Ислам и армия в странах Арабского Востока: политические императивы взаимоотношений.
Владимир Ахмедов
Ислам и армия в странах Арабского Востока:
политические императивы взаимоотношений.
(Часть2)
Таким образом, корпоративная идентичность иорданских вооруженных сил адекватна в целом государственной идеологии. В Сирии идеологические постулаты, используемые для мобилизации масс с одинаковой степенью применяются в качестве основы коллективной идентификации армии. Поскольку в Сирии при Асадах ислам был выведен за рамки политической практики, то и в армии религия крайне ограниченно применялась. Лишь в Египте наблюдалось определенное расхождение между ролью ислама в армии, которое выражалось в разных подходах власти к использованию ислама в качестве базы коллективной идентификации общества, по крайней мере на формальном уровне и инструмента коллективной идентификации армии, которая на практике жестко ориентирована на защиту идей национализма и республиканского строя.
Важной темой в исследовании вопроса о взаимоотношении армии и религии служит выяснение вопросов, касающихся включения в армейскую практику используемых в обществе религиозных и иных ритуалов и обычаев и внедрения религиозных практик и ритуалов в военную подготовку и моральное воспитание личного состава вооруженных сил. Публичная практика религиозных обычаев может принимать несколько форм. В одном случае религиозные ценности добровольно используются военными и тогда в армии толерантно относятся к религии, либо военные пытаются таким образом внедрить религиозные ценности в общество и демонстрирует свою приверженность религии.
В Иордании высокопоставленные офицеры нередко принимали активное участие в праздновании религиозных праздников. Так во время торжеств по случаю дня рождения Пророка офицеры не снимали свою форму и знаки отличия. Перед войсками выступал муфтий вооруженных сил. Муфтий возглавлял Управление военного мфтията в иорданской армии., куда в состав которого входили духовные советники (муршиды) и и предстоятели на молитве (имамы), которые несут службу в различных родах войск. Нередко муршиды использовали нормы шариата с тем, чтобы повлиять на поведение солдат во ходе боевых тренировок. Монарх нередко присутствовал в войсках во время молитв про пятницам и по случаю крупных религиозных праздников.(Аль-Акса, №№, 809,866, 907).
В вооруженных силах Египта, публичное исполнение религиозных ритуалов происходит только во время главных мусульманских празднеств. При А. Садате религия на короткое время стала неотъемлемой частью армейской жизни. Генералитет дружно отмечал праздник «ночного вознесения». Вместе с премьером, другими гражданскими и религиозными начальниками праздник отмечал НГШ а позднее герой октябрьской войны генерал Саад Аш-Шадли. В текстах выступлений содержались многочисленные ссылки на Коран и воззвания в Аллаху. Ясно, что в этот период армия служила инструментом и объектом религиозной мобилизации масс. При А. Садате исламские ценности рассматривались как составная часть военных ценностей, и приверженность им могла способствовать продвижению по службе. В мартовском номере газеты за 1979 г. на первой полосе была помещена фотография нового шейха Аль-Азхара, который обратился с проповедью со страниц этой газеты. Сославшись на указания А. Садата о возрождении «исламской миссии», шейх, в частности, указал на то, что теперь заморских идей в сердца наших юношей будут внедряться принципы и ценности ислама. Даже гражданские институтам было предписано содействовать выполнению поставленных задач. Высший Совет по делам молодежи в 1979 г. организовал исламские соревнования специально для военных, где сочетались искусство в запоминании наизусть Корана и написание сочинения на религиозную тему (Ан-Наср, №№, 415,477,478).
После убийства А. Садата исламскими фанатиками и прихода к власти Х. Мубарака заигрывание с исламистами стало постепенно сходить на нет. Несмотря на это публичные проявления религиозных настроений в армии с участием лидеров страны, высших офицеров по-прежнему сохранялось в качестве важного элемента армейской жизни. Во время празднования Рамадана в мае 1991 года президент Мубарак принимал в торжествах участие вместе с рядом высокопоставленных офицеров. Предстоятель на молитве шейх Аль-Азхара Джад аль-Хакк, один из видных представителей религиозного истеблишмента Египта. В феврале 1996 г. Мубарака принял участие в молитве вместе с высшими офицерами в мечете «Аль-Мубарак» в районе дислокации штаба третей армии. Мечеть была названа в честь Мубарака. С точки зрения типологии, при Мубараке государство поощряло публичное участие военных в религиозных праздниках, но в тоже время воздерживалось от того, чтобы превратить религию в составную часть официальной армейской практики, как это было сделано при А. Садате. Но даже при Мубараке существовали значительные колебания в публичном отношении к исламу, которые увеличивались по мере углубления кризиса и росли в период обострения волнений исламистов (Ан-Наср, №№623,691).
