"Гагарин. Один полет и вся жизнь" (Глава 3 - Часть 2)
ГЛАВА 1. ГАГАРИНЫ ИЗ КЛУШИНА
ГЛАВА 2. ЖИЗНЬ В ЗАХОЛУСТЬЕ
ГЛАВА 3. ЗВЕЗДНЫЙ МАЛЬЧИК (Часть 1)
ГЛАВА 3. ЗВЕЗДНЫЙ МАЛЬЧИК (Часть 2)
Начнем с общеизвестных фактов. Юрий Алексеевич Гагарин родился 9 марта 1934 года. Иногда можно встретить утверждение, будто бы на самом деле дату его рождения следует отмечать на сутки раньше, но Алексей Иванович записал сына на более позднее время, поскольку не хотел, чтобы тот мучился, всю жизнь совмещая свой личный праздник с Международным женским днем. Версия ничем не подтверждена, поэтому остается на совести ее распространителей.
Вопреки сложившимся преставлениям, родился Гагарин не в селе Клушино, а в районном центре Гжатске. За подробностями тут имеет смысл обратиться к воспоминаниям матери Анны Тимофеевны:
«В начале марта 1934 года отвез меня Алексей Иванович в родильный дом в Гжатск. Акушерка пошутила:
- Ну, раз к женскому дню ждем, значит, будет девочка.
Но прошел день восьмого марта, наступила ночь. Я-то ждала сыночка, даже имя ему заранее определили - Юрочка. Вот он и родился. Привез меня Алексей Иванович домой, развернули мы мальчишечку. Он лежал такой складненький, крепенький, аж пеленать его не хотелось».
В семье, как мы помним, было уже двое детей: сын Валентин Алексеевич, родившийся в 1925 году, и дочь Зоя, появившаяся на свет в 1927 году. То есть к рождению Юры старшие дети успели обрести относительную самостоятельность, поэтому могли помогать в уходе за младенцем. Сначала, впрочем, Гагарины, занятые на работах в колхозе, пригласили нянчиться соседскую старушку по имени Татьяна, но та оказалась настолько дряхлой, что не могла адекватно следить за ребенком: уронила трехмесячного Юру с колен, зимой напоила ледяной водой. Поэтому само собой получилось, что нянькой стала Зоя. Много позже она вспоминала: «Каждый день мне нужно было носить его на кормление маме в колхоз. А он в детстве толстенный был, и почему-то мне удобнее было тащить его ногами кверху. Готовила его уже тогда к космосу». Кстати, практически эталонный образец мемуарной селекции!
Чем же был знаменателен 1934 год? В книге «Юрий Гагарин» (1987), подготовленной в серии «Жизнь замечательных людей» к 25-летнему юбилею первого космического полета, ее автор Виктор Александрович Степанов пытается описать тот год, но делает это в духе советской пропаганды, то есть отмечает явные народные достижения, игнорируя проблемы и глубинные, прямо-таки тектонические, изменения в государственной политике. Степанов прямо так и пишет: «Но что же это была за весна 1934 года? Ее по праву можно назвать весной героев». Далее он перечисляет «героические» события: XVII-й съезд ВКП(б); планы по строительству Уральского и Краматорского заводов тяжелого машиностроения, Уральского вагоностроительного и Челябинского тракторного завода, «Азовстали» и «Запорожстали», Беломорско-Балтийского канала; предпосылки к возникновению «стахановского» движения; публикация письма клушинских колхозников в гжатской газете «За коллективизацию»: «К весеннему севу мы готовы...» Непосредственно 9 марта, в день когда родился Гагарин, напоминает Степанов, весь советский народ напряженно следил за полярной эпопеей спасения участников экспедиции на ледокольном пароходе «Челюскин». И среди спасателей был Николай Петрович Каманин, назначенный командиром смешанного летного отряда. Он лично совершит девять посадок на льдину, вывезя тридцать четыре «челюскинца», за что в апреле станет одним из первых Героев Советского Союза. Отвечая на вопросы корреспондента «Правды», Каманин скажет: «Ничего особенного мы не сделали. Мы только выполнили приказ партии и правительства. И легче нам было его выполнить потому, что за собою мы все время чувствовали вас, тысячи советских людей, всю нашу огромную страну». Знакомый стиль, не так ли? Через двадцать пять лет Каманин будет руководить отбором и подготовкой отряда летчиков-космонавтов.
Не меньшее внимание Степанов уделил положению ракетостроения и теоретической космонавтики. В журнале «Вокруг света» опубликована статья «За атмосферу», написанная основоположником Константином Эдуардовичем Циолковским и посвященная аспектам межпланетного полета на «реактивном приборе». В то самое время молодой авиаконструктор, планерист и ракетчик-энтузиаст Сергей Павлович Королёв готовится к I-й Всесоюзной конференции по изучению стратосферы, назначенной в Ленинграде на начало апреля. Его доклад отличался от многих аналогичных деловым подходом и критикой изобретательских прожектов, которых в связи с растущей популярностью темы развелось невиданное количество.
