Dec 16, 2007 21:29
Дождь ночью и осенью замер, как фильм; я шел, собирая холодные капли на кожу лица, в застывшей воде оставляя тоннель, слегка повторяющий мой силуэт своим профилем. Дождь замер, и мне было скучно, и воздуха было так много, что он не влезал в мое горло; и не было крови в сосудах - лишь едкая-едкая жидкость, что билась когда-то в прожилках весенней листвы тополей, забывших меня почему-то сейчас одного, посреди этой ночи. Дождь замер, оставив мне шелест над ухом: я знал, что сбывается жизнь, и был очень зол, было горько, что летом не будут с лотков продаваться на всех перекрестках каштаны под вальсы и аккордеоны, придуманные для тебя. Дождь замер, и все, что рассыпалось, все, что ушло, не случившись, врастало со скрежетом в веки тугой сеточкой капилляров, подробной и четкой, как схема метро Петербурга. И все-таки это были стихи. И все-таки смерть отступала, и дождь продолжался, как после стоп-кадра, и снова шел воздух, шел через трахею куда-то. Я снова был здесь, был весь, и если я что-нибудь знал в этом городе, то знал для тебя. Я здесь. Как же мало. И все же: никто не бывает один, даже если он прав - как никто. Никто в том дожде, ночью, осенью, в центре стоп-кадра.
сны