Если в Египте проявления ислама в армейской среде регулировались с помощью кнута и пряника, то в Сирии исламские настроения в армии вообще отсутствовали. Х. Асад вообще не ассоциировал себя с исламом в чисто армейском контексте, а присутствие офицеров на молитве было возможно в случае, когда в ней принимал участие сам президент. Примером подобной молитвы могла быть молитва по случаю празднования дня рождения Пророка в мечети Омеядов. (Джейш, №1854). Армейская печать не выходила за рамки общегражданских СМИ печатавших фотографии Х. Асада во время его участия вместе с видными религиозными деятелями и политиками в праздновании религиозных праздников. И только во время инаугурации на пятый по счету президентский срок Х. Асада начал свое речь со слов «…клянусь Всемогущим…» на что собравшиеся ответили традиционным «байа», означающим подтверждение их лояльности их лидеру.(Джихад№1847). В другом случае армейская газета поместила репортаж о присутствии Х. Асада на молитве в мечети бану Омейя во время торжеств по случаю окончания Рамадана. В статье после молитвы был дан пространный текст выступления шейха Муниса в честь президента (Джейш,№1848). Религиозное послание более общего характера содержалось после фотографии Асада на задней странице газеты от 1 марта 1998 г. (Джихад№1882). Позиционирование Х. Асада как образцового мусульманина в армейской и гражданской прессе представляло собой попытку преодолеть разрыва между алавитским вероучением и алавитским меньшинством с суннитским большинством. Подобная демонстрация приверженности исламу в гражданском контексте сильно контрастировала с опытом Иордании и Египта.
После того как исламская оппозиция в Египте активизировалась, начиная с 1995 г. публичные демонстрации власти своей исламской приверженности заметно снизились. К тому же Мубарак как мусульманин-суннит не видел необходимости постоянно доказывать свою приверженность исламу и легитимировать, таким образом свою власть как в гражданском обществе, так и в армейской среде в отличии от Х. Асада принадлежавшего к алавитскому меньшинству и чей режим жестоко сражался с исламской суннитской оппозицией. Таким образом, с точки зрения участия военных в публичных демонстрациях религиозного характера на первом месте стояла Иордания, а потом уже Египет и Сирия.
Подобный порядок сохранялся и в вопросах использования ислама в моральной подготовке солдат и офицеров. При А. Садате ислам играл немалую роль в процессе подготовки солдат и офицеров и практически сошел на нет после прихода к власти Мубарака, особенно после рост исламского радикализма в начале 1990-х годов. Так в 1991 г. отмечая дату октябрьской войны 1973 г. в армейском журнале «Наср» появилась статья на развороте под названием «Путь и Свет» - выражения которые часто употребляются в исламской риторике. Все статьи увязывали победу в войне с исламом. (Наср, №628). Но уже в номере того же журнала за 1998 г. тоже памятное событие освящалось совсем по-другому. Акцент делался на уроки военного искусства и готовности к битве. Начиная с 1995 г. статьи в сирийской армейской прессе в основном касались моральных аспектов ислама, либо в них приводились отдельные цитаты из Корана с объяснением ряда положений шариата. Так в одной из статей в газете «Ан-наср» речь шла о награждении и наказании за выполнение службы, при этом в качестве аналогии приводились рассказы из жизни Пророка и его сподвижников. Ссылаясь на один их хадисов в статье утверждалось, что при жизни человек может получить немедленную награду и наслаждаться ею в течении отведенного ему срока жизни на земле, а истинно верующий мусульманин наслаждается наградой вечно и после смерти. (Ан-Наср, №725). В некоторых материалах речь шла о канонических различиях между законами, касающимися взаимоотношения в обществе между людьми (му’амала) и отношениями между человеком и Аллахом (’ибада), проблемам заката и пр. (Ан-Наср, № №709, 705).
