США борьбу за влияние на Ближнем Востоке, объектом которой стали арабские государства Ближнего Востока. Однако, поскольку их внешнеполитические и региональные устремления были прямо пропорциональны глубоким различиям отстраиваемых в них общественно-политических систем и внутриполитическим интересам, их региональное соперничество заканчивалось в основном с «нулевой суммой», а для арабских стран имело самые негативные последствия.
Возвышению Израиля во многом способствовала политика американских администраций Бушей (старшего и младшего), чью массированную военную помощь и политическую поддержку Израиль, главным образом использовал для решения арабо-израильского и палестино-израильского конфликтов в выгодном для себя ключе. В результате начавшийся в 90-х годах в Мадриде мирный процесс в регионе в 2000-ых годах практически прекратился или превратился в «игру» под названием ближневосточное урегулирование, которая не вела к субстантивным результатам (возврату оккупированных территорий), но приносила немалые политические и финансовые дивиденды участникам переговорного процесса. В результате, в канун начала арабских революций, особенно после прихода к власти в Израиле правительства Б. Нетаньяху с опорой на правые силы, ближневосточный мирный процесс оказался в полном тупике, а решение палестинской проблемы перестало иметь реальную перспективу.
Приход к власти в Турции в 2002 году исламской партии Справедливости и прогресса (ПСР) стал своеобразным ответом на изменение геополитической обстановки и ситуации в регионе, где стал отмечаться быстрый рост популярности движений политического ислама как внесистемной силы с сильным антизападным зарядом. Новые власти в Анкаре хорошо осознавали, что, будучи страной-членом НАТО, стремящейся войти в европейскую семью, Турция должна предложить новую модель политического устройства, чтобы не допустить неконтролируемого роста исламских движений, неизбежно приведших бы к столкновению с армией и как следствие к новым военным переворотам, что могло оказаться губительным для страны и ее целостности в условиях нерешенности курдского вопроса. Для этого требовалось канализировать политический ислам в структуры власти, одновременно ограничив в них влияние военных. Подобная политика должна была подкрепляться широкими программами социально-экономического развития и либерализацией политической системы, чтобы заручиться поддержкой большинства населения. Продолжающийся 11 лет турецкий эксперимент (описанный здесь весьма схематично) оказывается пока в основном весьма успешным. Но окончательную точку в нем можно будет поставить после принятия новой турецкой конституции, которая должна увенчать долговременные усилия властей Анкары. Одновременно Турция заметно активизировала свою политику на Арабском Востоке, чтобы с одной стороны закрепить и развить имеющиеся у нее там крупные энергетические, нефтегазовые, торгово-индустриальные проекты, а с другой, продемонстрировать Европе, что Анкара может служить безопасным «окном» в ближневосточный регион и успешным посредником в разрешении застарелых региональных конфликтов. Активная политика Анкары на Ближнем Востоке многими в арабских странах воспринималась неоднозначно. «Светские» военно-политические режимы в целом настороженно относились к экспериментам турецкой ПСР внутри страны и опасались роста идей нового османизма, памятуя 400-летнее господство Османской Порты. За активностью Турции в регионе настороженно следил и Иран.
После распада СССР, ослабления позиций России в Центральной Азии, где у власти находились «слабые» правительства, уничтожения сильного Ирака и воцарения хаоса в Афганистане, для Ирана сложились весьма благоприятные обстоятельства, которыми Тегеран не преминул воспользоваться для усиления своих позиций в регионе. За короткий период времени Иран создал свою ось безопасности, которая тянулась с юга Ирака, через Сирию в южные районы Ливана, находившиеся под контролем близкой Тегерану в идеологическом отношении «Хизбаллы» и далее в Газу (Палестина) на средиземноморском побережье, где власть сосредотачивалась в руках союзного Ирану палестинского «Хамас». Данное обстоятельство вызвало резкое неприятие в арабских монархиях Персидского Залива и Египте, что привело к невиданному прежде всплеску арабо-иранского противостояния, которое в ряде случаев перекрывало арабо-израильскую вражду. С учетом того, что неприятие политики шиитского Ирана было вызвано главным образом в странах с преимущественно суннитским населением, это подливало масла в огонь разгоравшихся в регионе суннитско-шиитских противоречий, начало которым было положено после захвата американцами Ирака и резкого обострения внутриполитической борьбы в Ливане накануне войны 2006 года с Израилем и после нее. В результате впервые за свою многовековую историю ближневосточный регион вплотную столкнулся с опасностью раскола по конфессиональным и этническим линиям.