Таким незамысловатым способом биограф Гагарина давал понять читателю, что тот родился в героическое время среди героического народа, что его подвиг по факту готовился заранее, а судьба некоторым образом была предопределена. Ну и, конечно, про съезд - куда ж без него? В действительности, как водится, жизнь и триумф Юрия Алексеевича предопределили (рассуждая в категориях советского фатализма) совсем другие события.
Если говорить о 1934 годе, то прежде всего стоило бы упомянуть, что это был год торжества гитлеровцев: после смерти рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (NSDAP) захватила всю полноту власти в Германии, а Адольф Гитлер получил диктаторские полномочия. После этого новая мировая война стала практически неизбежной, ведь пересмотр условий Версальского мирного договора, заключенного в 1919 году, был одним из стратегических приоритетов нацистов. Установив тотальный политический контроль, гитлеровцы бодро взялись и за реформирование армии. Одним из экзотических направлений, которыми занимался в то время вермахт, были ракеты, и на артиллерийском полигоне Куммерсдорф, что в пригороде Берлина, над их разработкой трудилась группа, которую возглавлял талантливый конструктор Вернер фон Браун, мечтавший о межпланетных перелетах. Кстати, в июне 1934 года он защитил диссертацию, став самым молодым доктором наук в Германии, а в декабре его группа успешно запустила две баллистические ракеты «А-2», что стало по-настоящему серьезным шагом к созданию летательных аппаратов, способных развить космическую скорость. С позиций анализа реальной истории космонавтики запуск этих двух ракет имел куда большее значение для судьбы Юрия Гагарина, чем статья Циолковского и доклад Королёва, но, конечно, советские биографы не могли проводить подобные сравнения.
В Советском Союзе также начала укрепляться диктатура. В сельском хозяйстве завершилась коллективизация, были окончательно ликвидированы капиталистические формы хозяйства. Взят курс на быструю индустриализацию. В июле для борьбы с «вредителями» образован Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД). Созданное тем же постановлением Особое совещание при НКВД получило право на внесудебное вынесение приговоров - вплоть до пяти лет лагерей. Заметно ужесточилось наказание за «государственные» преступления: за шпионаж, выдачу военной тайны и бегство за границу обвиняемый мог быть приговорен к расстрелу или к десяти годам с конфискацией имущества. Причем под наказание попадали и члены семьи: от пяти до десяти лет с конфискацией имущества. Кроме того, в 1934 году высшее руководство страны запустило процесс «зачистки» идеологического поля: в августе состоялся Первый Всесоюзный съезд советских писателей, на котором была четко расписана роль творческой интеллигенции в грядущем противостоянии с капиталистическим миром и европейским фашизмом. 1 декабря произошло еще одно знаковое событие: в здании Ленинградского обкома ВКП(б) был застрелен первый секретарь обкома и член Политбюро ЦК ВКП(б) Сергей Миронович Киров, что стало поводом для принятия постановления «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», в котором прямо говорилось: «Следствие по этим делам [о террористических организациях и террористических актах] заканчивать в срок не более десяти дней. <...> Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора». С этого момента принято вести отсчет волны политических репрессий, получившей в историографии название «Большой Террор». Через четыре без малого года под нее попадет и Сергей Королёв, которого обвинят во «вредительстве» и приговорят к высшей мере наказания - по воле счастливого случая расстрел был заменен на десять лет лишения свободы.
Всё это пока не имело отношения к маленькому человеку по имени Юра. Мрачные события обходили его семью стороной. Однако желание приукрасить еще и его эпоху, оставив в ней только позитивные события (то есть трудовой подвиг народа, героизм полярников, выступления пионеров космонавтики), означает утратить понимание того, что находилось в основе космического прорыва и почему он был поистине невероятным, почти чудесным, предприятием. При прочих равных, но без торжества нацизма в Германии и установления политической диктатуры в Советском Союзе, которая изменила судьбу в том числе Сергея Королёва, Юрий Гагарин вполне мог стать хорошим летчиком и маловероятно - космонавтом. Все более или менее значимые предпосылки для появления тяжелых баллистических ракет закладывались в суровое предвоенное время, о чем мы поговорим в дальнейшем.
Но сейчас вернемся в Клушино. 2 июня 1936 года семья Гагариных пополнилась еще одним ребенком - Борисом Алексеевичем. Трудиться приходилось много, поэтому, как и заведено в крестьянских семьях, часть ведения быта приходилось перекладывать на детей. О повседневности того периода подробно рассказала Анна Тимофеевна:
«В доме у нас сложилось распределение обязанностей. Хозяйство и скотина были за мной, а вся плотницкая и столярная, словом, мужская работа - за Алексеем Ивановичем.