Написанное одним из родных египетского офицера письмо в популярную египетскую газету «аль-Ахрам» 18 декабря 1994 года являлось отражением одного из многочисленных показателей значимости ислама в военной среде (Ан-Наср, № 667). В этом письме родственник офицера просил министра обороны маршала Хусейна Тантави пересмотреть принятое им ранее решение, согласно которому офицер мог совершить хадж в Мекку один раз в жизни и умру (которую можно было совершать в любое время) один раз в пять лет. Подобное же чувство отношения к исламу можно было заметить во время празднования в армии победы во время октябрьской войны 1973 г . офицеры салютовали в честь победы именно в месяц рамадан согласно лунному календарю, когда и происходила сражения в 1973 г пришедшееся в этот год на октябрь. Для них было не столь важно, был ли это октябрь или март месяц. Главное, чтобы эта дата соответствовала именно мусульманскому календарю. В этом смысле не столь важно было, насколько глубоко верили офицеры. Но с учетом того, что команда праздновать шла сверху, можно было предположить, что высшему армейскому командованию важно было продемонстрировать народу свою приверженность исламу (Ан-Наср», № 669). Мотивы которыми руководствовался министр обороны Х. Тантави скорее всего были экономического порядка. Расходы на хадж несло министерство обороны, в том числе не только для военных, но и гражданского персонала. При этом гражданские должны были выиграть конкурс в заучивании стихав Корана и показать хорошие показатели трудовой и производственной дисциплины.
В Сирии дела обстояли иначе. В армейской печати ни словом не упоминались какие-либо религиозные институализированные понятия применительно к вооруженным силам , хотя по идее в подразделениях должны были находиться представители духовенства, чтобы исполнять необходимые религиозные ритуалы в случае смерти солдат на поле боя.
Напротив, в армии Иордании существовало специальное управление, следившее за соблюдением норм религии. Во главе этого управления находился муфтий в ранге бригадного генерала В 1994 г. эти обязанности исполнял муфтий шейх Мухаммад аш-Шавийя. Он вел достаточно активную работу. В ноябре 1994 года Управление провело двухнедельный образовательный семинар для армии, сил общественной безопасности и гражданской обороны по проблемам управления взаимоотношениями между обществом (муамала) и исламскими принципами (фикх)(Аль-Акса, №866).
В настоящее время вопросы религии, начиная от исламской оппозиции и терроризма, и кончая правами женщин, занимают центральное место в политической жизни арабских стран Ближнего Востока. Отношение к вопросам религии в армейской прессе сильно отличается от того, что пишут и публикую обычные СМИ. Однако в той мере в которой армия оказывается вовлеченной в политику эти журналы более или менее регулярно в отличии от обычных СМИ, вынуждены в той или иной степени обращаться к проблемам религии, наряду с другими вопросами гражданского общества. По этому параметру можно отчасти судить об отношении государства к военным и том месте, которое религия занимает в вооруженных силах.
В 80-90-ые годы XX века Египет столкнулся с рядом актов вооруженного насилия. А практически все 90-ые годы XX века прошли под знаком серии акций гражданского неповиновения и народных волнений. Так, в период с 1991 по 1996 гг. в ходе этих акций насилия было убито около 1 тысячи человек. Возможно, по этой причине египетская пресса практически ничего не писала об этих событиях. Так, только 2 из 82 страниц выпуска о событиях в Луксоре в ноябре 1997 года, в ходе которых 58 туристов было убито, а 25 ранено, было посвящено этому событию. C учетом того, что это была одна из самых жестоких атак терроризма за последнее десятилетие, газета «Ан-Наср» писала о религиозном насилии как об акте террора, жестоком преступлении, от которого могут пострадать любая страна и с которым можно покончить лишь общими международными усилиями и сотрудничеством. События в Луксоре лишь косвенно связывались с исламом, в редких случаях с религиозными силами или политическими и социальными вопросами. Их предпочитали рассматривать с точки зрения обычной морали и в рамках объективной реальности, не нуждавшихся в каком-либо дополнительном религиозном объяснении (Ан-Наср», №702). Роль военных также была обойдена молчанием. В небольших новостных заметках лишь упоминалось, что армия направила два транспортных самолета в Луксор для эвакуации 14 раненных в Каир, которых затем перевезли в армейский госпиталь на армейских вертолетах. Таким образом, борьба с терроризмом не рассматривалась в качестве обязательной задачи армии. События в Луксоре рассматривались в более широкой политической и социально-экономической перспективе, в статье посвященной политике Египта вообще. Автор статьи писал о достижениях египетских властей в деле развития южных провинций в районе верхнего Египта как средство борьбы и ликвидации социальных условий, питающих терроризм. Враг характеризовался как экстремизм без какого-либо конкретного адреса и намеков на принадлежность к исламу или фундаментализму.