С другой стороны, тот факт, что арабо-израильские войны в Ливане (2006) и Газе (2008-2009) вели не арабские армии, которые уже фактически с 1973 года по-настоящему не воевали с Израилем, а боевые отряды исламского сопротивления в лице ливанской «Хизбаллы» и палестинского «Хамас», которые решали вопросы войны и мира, обозначил еще одну весьма неприятную тенденцию в регионе и послал тревожный сигнал в мировое сообщество. Все это открывало путь к началу эпохи нового вида войн, которые в условиях резкого обострения конфессиональных противоречий в регионе могли принять характер религиозных войн эпохи Средневековья, но с использованием современных вооружений и новых информационных технологий.
Таким образом, к моменту начала арабских революций регион, который всегда отличался повышенной конфликтогенностью, подошел в состоянии близком к взрыву, который мог выразиться в совершенно различных формах, в том числе и в форме массовых народных движений, восстаний и революций, которые подспудно зрели в глубинной среде Ближневосточного региона.
В работе использованы материалы статьи: В.М. Ахмедов. Современный Ближний Восток. Журнал «Новая и новейшая история» №2, 2012.
Критические замечания и предложения (без перехода на личности) приветствуются автором статьи.
«Арабская весна» на Ближнем Востоке.
Основные причины и предпосылки. Предварительные итоги.
(социально-политические, военно-стратегические, общественно-идеологические измерения)
За последние два десятилетия Ближний и Средний Восток пережил ряд крупных трансформаций общественно-политического, технико-информационного и культурно-идеологического характера, которые подготовили основу тех событий в регионе, свидетелями которых мы сегодня являемся.
Одним из важных, можно сказать, рубежных событий, послуживших своеобразным катализатором вышеотмеченных перемен, стал распад СССР и социалистической системы, в целом. Главным результатом этого факта и сопровождавших его явлений для ближневосточных государств явилось то обстоятельство, что Ближневосточный регион перестал быть ареной противоборства двух мировых суперсистем. Тщательно отстроенная в конце 1960-х, начале 1970-х годов XX столетия политическая архитектоника Ближнего Востока, в соответствии с которой регион был вписан в систему мирохозяйственных связей и мировой политики эпохи «холодной» войны и последовавшей «разрядки», стала постепенно меняться. Ближний Восток все плотнее входил в орбиту абсолютного влияния США, которые фактически распределяли роли в регионе среди своих европейских и азиатских партнеров, что вписывалось в начавшийся процесс формирования «однополярного» мира. Подобные изменения не могли не повлиять на характер внутренних процессов и внешней политики, как на уровне отдельных ближневосточных государств, так и региона, в целом. Ближневосточным военно-политическим, экономическим элитам, религиозному истэблишменту и духовенству, в целом, пришлось быстро приспосабливаться к новым политическим реалиям. С учетом явной неготовности большинства ближневосточных правительств, прежде всего, арабских стран, быстро реагировать на подобные изменения и традиционной инертности масс, их политика восприятия новых реалий и попытки адаптации к ним местных политико-экономических и мировоззренческих систем во многом носила «реактивный» характер. В этой связи и с учетом растущего внешнего воздействия на политические процессы в регионе стран Запада, главным образом США, происходившие внутри большинства ближневосточных стран изменения, носили в основном поверхностный характер. Как правило, они не служили их прогрессу и интересам широких слоев населения, в среде которых стали устойчиво расти антиглобалистские настроения, формироваться антизападный протест, усиливаться недоверие к собственным властям. Последнее обстоятельство было во многом связано с изменением характера внешней политики большинства ближневосточных режимов, которая не только не отвечала задачам решения внутренних потребностей, но зачастую проводилась за их счет, что вело к обнищанию значительных масс населения и долговременному застою в государстве и обществе. Попытки теоретически обосновать предпринимаемые местными властями действия на основе прежней идеологии не давали желаемого результата. Более того, как правило, они вели к падению популярности институтов, воплощавших эту идеологию среди населения, и заполнению возникающего идеологического вакуума, религиозной идеей, главным образом, исламом. Сама же исламская теология, пребывая с XI века в состоянии тщательно сохраняемой духовенством неизменности(Предпринимаемые исламскими реформаторами XIX века попытки изменить сложившуюся ситуацию не привели к субстантивным изменениям сложившегося статус-кво.), испытывала немалые сложности в объяснении происходящего, что не редко давало почву для возникновения различного рода радикальных и экстремистских настроений и образования религиозных организаций, чья практика сильно отличалась от постулатов подлинной веры. Подобные явления во многом подкреплялись политикой США в регионе.
