Невыносимая лёгкость небытия
Начиная с раннего детства, ты всё время кого-то ждёшь. Маму - побыть единственной в её нежности, школьную подругу, чтобы она тебя предала в конце учебного года, взгляда своей учительницы по истории, к которой испытываешь мучительное влечение.
Позже ты ждёшь любовника в плачущей чужими детьми гостиной, обдумывая, как бы провести с ним остаток вечера, в салоне машины под окнами его же собственной жены.
Живя в чужой стране, ты непрестанно ждёшь удобного случая для побега, некого удивительного поворота судьбы, который выдернул бы тебя из липкого кошмара, приснившегося под утро, и, в результате, впав в отчаяние, ты уже не ждёшь ничего, кроме обыкновенного тепла, полагающегося тебе по закону природы в виде трёх летних месяцев. Но тепло не приходит.
Ощущение неизбывности глубинно. Его носишь под языком, словно долгоиграющий леденец, отдавая себе отчёт в том, что так просто отделаться не удастся. Можно попробовать откупиться, что думаешь,? Но на это у тебя недостотаточно денег.
Все удовольствия теперь заколочены накрепко, и к середине жизни ты постепенно начинаешь осознавать, что не желаешь быть ни женщиной, ни мужчиной.
Ты не помнишь, как умеют волноваться волосы, и какой оттенок может принимать крик, и механически закрываешь глаза в наплывающей темноте.
Тебя так сильно трясёт от холода, что ты задаёшь себе один единственный вопрос: когда всё это кончится?
Обхватив руками колени, со скрещенными ногами, ты сидишь на полу, сохраняя таким образом какую-то иллюзию тепла. Ты запираешь внутреннюю комнату на все замки, доставшиеся в наследство от отца, в полной уверенности, что отныне вряд ли кому удастся их взломать.
Ты произносишь вслух: Нет. Это не кончится никогда.
Позже ты ждёшь любовника в плачущей чужими детьми гостиной, обдумывая, как бы провести с ним остаток вечера, в салоне машины под окнами его же собственной жены.
Живя в чужой стране, ты непрестанно ждёшь удобного случая для побега, некого удивительного поворота судьбы, который выдернул бы тебя из липкого кошмара, приснившегося под утро, и, в результате, впав в отчаяние, ты уже не ждёшь ничего, кроме обыкновенного тепла, полагающегося тебе по закону природы в виде трёх летних месяцев. Но тепло не приходит.
Ощущение неизбывности глубинно. Его носишь под языком, словно долгоиграющий леденец, отдавая себе отчёт в том, что так просто отделаться не удастся. Можно попробовать откупиться, что думаешь,? Но на это у тебя недостотаточно денег.
Все удовольствия теперь заколочены накрепко, и к середине жизни ты постепенно начинаешь осознавать, что не желаешь быть ни женщиной, ни мужчиной.
Ты не помнишь, как умеют волноваться волосы, и какой оттенок может принимать крик, и механически закрываешь глаза в наплывающей темноте.
Тебя так сильно трясёт от холода, что ты задаёшь себе один единственный вопрос: когда всё это кончится?
Обхватив руками колени, со скрещенными ногами, ты сидишь на полу, сохраняя таким образом какую-то иллюзию тепла. Ты запираешь внутреннюю комнату на все замки, доставшиеся в наследство от отца, в полной уверенности, что отныне вряд ли кому удастся их взломать.
Ты произносишь вслух: Нет. Это не кончится никогда.