В середине 1990-х гг. вооруженные силы Египта уделяли серьезное внимание борьбе с религиозным фундаментализмом, при этом ставился вопрос о законности использования подобных методов с точки зрения ислама. В статье утверждалось, что экстремисты совершают больший грех с тем чтобы избежать малого греха, типа совместного обучения в университетах и наряда студенток (Ан-Наср, № 673). В статье проводилась параллель между природой экстремизма в Алжире и Египте. В другой статье осуждалось использование религиозных чувств верующих и использование религии в разжигании антикоптских настроений и утверждалось, что те кто так делают, не являются не мусульманами ни египтянами» (Ан-Наср» №704). Большинство подобных статей обходило молчанием роль военных. Эти статьи носили более аналитический общий характер, чем те, которые публиковались в «Аль-Акса», что указывало на качественную разницу этих двух газет.
Ан-Наср» публиковала материалы, больше касающиеся общемировых проблем и национальных светских тем, национальной и мировой культуры. Эта газета была по своему содержанию и цене больше ориентирована на египетских офицеров, чем солдат. В статьях редко можно было встретить ссылки на ислам. Газета носила обезличенный характер. Даже имя Мубарака упоминалось лишь когда помещалась его фотография. При этом появление президента на страницах газеты никак не увязывалось с религией.
Таким образом, лишь в Иордании роль ислама отражала роль религии в государстве вообще. Поскольку королевская семья позиционировала себя с предками пророка и Хашимитской династии, что создавало определенный религиозный контекст, в котором армия представлялась как защитница монархии и ислама.
В Сирии и Египте существовали расхождения между характером государства и ролью ислама в армии, но и здесь имелись некоторые тонкие отличия. В Сирии религия в армии служила инструментом легитимации власти и ее роль была значительно сильнее чем этого можно было ожидать. В Египте существовал явный разрыв между «исламизацией» государства и светским характером армии, о чем свидетельствовали публикации армейской печати. Подобное расхождение объяснялось традиционно светским характером правящей египетской элиты и желанием режима обеспечить лояльность военных в борьбе с радикальными и воинствующими группами исламской оппозиции. Если в Египте «исламизация» служила своего рода «морковкой»для удовлетворения настроений фундаменталистов и средством удержания населения вступить в ряды фундаменталистов, то армия в Египте выполняла роль «кнута» призванного удерживать установившийся порядок.
Ситуация с исламом в армии Египта и Сирии свидетельствовала о том, что нарастание религиозных настроений в египетской армии скорее носило инструментальный характер, нежели отражало тот факт, что военные и армия как институт искреннее разделяют приверженность к исламу. Военные подчеркивали свою приверженность исламу лишь для того, чтобы успешнее сражаться с проникновением в их ряды радикальных элементов и усиления позиций фундаменталистов. Когда угроза фундаментализма спадала военные вновь возвращались к светским и республиканским ценностям. В тоже время нельзя отрицать роль ислама в формировании коллективной идентичности армии, где многие офицеры и солдаты искренне верили в илам. В тоже время их вера не носила политизированного характера и не служила подпиткой для исламской оппозиции режиму. Наоборот, в иорданской армии ислам являлся неотъемлемой частью коллективной идентификации и военных ритуалов.
Подобно тому, как сегодня многие европейцы не могут представить себе справедливое общество, которое не было бы демократическим, также и в средневековой Европе нельзя было даже вообразить себе цивилизованное общество, которое не основывалось бы на правильной религии.
С конца XVII века в Европе не вели войн во имя религии и не руководствовались религиозными правилами при их ведении. При этом религия все еще могла иногда оказывать влияние на такие факторы, как боевой дух войск или уход за раненными, «стратегия» все больше и больше становилась сферой хладнокровного и расчетливого подхода.
В исламском мире формирование светских государств началось только в конце XIX века. Ислам намного медленнее, чем другие религии отказывался от идеи религиозной войны. Несмотря на внешне светский характер власти во многих арабских государствах Ближнего Востока, в них все еще силен элемент традиционализма. Цель традиционалистских групп - возврат к священному закону шариата, и каждая неудача государственных лидеров объясняется их нежеланием пойти на это. Примеры Арабской весны показывают, что идея джихада все еще имеет большое влияние, и у этой идеи нет недостатка в добровольцах, готовых пожертвовать во имя ее жизнью. Хотя джихад главным образом направлен против «отравленных тлетворным влиянием Запада» правящих элит, и лишь во вторую очередь - против неверных, сегодня мотивационная сила этой идеи в мусульманском мире столь же сильна, как и раньше. Все это свидетельствует о том, что и сегодня идея войны как продолжения религии, особенно в экстремистских формах, вовсе не умерла.