Вторжение в 1991 году американских военных в Ирак и захват этой одной из крупнейших арабских стран и влиятельного члена привилегированного клуба государств - нефти экспортеров силами западной коалиции во главе с армией США в 2003 г. стал еще одним знаковым событием в цепи ближневосточных трансформаций. Этому предшествовало вторжение американских войск в Афганистан, происходившее на волне всеобщего возмущения событиями 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. Указанные войсковые операции США и их западных союзников осуществлялись под флагом борьбы с терроризмом и нелегальным распространением не конвенционного оружия. Постепенно эти лозунги весомых практических подтверждений, которым найти ни в Ираке, ни в Афганистане не удалось, трансформировались в борьбу с исламом и иранской мирной ядерной программой, к которой США стремились подтянуть как можно больше стран, в том числе и Россию, искусно играя на их внутренних проблемах. Однако, уже достаточно скоро, утратившие актуальность прежние лозунги, были заменены на новые под общим названием построения Большого Ближнего Востока на демократических принципах, основанных на западной системе ценностей.
Главными результатами для всего Ближневосточного региона и арабских стран, оказавшихся в подобной ситуации, стала целая цепь трансформаций, большинство из которых происходило со знаком «минус».
Во-первых; был остановлен или существенно заторможен начавшийся после развала СССР процесс постепенного превращения Ближнего Востока из объекта в субъект международной политики. Начавшиеся рушиться скрепы, которые надежно удерживали регион в прежнем состоянии «цивилизованного колониального господства», были сильно подкреплены силовой политикой США и их союзников, которые вместо прежнего партнера (СССР) по борьбе за влияние на Ближнем Востоке, быстро нашли нового «многоликого» противника в виде «исламского» терроризма и «атомного» Ирана. При этом характерно, что после югославских событий, наибольшее количество военных конфликтов разной степени интенсивности и масштаба происходило главным образом на Ближнем Востоке.
Во-вторых; естественный формационный ход развития ближневосточных государств был прерван или претерпел существенные изменения в условиях во многом искусственно созданной ситуации в регионе и вокруг него. В результате большинство стран региона по основным социально-экономическим, общественно-политическим, демографическим и культурно-образовательным показателям сохраняло «догоняющий» характер. В среднем 30-40% населения этих государств жили на 2 доллара в день, а 5-7% владели 50% национального дохода, 50% жителей были неграмотны, 20 млн. человек безработные. Из 95 млн. экономически активного населения арабских стран - 50% были за¬няты в сфере услуг и неорганизованном (теневом) секторе эко¬номики, 31 % в сельском хозяйстве и только 19% в промышлен¬ности. Некоторое увеличение темпов экономического роста к 2005 г. (в среднем 5,6%) по сравнению с 1990-ми гг. явилось не столько результатом экономических реформ, сколько было вы¬звано ростом потребления и увеличением государственных рас¬ходов в результате выросших цен на нефть. В тоже время сохра¬няющиеся высокие темпы прироста населения позволяли предположить, что в ближайшие несколько десятилетий регион будет нуждаться в создании 100 млн. новых рабочих мест.
Пожалуй, единственно новым явлением в регионе стало широкое распространение и постепенная массовая доступность новых информационных технологий и телекоммуникационных систем связи. Последнее обстоятельство, несмотря на объективно прогрессивный характер оказало в целом неоднозначное воздействие на массовое сознание населения региона и сыграло свою роковую роль в период так называемой Арабской весны.
В-третьих; США надежно укрепились в качестве доминирующей военной и политической силы на Ближнем Востоке, получив возможность не только влиять, но и контролировать содержание и ход важнейших внутренних и внешних процессов в отдельных странах и регионе, в целом. Достаточно сказать, что безопасность Аравийского полуострова и расположенных в нем государств целиком и полностью обеспечивалась США и их военным присутствием в Персидском заливе и на базах в ряде арабских монархий Залива.
В-четвертых; в регионе образовались три настоящие региональные супердержавы в лице Израиля, Турции и Ирана, которые вели под неусыпным оком США борьбу за влияние на Ближнем Востоке, объектом которой стали арабские государства Ближнего Востока. Однако, поскольку их внешнеполитические и региональные устремления были прямо пропорциональны глубоким различиям отстраиваемых в них общественно-политических систем и внутриполитическим интересам, их региональное соперничество заканчивалось в основном с «нулевой суммой», а для арабских стран имело самые негативные последствия.
Возвышению Израиля во многом способствовала политика американских администраций Бушей (старшего и младшего), чью массированную военную помощь и политическую поддержку Израиль, главным образом использовал для решения арабо-израильского и палестино-израильского конфликтов в выгодном для себя ключе. В результате начавшийся в 90-х годах в Мадриде мирный процесс в регионе в 2000-ых годах практически прекратился или превратился в «игру» под названием ближневосточное урегулирование, которая не вела к субстантивным результатам (возврату оккупированных территорий), но приносила немалые политические и финансовые дивиденды участникам переговорного процесса. В результате, в канун начала арабских революций, особенно после прихода к власти в Израиле правительства Б. Нетаньяху с опорой на правые силы, ближневосточный мирный процесс оказался в полном тупике, а решение палестинской проблемы перестало иметь реальную перспективу.
