Быть знаменитым некрасиво?
«Романтическому поэту должно умирать в молодости, иначе он превращается во что-то вроде сатира. Или в академика.» Автора этой цитаты умышленно не разглашаю ( если только по его настоянию ).
Данное высказывание одного уважаемого гражданина подтолкнуло меня к мысли набросать несколько личностных соображений на тему «поэтического стыда» или чувства собственной неполноценности, испытуемого человеком от занятия литературой, в частности поэзией, и довольно распространённого среди пишущих.
Посыл, меня заинтересовавший, можно охарактеризовать не как конкретное мировоззрение, но тенденцию, мировоззрение вообще. О неуместности писания стихов, начиная с возраста так называемой «зрелости», в русскоязычной литературной среде принято говорить вслух. Почитается сей трюизм за хороший тон, ибо даёт возможность беспрепятственно сочинять, и что самое главное - продвигать собственные вирши под прикрытием несерьёзности, каприза, которые в любую минуту можно ( читать - должно) пнуть ногой, во избежании угрозы быть осмеянным. Во всяком случае, ничего подобного мне не доводилось слышать ни в одном зарубежном поэтическом сообществе, независимо от уровня мастерства сочинителя. Так же трудно себе вообразить ( возможно, я плохо осведомлена) художника или композитора, сравнивающего свой труд с образом козлоного сатира ( академиков оставим в покое - на них ещё нужно время выучиться) - иного образа, благодаря картинам всё тех же мастеров живописи, у меня под рукой нет. Почему сочинение музыки и написание картин не оскорбительно принимать за дело своей жизни? И заниматься любым иным трудом - не оскорбительно?
Видели ли вы когда-либо сантехника, опускающего очи долу, когда он входит в ваш дом
со связкой гаечных ключей? Или зардевшегося от смущения укладчика асфальта?
Не потому ли, что конечный стереотип складывается из осязаемого, и плоды можно потрогать руками, убеждаясь в их правоте, даже тогда, когда эти плоды вдруг оказываются совершенно бессмысленными. Другой вопрос с поэзией - здесь мы имеем дело с вербальным химическим процессом, неразличимым для глаза. И ровно с этого же момента, человек превращается в заложника стереотипа.
Но наш земной шарик, к слову, приводят в движение вовсе не законы физики, но просвещения и духа, если говорить о гуманитарном прогрессе
У нас в России не принято быть естественным, безыскусным, самим собой, и, если ты паче чаяния таким оказался, если не фиглярствуешь, не фарисействуешь в народе, о, какие силы тебе нужны, чтобы выстоять в одиночку, - ты по умолчанию враждебен среде.
Пастернак в 1956 году, начав своё знаменитое стихотворение со слов «Быть знаменитым некрасиво», слукавил. Очень даже красиво и более того - желанно. Но правды никто не выносит.
Со слов Надежды Мандельштам, поэт не писал стихов на коленках - не мог, для вдохновения ему требовались комфортабельные ( в его понимании) условия, например, специальный письменный стол. По свидетельству же Иосифа Бродского, Борис Пастернак бредил «нобелькой», что автоматически превращает строку процитированного стихотворения в самоиронию.
Лицемерие или боязнь собственной наготы, как бы сокрытые в извинении перед аудиторией и самим собой? Дескать, да, я пишу стихи, но это занятие никак не может быть делом моей жизни. - Скорее всего, путь к отступлению, боязнь быть приниженным, на случай, если не получится, не хватит сил противостоять в войне за право быть личностью, а поэт, как известно, принадлежа времени, никогда ему не принадлежит. Он должен быть готов к тому, что уйдёт не услышанным, дабы вернуться и много позже подчинить своему «Я».
Маяковский, написав строки: «Застрелюсь, покончу с собой. 35 лет - старость. До тридцати лет доживу. Дальше не стану», - был последователен, в 30-м году добровольно уйдя из жизни, и никто не посмеет заподозрить пафос в его словах - опыт смерти тому опровержение. Ромен Гари, замечательный французский новеллист, застрелившийся в 1980 году и преследуемый страхом физического дряхления, оставил в предсмертной записке : «Можно объяснить всё нервной депрессией. Но в таком случае следует иметь в виду, что она длится с тех пор, как я стал взрослым человеком, и что именно она помогла мне достойно заниматься литературным ремеслом». Именно достойно, и никак иначе. Ибо в сатира пишущего человека превращает не физический возраст и уж тем более - не труд, который он выбрал или, который выбрал его, но пафос мысли, оскорбляющий в первую очередь самоё себя.