Ислам и армия в странах Арабского Востока:
политические императивы взаимоотношений.
(Часть2)
Таким образом, корпоративная идентичность иорданских вооруженных сил адекватна в целом государственной идеологии. В Сирии идеологические постулаты, используемые для мобилизации масс с одинаковой степенью применяются в качестве основы коллективной идентификации армии. Поскольку в Сирии при Асадах ислам был выведен за рамки политической практики, то и в армии религия крайне ограниченно применялась. Лишь в Египте наблюдалось определенное расхождение между ролью ислама в армии, которое выражалось в разных подходах власти к использованию ислама в качестве базы коллективной идентификации общества, по крайней мере на формальном уровне и инструмента коллективной идентификации армии, которая на практике жестко ориентирована на защиту идей национализма и республиканского строя.
Важной темой в исследовании вопроса о взаимоотношении армии и религии служит выяснение вопросов, касающихся включения в армейскую практику используемых в обществе религиозных и иных ритуалов и обычаев и внедрения религиозных практик и ритуалов в военную подготовку и моральное воспитание личного состава вооруженных сил. Публичная практика религиозных обычаев может принимать несколько форм. В одном случае религиозные ценности добровольно используются военными и тогда в армии толерантно относятся к религии, либо военные пытаются таким образом внедрить религиозные ценности в общество и демонстрирует свою приверженность религии.
В Иордании высокопоставленные офицеры нередко принимали активное участие в праздновании религиозных праздников. Так во время торжеств по случаю дня рождения Пророка офицеры не снимали свою форму и знаки отличия. Перед войсками выступал муфтий вооруженных сил. Муфтий возглавлял Управление военного мфтията в иорданской армии., куда в состав которого входили духовные советники (муршиды) и и предстоятели на молитве (имамы), которые несут службу в различных родах войск. Нередко муршиды использовали нормы шариата с тем, чтобы повлиять на поведение солдат во ходе боевых тренировок. Монарх нередко присутствовал в войсках во время молитв про пятницам и по случаю крупных религиозных праздников.(Аль-Акса, №№, 809,866, 907).
В вооруженных силах Египта, публичное исполнение религиозных ритуалов происходит только во время главных мусульманских празднеств. При А. Садате религия на короткое время стала неотъемлемой частью армейской жизни. Генералитет дружно отмечал праздник «ночного вознесения». Вместе с премьером, другими гражданскими и религиозными начальниками праздник отмечал НГШ а позднее герой октябрьской войны генерал Саад Аш-Шадли. В текстах выступлений содержались многочисленные ссылки на Коран и воззвания в Аллаху. Ясно, что в этот период армия служила инструментом и объектом религиозной мобилизации масс. При А. Садате исламские ценности рассматривались как составная часть военных ценностей, и приверженность им могла способствовать продвижению по службе. В мартовском номере газеты за 1979 г. на первой полосе была помещена фотография нового шейха Аль-Азхара, который обратился с проповедью со страниц этой газеты. Сославшись на указания А. Садата о возрождении «исламской миссии», шейх, в частности, указал на то, что теперь заморских идей в сердца наших юношей будут внедряться принципы и ценности ислама. Даже гражданские институтам было предписано содействовать выполнению поставленных задач. Высший Совет по делам молодежи в 1979 г. организовал исламские соревнования специально для военных, где сочетались искусство в запоминании наизусть Корана и написание сочинения на религиозную тему (Ан-Наср, №№, 415,477,478).
После убийства А. Садата исламскими фанатиками и прихода к власти Х. Мубарака заигрывание с исламистами стало постепенно сходить на нет. Несмотря на это публичные проявления религиозных настроений в армии с участием лидеров страны, высших офицеров по-прежнему сохранялось в качестве важного элемента армейской жизни. Во время празднования Рамадана в мае 1991 года президент Мубарак принимал в торжествах участие вместе с рядом высокопоставленных офицеров. Предстоятель на молитве шейх Аль-Азхара Джад аль-Хакк, один из видных представителей религиозного истеблишмента Египта. В феврале 1996 г. Мубарака принял участие в молитве вместе с высшими офицерами в мечете «Аль-Мубарак» в районе дислокации штаба третей армии. Мечеть была названа в честь Мубарака. С точки зрения типологии, при Мубараке государство поощряло публичное участие военных в религиозных праздниках, но в тоже время воздерживалось от того, чтобы превратить религию в составную часть официальной армейской практики, как это было сделано при А. Садате. Но даже при Мубараке существовали значительные колебания в публичном отношении к исламу, которые увеличивались по мере углубления кризиса и росли в период обострения волнений исламистов (Ан-Наср, №№623,691).