Приход к власти в Турции в 2002 году исламской партии Справедливости и прогресса (ПСР) стал своеобразным ответом на изменение геополитической обстановки и ситуации в регионе, где стал отмечаться быстрый рост популярности движений политического ислама как внесистемной силы с сильным антизападным зарядом. Новые власти в Анкаре хорошо осознавали, что, будучи страной-членом НАТО, стремящейся войти в европейскую семью, Турция должна предложить новую модель политического устройства, чтобы не допустить неконтролируемого роста исламских движений, неизбежно приведших бы к столкновению с армией и как следствие к новым военным переворотам, что могло оказаться губительным для страны и ее целостности в условиях нерешенности курдского вопроса. Для этого требовалось канализировать политический ислам в структуры власти, одновременно ограничив в них влияние военных. Подобная политика должна была подкрепляться широкими программами социально-экономического развития и либерализацией политической системы, чтобы заручиться поддержкой большинства населения. Продолжающийся 11 лет турецкий эксперимент (описанный здесь весьма схематично) оказывается пока в основном весьма успешным. Но окончательную точку в нем можно будет поставить после принятия новой турецкой конституции, которая должна увенчать долговременные усилия властей Анкары. Одновременно Турция заметно активизировала свою политику на Арабском Востоке, чтобы с одной стороны закрепить и развить имеющиеся у нее там крупные энергетические, нефтегазовые, торгово-индустриальные проекты, а с другой, продемонстрировать Европе, что Анкара может служить безопасным «окном» в ближневосточный регион и успешным посредником в разрешении застарелых региональных конфликтов. Активная политика Анкары на Ближнем Востоке многими в арабских странах воспринималась неоднозначно. «Светские» военно-политические режимы в целом настороженно относились к экспериментам турецкой ПСР внутри страны и опасались роста идей нового османизма, памятуя 400-летнее господство Османской Порты. За активностью Турции в регионе настороженно следил и Иран.
После распада СССР, ослабления позиций России в Центральной Азии, где у власти находились «слабые» правительства, уничтожения сильного Ирака и воцарения хаоса в Афганистане, для Ирана сложились весьма благоприятные обстоятельства, которыми Тегеран не преминул воспользоваться для усиления своих позиций в регионе. За короткий период времени Иран создал свою ось безопасности, которая тянулась с юга Ирака, через Сирию в южные районы Ливана, находившиеся под контролем близкой Тегерану в идеологическом отношении «Хизбаллы» и далее в Газу (Палестина) на средиземноморском побережье, где власть сосредотачивалась в руках союзного Ирану палестинского «Хамас». Данное обстоятельство вызвало резкое неприятие в арабских монархиях Персидского Залива и Египте, что привело к невиданному прежде всплеску арабо-иранского противостояния, которое в ряде случаев перекрывало арабо-израильскую вражду. С учетом того, что неприятие политики шиитского Ирана было вызвано главным образом в странах с преимущественно суннитским населением, это подливало масла в огонь разгоравшихся в регионе суннитско-шиитских противоречий, начало которым было положено после захвата американцами Ирака и резкого обострения внутриполитической борьбы в Ливане накануне войны 2006 года с Израилем и после нее. В результате впервые за свою многовековую историю ближневосточный регион вплотную столкнулся с опасностью раскола по конфессиональным и этническим линиям.
С другой стороны, тот факт, что арабо-израильские войны в Ливане (2006) и Газе (2008-2009) вели не арабские армии, которые уже фактически с 1973 года по-настоящему не воевали с Израилем, а боевые отряды исламского сопротивления в лице ливанской «Хизбаллы» и палестинского «Хамас», которые решали вопросы войны и мира, обозначил еще одну весьма неприятную тенденцию в регионе и послал тревожный сигнал в мировое сообщество. Все это открывало путь к началу эпохи нового вида войн, которые в условиях резкого обострения конфессиональных противоречий в регионе могли принять характер религиозных войн эпохи Средневековья, но с использованием современных вооружений и новых информационных технологий.
Таким образом, к моменту начала арабских революций регион, который всегда отличался повышенной конфликтогенностью, подошел в состоянии близком к взрыву, который мог выразиться в совершенно различных формах, в том числе и в форме массовых народных движений, восстаний и революций, которые подспудно зрели в глубинной среде Ближневосточного региона.
В работе использованы материалы статьи: В.М. Ахмедов. Современный Ближний Восток. Журнал «Новая и новейшая история» №2, 2012.
Критические замечания и предложения (без перехода на личности) приветствуются автором статьи.