Ему никогда не приходилось будить меня, говорить: “Нюра, вставай, корову доить пора!” Встанешь сама часа в три утра, печь затопишь, приготовишь еду на весь день, оставишь ее на загнетке. А тут уж пора корову доить, глядишь - время и на работу идти. Вечером после дойки скотину обиходишь, вещички у ребят пересмотришь - что подштопать, что починить, а там и спать пора.
Алексей Иванович всё своими руками сделал: буфет, стол, диванчик, качку, детскую кроватку. Дом сам строил, печь сам клал. Валенки подшить или ботиночки починить - тоже его работа была. Сколько ремонта дом требует, чтобы всегда был в порядке! И никогда не приходилось мне его понукать. Если иной раз и скажешь: то-то надо сделать, то только потому, что, может, он сам не заметил.
Думается, что и ребята наши, видя, что родители без подсказки работают, тоже тянулись за нами дружно. Каждый из них свою работу знал.
Валентин подрос - за ним было угнать скотину в стадо. Вместе с отцом плотничал, починкой дома занимался. <...>
Зоя тоже постепенно в хозяйство входила. Вначале немудрящее только могла приготовить, потом сама хлеб ставила, караваи выпекала, а это - каждая хозяйка знает - нелегкое дело. Так же и со стиркой, уборкой. Поначалу она как следует Юру пеленать не могла, но времени немного прошло, стала Зоя такой умелой нянечкой, что я с легкой душой на нее малышей оставляла. Переоденет, накормит, спать уложит.
Юра и Борис ее слушались, выполняли, что она скажет. Младшие очень любили свою сестру. Мне кажется, они чувствовали - на девочке лежит большая забота, и потому старались ей помочь.
Как легко, приятно было возвращаться домой по вечерам! Придешь с Алексеем Ивановичем в избу, а дом убран, печка протоплена, обед сварен, ребятишки нас ждут: сидят за столом довольные, гордые, что всё к нашему приходу успели. <...>
Очень мы любили своих детей. Все нам с Алешей в их занятиях было интересно. Учеба, дела, разговоры. Да и им с нами было хорошо.
У меня так и стоит перед глазами, как в зимние вечера заберется с ребятами Алексей Иванович на печку и начнет им сказки рассказывать. В сказках мудрости много, да и Алеша мой, что нужно, присочинит: или заленившегося малыша устами сказочного богатыря подковырнет, или разбаловавшихся ребят припугнет, или того, кто бахвалится, пристыдит. Ну и, конечно, любил рассмешить. Тут такой звонкий смех да веселые восклицания неслись из этого “клуба” на печке, что самой смеяться хотелось!
А то соберутся в большой комнате у стола под висячей керосиновой лампой, просят:
- Мама! Книжку почитай.
Я всё новые книжки в избе-читальне брала. В Гжатске, когда туда по делам ездила, тоже старалась книжки купить. Потом Зоя стала ребятам читать. Однажды в магазине увидела я “Приключения Тома Сойера”. Привезла. За чтением собиралась вся семья. Алексей Иванович просил Зою всё дальше и дальше читать. Чтение закончим, а я про свое детство, про Путиловское училище, завод, Петроград вспоминаю. Потом разговор на нынешний день перейдет...»
Всё же что-то не устраивало Гагариных-старших в крестьянской жизни. Вероятно, мать семейства полагала, что полноценное образование ее дети получат только в городе, ведь у нее был соответствующий опыт. В 1938 году Гагарины приняли решение о переезде, и Алексей Иванович отправился в Брянск в гости к родственникам жены, а точнее - к семье ее младшей сестры Ольги. К тому времени паспортизация городов в основном завершилась, поэтому для семьи колхозников выехать из деревни стало довольно сложно, однако параллельно шел активный набор крестьян, занимающихся отхожими промылами, для работы в промышленности, что даже приводило к «перегибам на местах», когда наркоматы вербовали больше, чем могли «переварить». Тем не менее у Алексея Ивановича по каким-то причинам в городе не заладилось, после чего он вернулся назад. Единственным позитивным результатом поездки стало то, что он сблизился с брянскими родственниками жены и с радостью принимал их в Клушино, когда те собрались нанести ответный визит.
Дети, растущие в большой и дружной семье, обычно торопятся социализироваться, стать полезными. Юра был именно из таких. Анна Тимофеевна вспоминала:
«В сороковом году, когда приезжала к нам погостить сестра Ольга с мужем и дочкой Лидой, в доме оказалось трое малышей: Юре было шесть, Лиде - пять, а Бориске - четыре года.