Если в Египте проявления ислама в армейской среде регулировались с помощью кнута и пряника, то в Сирии исламские настроения в армии вообще отсутствовали. Х. Асад вообще не ассоциировал себя с исламом в чисто армейском контексте, а присутствие офицеров на молитве было возможно в случае, когда в ней принимал участие сам президент. Примером подобной молитвы могла быть молитва по случаю празднования дня рождения Пророка в мечети Омеядов. (Джейш, №1854). Армейская печать не выходила за рамки общегражданских СМИ печатавших фотографии Х. Асада во время его участия вместе с видными религиозными деятелями и политиками в праздновании религиозных праздников. И только во время инаугурации на пятый по счету президентский срок Х. Асада начал свое речь со слов «…клянусь Всемогущим…» на что собравшиеся ответили традиционным «байа», означающим подтверждение их лояльности их лидеру.(Джихад№1847). В другом случае армейская газета поместила репортаж о присутствии Х. Асада на молитве в мечети бану Омейя во время торжеств по случаю окончания Рамадана. В статье после молитвы был дан пространный текст выступления шейха Муниса в честь президента (Джейш,№1848). Религиозное послание более общего характера содержалось после фотографии Асада на задней странице газеты от 1 марта 1998 г. (Джихад№1882). Позиционирование Х. Асада как образцового мусульманина в армейской и гражданской прессе представляло собой попытку преодолеть разрыва между алавитским вероучением и алавитским меньшинством с суннитским большинством. Подобная демонстрация приверженности исламу в гражданском контексте сильно контрастировала с опытом Иордании и Египта.
После того как исламская оппозиция в Египте активизировалась, начиная с 1995 г. публичные демонстрации власти своей исламской приверженности заметно снизились. К тому же Мубарак как мусульманин-суннит не видел необходимости постоянно доказывать свою приверженность исламу и легитимировать, таким образом свою власть как в гражданском обществе, так и в армейской среде в отличии от Х. Асада принадлежавшего к алавитскому меньшинству и чей режим жестоко сражался с исламской суннитской оппозицией. Таким образом, с точки зрения участия военных в публичных демонстрациях религиозного характера на первом месте стояла Иордания, а потом уже Египет и Сирия.
Подобный порядок сохранялся и в вопросах использования ислама в моральной подготовке солдат и офицеров. При А. Садате ислам играл немалую роль в процессе подготовки солдат и офицеров и практически сошел на нет после прихода к власти Мубарака, особенно после рост исламского радикализма в начале 1990-х годов. Так в 1991 г. отмечая дату октябрьской войны 1973 г. в армейском журнале «Наср» появилась статья на развороте под названием «Путь и Свет» - выражения которые часто употребляются в исламской риторике. Все статьи увязывали победу в войне с исламом. (Наср, №628). Но уже в номере того же журнала за 1998 г. тоже памятное событие освящалось совсем по-другому. Акцент делался на уроки военного искусства и готовности к битве. Начиная с 1995 г. статьи в сирийской армейской прессе в основном касались моральных аспектов ислама, либо в них приводились отдельные цитаты из Корана с объяснением ряда положений шариата. Так в одной из статей в газете «Ан-наср» речь шла о награждении и наказании за выполнение службы, при этом в качестве аналогии приводились рассказы из жизни Пророка и его сподвижников. Ссылаясь на один их хадисов в статье утверждалось, что при жизни человек может получить немедленную награду и наслаждаться ею в течении отведенного ему срока жизни на земле, а истинно верующий мусульманин наслаждается наградой вечно и после смерти. (Ан-Наср, №725). В некоторых материалах речь шла о канонических различиях между законами, касающимися взаимоотношения в обществе между людьми (му’амала) и отношениями между человеком и Аллахом (’ибада), проблемам заката и пр. (Ан-Наср, № №709, 705).
