Sep 12, 2011 13:49
Шесть разрозненных фрагментов
Без адресата
.
Ты говоришь, всё отступает, стихает всё,
что колыхание фантомной боли.
Что память - поле, засеянное маками стыда,
превозмоги его, и за расцветом грянет увяданье.
Тогда, как ампулу, не вскроешь жизнь иглой,
июньским днём, на гостевом диване.
Что равнодушие не ведает прощания
ни в будущем, ни в прошлом - никогда.
.
Я отвечаю мысленно «ничто»,
не пляж песчаный и не день последний.
Где тот косарь, что поле покалечит?
С кем говорю здесь, как не с пустотой,
посредством неодушевлённости предметов.
Так, в комнате, где нет дневного света,
пол может изъясняться с потолком,
чтобы лоскут от темноты отрезать.
.
Не выбирайте муз себе неравных,
натурщикам не открывайте правды, за обнажением -
классически вульгарно: хлеб и вино, и кто-нибудь
под утро тебя продаст, но не за серебро,
а просто так, из нелюбви к искусству.
Особенности рисования ню. И, натянув чулки,
от рисованья уходит муза в чёрную дыру,
туда, где мир предельно узнаваем.
.
Обыденность - ты лучшая порода,
дворняга, зимующая с кем придётся.
Прости мне, дева новая, игру, мне ассонанс
поставили в вину, не ты ли к музе
сиротливо жмешься? Она теперь в плену
иных окраин. В ней холодно, как в ледяном дому,
не потому что, грош-цена хозяйке,
а потому, что дом необитаем.
.
И вот финал: мы замолчали оба. Молчание -
единственная форма, в которой человек
неузнаваем. Он может праведником быть и вором.
Он отвезет вас в голубые горы,
как не отдать за это всё, что бьётся?
Но там, в горах, где беззащитна гордость,
он от любого слова отречётся
и руки обмакнёт, и выпьет воду.
.
Забыв все города и все истории,
где колесили мы и где истлели,
теперь я, как Фемида, беспристрастна.
Могу судить о подлинном и прежнем.
Не растопить моим исчезновеньем,
(как ни бросай поленья) комнаты убогой.
Не в кровле, брешь, чуть в глубину и слева,
но сквозь неё не видно небосвода.
стихи