Придешь с работы, сразу - на скотный двор, там тебя наша корова Зорька ждет. Тут же малышовая команда с кружками в руках. Юра определенный порядок устанавливает, командует. Говорить он сразу стал чисто, хорошо, слова звонко раздавались:
- Сегодня первой - Лидочке, она помогала корову загонять, не побоялась.
Или: - Бориска! Вперед! Он с Зоей избу мыл.
Сам последним подходит: старший, командир. Я через плечо гляну, до чего ж они хорошие - ребятишки: волосы выгорели до белизны, у Лиды косички в стороны торчат, глаза у всех синеют, светятся.
Прямо в подставленные кружки дою, молоко туго звенит, стараюсь точно в кружку попасть.
Сейчас припоминаю: ну что такого особенного было в этом занятии? Значит, было, если не надоедало, если каждый вечер опять они меня ждали, подставляли кружки, выслушивали Юрины похвалы да его командирские оценки. Радость была».
Стремление быстрее повзрослеть подталкивало Юру к тому, чтобы быть на виду, получая признание взрослых. Старшие дети готовились к вечерам школьной самодеятельности - Юра подхватывал, разучивал вместе с ними стихи. Одно из стихотворений, которое он научился с выражением декламировать, запомнилось современникам настолько, что его цитируют почти во всех книгах о Гагарине. Процитирую и я:
«Села кошка на окошко,
Замурлыкала во сне.
Что тебе приснилось, кошка?
Расскажи скорее мне!
И сказала кошка: “Тише,
Тише, тише говори.
Мне во сне приснились мыши -
Не одна, а целых три”».
Стихотворение «Сны» (здесь лишь первая его часть) для журнала «Ёж» написал в 1935 году поэт «серебряного века» Александр Иванович Введенский, друг Даниила Хармса, причислявший себя то к футуристам, то к абсурдистам. В сентябре 1941 года Введенский был арестован в Харькове по обвинению в «антисоветской монархической агитации», был этапирован в Казань, но по пути скончался от дизентерии. Вероятно, из-за неоднозначности финала его биографии нигде не упоминается, что он был автором стихов, так полюбившихся Юре и его родственникам. С другой стороны, «Сны» неоднократно переиздавались и в 1960-е годы, и позднее. Кстати, в одном из «взрослых» стихотворений Введенского, сочиненном в 1930 году, но опубликованном только недавно, есть такие строки:
«Дайте Обер[т]а ракету,
Лошадиных дайте сил -
Я поеду по Вселенной
На прекрасной этой конке,
Я, Земли военнопленный,
Со звездой устрою гонки».
Поскольку речь в стихотворении явно идет о немецком основоположнике космонавтики Германе Оберте, учеником которого был вышеупомянутый Вернер фон Браун, то здесь мы находим признаки прямого влияния романтики межпланетных полетов на поэзию «серебряного века».
Анна Тимофеевна вспоминала, что Юра любил часто декламировать еще одно, более брутальное, стихотворение «Письмо Ворошилову» (1936), сочиненное поэтом-песенником Львом Моисеевичем Квитко на идиш и переведенное Самуилом Яковлевичем Маршаком на русский язык:
«Климу Ворошилову письмо я написал:
Товарищ Ворошилов, народный комиссар!
В Красную армию в нынешний год,
В Красную армию брат мой идет!
Товарищ Ворошилов, ты, верно, будешь рад,
Когда к тебе на службу придет мой старший брат.
Нарком Ворошилов, ему ты доверяй:
Умрет он, а не пустит врага в Советский край!»
Ранняя социализация привела Юру в местную школу прежде положенного срока. Пользуясь разрешением учительницы Анастасии Степановны Царьковой, он посещал уроки вместе с сестрой Зоей и очень гордился, когда его приглашали к доске почитать какой-нибудь стишок.
Таланты Юры не остались незамеченными: когда в 1940 году директор школы Петр Алексеевич Филиппов собирал группу клушинских детей для выступления в Доме пионеров Гжатска, он включил в ее состав и шестилетнего мальчика. Поездка в город произвела огромное впечатление на крестьянского сына, тем более что он впервые в жизни увидел множество автомобилей. Вряд ли в то время в нем возникло осознанное желание вырваться в большой мир, однако не приходится сомневаться: раньше или позже город позвал бы его.
Детство Юрия Алексеевича Гагарина было вполне обыкновенным и даже скучноватым с учетом тех процессов, которые происходили вне Клушина. Его положение в семье (не самый старший, но и не самый младший) заставляло проявлять инициативу и стремиться как можно быстрее «вписаться» в число взрослых. Однако какими-то уникальными качествами он не обладал, поэтому дальнейшая судьба Юры во многом зависела от того, куда качнется маятник истории. Всем в то время было ясно только одно: на пороге - война.
Поддержать проект можно всё еще ЗДЕСЬ.