Написанное одним из родных египетского офицера письмо в популярную египетскую газету «аль-Ахрам» 18 декабря 1994 года являлось отражением одного из многочисленных показателей значимости ислама в военной среде (Ан-Наср, № 667). В этом письме родственник офицера просил министра обороны маршала Хусейна Тантави пересмотреть принятое им ранее решение, согласно которому офицер мог совершить хадж в Мекку один раз в жизни и умру (которую можно было совершать в любое время) один раз в пять лет. Подобное же чувство отношения к исламу можно было заметить во время празднования в армии победы во время октябрьской войны 1973 г . офицеры салютовали в честь победы именно в месяц рамадан согласно лунному календарю, когда и происходила сражения в 1973 г пришедшееся в этот год на октябрь. Для них было не столь важно, был ли это октябрь или март месяц. Главное, чтобы эта дата соответствовала именно мусульманскому календарю. В этом смысле не столь важно было, насколько глубоко верили офицеры. Но с учетом того, что команда праздновать шла сверху, можно было предположить, что высшему армейскому командованию важно было продемонстрировать народу свою приверженность исламу (Ан-Наср», № 669). Мотивы которыми руководствовался министр обороны Х. Тантави скорее всего были экономического порядка. Расходы на хадж несло министерство обороны, в том числе не только для военных, но и гражданского персонала. При этом гражданские должны были выиграть конкурс в заучивании стихав Корана и показать хорошие показатели трудовой и производственной дисциплины.
В Сирии дела обстояли иначе. В армейской печати ни словом не упоминались какие-либо религиозные институализированные понятия применительно к вооруженным силам , хотя по идее в подразделениях должны были находиться представители духовенства, чтобы исполнять необходимые религиозные ритуалы в случае смерти солдат на поле боя.
Напротив, в армии Иордании существовало специальное управление, следившее за соблюдением норм религии. Во главе этого управления находился муфтий в ранге бригадного генерала В 1994 г. эти обязанности исполнял муфтий шейх Мухаммад аш-Шавийя. Он вел достаточно активную работу. В ноябре 1994 года Управление провело двухнедельный образовательный семинар для армии, сил общественной безопасности и гражданской обороны по проблемам управления взаимоотношениями между обществом (муамала) и исламскими принципами (фикх)(Аль-Акса, №866).
В настоящее время вопросы религии, начиная от исламской оппозиции и терроризма, и кончая правами женщин, занимают центральное место в политической жизни арабских стран Ближнего Востока. Отношение к вопросам религии в армейской прессе сильно отличается от того, что пишут и публикую обычные СМИ. Однако в той мере в которой армия оказывается вовлеченной в политику эти журналы более или менее регулярно в отличии от обычных СМИ, вынуждены в той или иной степени обращаться к проблемам религии, наряду с другими вопросами гражданского общества. По этому параметру можно отчасти судить об отношении государства к военным и том месте, которое религия занимает в вооруженных силах.
В 80-90-ые годы XX века Египет столкнулся с рядом актов вооруженного насилия. А практически все 90-ые годы XX века прошли под знаком серии акций гражданского неповиновения и народных волнений. Так, в период с 1991 по 1996 гг. в ходе этих акций насилия было убито около 1 тысячи человек. Возможно, по этой причине египетская пресса практически ничего не писала об этих событиях. Так, только 2 из 82 страниц выпуска о событиях в Луксоре в ноябре 1997 года, в ходе которых 58 туристов было убито, а 25 ранено, было посвящено этому событию. C учетом того, что это была одна из самых жестоких атак терроризма за последнее десятилетие, газета «Ан-Наср» писала о религиозном насилии как об акте террора, жестоком преступлении, от которого могут пострадать любая страна и с которым можно покончить лишь общими международными усилиями и сотрудничеством. События в Луксоре лишь косвенно связывались с исламом, в редких случаях с религиозными силами или политическими и социальными вопросами. Их предпочитали рассматривать с точки зрения обычной морали и в рамках объективной реальности, не нуждавшихся в каком-либо дополнительном религиозном объяснении (Ан-Наср», №702). Роль военных также была обойдена молчанием. В небольших новостных заметках лишь упоминалось, что армия направила два транспортных самолета в Луксор для эвакуации 14 раненных в Каир, которых затем перевезли в армейский госпиталь на армейских вертолетах. Таким образом, борьба с терроризмом не рассматривалась в качестве обязательной задачи армии. События в Луксоре рассматривались в более широкой политической и социально-экономической перспективе, в статье посвященной политике Египта вообще. Автор статьи писал о достижениях египетских властей в деле развития южных провинций в районе верхнего Египта как средство борьбы и ликвидации социальных условий, питающих терроризм. Враг характеризовался как экстремизм без какого-либо конкретного адреса и намеков на принадлежность к исламу или фундаментализму.
