ПЧБ, заключительный транш
Путин пришел к Чурову в цирк, чтобы стребовать с него деньги за финики. А Чуров с Берлускони уже третье шато откупоривают, и на обоих булавками белые ленточки. Почему, дескать, и что? Оказывается, они в пикет ходили к планетарию против американских издевательств над пришельцами. «И что, - спрашивает Путин, - не повинтили вас?» «Пусть попробуют, - сказал Берлускони, - мы им спели в терцию».
У Берлускони была одна тайная пассия, которой он все время посылал цветы - в лучшие времена розы и орхидеи, а теперь в основном ромашки, все-таки соммелье не так хорошо платят, как премьерам. Чуров с Путиным над ним посмеивались и даже эпиграмму совместно сочинили: «Итальянский старикашка, в жопе высохла ромашка».
«А хотите к пиндосам на прием?», спросил как-то Путин. Там как раз Макфола назначили главным, и пирожки по этому поводу, Путин свой пропуск получил, а два отобрал у министров. «Красота, - обрадовался Чуров, - а паяльник брать?» Путин посмотрел на него снисходительно и говорит: «Ты, Евгеньич, какой-то весь из прошлого столетия». Он не понял шутки, паяльника у Чурова отродясь не было.
Чуров очень хотел себе памятник, в Москве же их практически всем ставят, но понимал, что его шансы сравнительно невелики. Однажды Берлускони признался ему, что когда во Флоренции заменили старого Давида на нового, он этого старого под шумок забрал себе. Чуров быстро выменял его на ящик шато, соображая, что тут только голову заменить, а уж установить он ребят найдет. Вот только смущало, что Давид этот был без штанов.
Когда Путин наконец стартовал на Альфу Центавра, провожать никто не пришел: Чуров опять перепутал колоду, а Берлускони подвел сменщик в его Al Dente. В наушниках чихнуло, прозвучало «ахтунг», а затем «цен, нойн, ахт, зибен» и т. д., почти без акцента. Путин любил этот язык, и в Роскосмосе его сделали официальным.
Путин похлопал себя по карману скафандра и еще раз напоследок вынул фотку Жени Чириковой с автографом, полюбоваться. Сама Чирикова дарить наотрез отказалась, пришлось вырезать из журнала, но автограф был настоящий - правда, от Навального. Чувствуя, как теплеет в груди, Путин перечитал: «Долгих лет в глубоком космосе, твой Леша». Вот ведь, никогда не знаешь, кто твои настоящие друзья.
У Берлускони была одна тайная пассия, которой он все время посылал цветы - в лучшие времена розы и орхидеи, а теперь в основном ромашки, все-таки соммелье не так хорошо платят, как премьерам. Чуров с Путиным над ним посмеивались и даже эпиграмму совместно сочинили: «Итальянский старикашка, в жопе высохла ромашка».
«А хотите к пиндосам на прием?», спросил как-то Путин. Там как раз Макфола назначили главным, и пирожки по этому поводу, Путин свой пропуск получил, а два отобрал у министров. «Красота, - обрадовался Чуров, - а паяльник брать?» Путин посмотрел на него снисходительно и говорит: «Ты, Евгеньич, какой-то весь из прошлого столетия». Он не понял шутки, паяльника у Чурова отродясь не было.
Чуров очень хотел себе памятник, в Москве же их практически всем ставят, но понимал, что его шансы сравнительно невелики. Однажды Берлускони признался ему, что когда во Флоренции заменили старого Давида на нового, он этого старого под шумок забрал себе. Чуров быстро выменял его на ящик шато, соображая, что тут только голову заменить, а уж установить он ребят найдет. Вот только смущало, что Давид этот был без штанов.
Когда Путин наконец стартовал на Альфу Центавра, провожать никто не пришел: Чуров опять перепутал колоду, а Берлускони подвел сменщик в его Al Dente. В наушниках чихнуло, прозвучало «ахтунг», а затем «цен, нойн, ахт, зибен» и т. д., почти без акцента. Путин любил этот язык, и в Роскосмосе его сделали официальным.
Путин похлопал себя по карману скафандра и еще раз напоследок вынул фотку Жени Чириковой с автографом, полюбоваться. Сама Чирикова дарить наотрез отказалась, пришлось вырезать из журнала, но автограф был настоящий - правда, от Навального. Чувствуя, как теплеет в груди, Путин перечитал: «Долгих лет в глубоком космосе, твой Леша». Вот ведь, никогда не знаешь, кто твои настоящие друзья.