В середине 1990-х гг. вооруженные силы Египта уделяли серьезное внимание борьбе с религиозным фундаментализмом, при этом ставился вопрос о законности использования подобных методов с точки зрения ислама. В статье утверждалось, что экстремисты совершают больший грех с тем чтобы избежать малого греха, типа совместного обучения в университетах и наряда студенток (Ан-Наср, № 673). В статье проводилась параллель между природой экстремизма в Алжире и Египте. В другой статье осуждалось использование религиозных чувств верующих и использование религии в разжигании антикоптских настроений и утверждалось, что те кто так делают, не являются не мусульманами ни египтянами» (Ан-Наср» №704). Большинство подобных статей обходило молчанием роль военных. Эти статьи носили более аналитический общий характер, чем те, которые публиковались в «Аль-Акса», что указывало на качественную разницу этих двух газет.
Ан-Наср» публиковала материалы, больше касающиеся общемировых проблем и национальных светских тем, национальной и мировой культуры. Эта газета была по своему содержанию и цене больше ориентирована на египетских офицеров, чем солдат. В статьях редко можно было встретить ссылки на ислам. Газета носила обезличенный характер. Даже имя Мубарака упоминалось лишь когда помещалась его фотография. При этом появление президента на страницах газеты никак не увязывалось с религией.
Таким образом, лишь в Иордании роль ислама отражала роль религии в государстве вообще. Поскольку королевская семья позиционировала себя с предками пророка и Хашимитской династии, что создавало определенный религиозный контекст, в котором армия представлялась как защитница монархии и ислама.
В Сирии и Египте существовали расхождения между характером государства и ролью ислама в армии, но и здесь имелись некоторые тонкие отличия. В Сирии религия в армии служила инструментом легитимации власти и ее роль была значительно сильнее чем этого можно было ожидать. В Египте существовал явный разрыв между «исламизацией» государства и светским характером армии, о чем свидетельствовали публикации армейской печати. Подобное расхождение объяснялось традиционно светским характером правящей египетской элиты и желанием режима обеспечить лояльность военных в борьбе с радикальными и воинствующими группами исламской оппозиции. Если в Египте «исламизация» служила своего рода «морковкой»для удовлетворения настроений фундаменталистов и средством удержания населения вступить в ряды фундаменталистов, то армия в Египте выполняла роль «кнута» призванного удерживать установившийся порядок.
Ситуация с исламом в армии Египта и Сирии свидетельствовала о том, что нарастание религиозных настроений в египетской армии скорее носило инструментальный характер, нежели отражало тот факт, что военные и армия как институт искреннее разделяют приверженность к исламу. Военные подчеркивали свою приверженность исламу лишь для того, чтобы успешнее сражаться с проникновением в их ряды радикальных элементов и усиления позиций фундаменталистов. Когда угроза фундаментализма спадала военные вновь возвращались к светским и республиканским ценностям. В тоже время нельзя отрицать роль ислама в формировании коллективной идентичности армии, где многие офицеры и солдаты искренне верили в илам. В тоже время их вера не носила политизированного характера и не служила подпиткой для исламской оппозиции режиму. Наоборот, в иорданской армии ислам являлся неотъемлемой частью коллективной идентификации и военных ритуалов.
Подобно тому, как сегодня многие европейцы не могут представить себе справедливое общество, которое не было бы демократическим, также и в средневековой Европе нельзя было даже вообразить себе цивилизованное общество, которое не основывалось бы на правильной религии.
С конца XVII века в Европе не вели войн во имя религии и не руководствовались религиозными правилами при их ведении. При этом религия все еще могла иногда оказывать влияние на такие факторы, как боевой дух войск или уход за раненными, «стратегия» все больше и больше становилась сферой хладнокровного и расчетливого подхода.
В исламском мире формирование светских государств началось только в конце XIX века. Ислам намного медленнее, чем другие религии отказывался от идеи религиозной войны. Несмотря на внешне светский характер власти во многих арабских государствах Ближнего Востока, в них все еще силен элемент традиционализма. Цель традиционалистских групп - возврат к священному закону шариата, и каждая неудача государственных лидеров объясняется их нежеланием пойти на это. Примеры Арабской весны показывают, что идея джихада все еще имеет большое влияние, и у этой идеи нет недостатка в добровольцах, готовых пожертвовать во имя ее жизнью. Хотя джихад главным образом направлен против «отравленных тлетворным влиянием Запада» правящих элит, и лишь во вторую очередь - против неверных, сегодня мотивационная сила этой идеи в мусульманском мире столь же сильна, как и раньше. Все это свидетельствует о том, что и сегодня идея войны как продолжения религии, особенно в экстремистских формах, вовсе не умерла.