ЗАБЕРУ-КА Я ЭТО К СЕБЕ...
Не мои воспоминания. Но ТРОНУЛО - до глубины души
Я почти не переезжала - все в пределах одного города.
Но запахи и вкусы первых заграниц всплыли в памяти все.
И давние, когда с растопыренными ушами и широко раскрытыми глазами...
И недавные, более спокойные, но такие необычные и радостные
Надо же! Тут даже водители говорят по-испански, - подумала я в аэропорту Жироны...
Попугаи вместо воробьев...
Мандарины дешевле яблок...
У ккаждого свои воспоминания - пусть они всегда - слышите? - ВСЕГДА! - будуд очень теплыми...
Оригинал взят у guronka в омлет и апельсиновый сок
Вот и все. Мы стояли на платформе, зимний колючий ветер резал глаза, темнота ночи была созвучна тоске души.
Мы прощались. Навсегда.
Позади были издевательства в ОВИРе, гражданство СССР и битье морд, смеющий сказать "жидовская морда".
Позади оставалось детство и твердая уверенность, что родители всегда помогут, они рядом.
Мы прощались с друзьями. Кто-то еще догонит нас, и мы встретимся на земле обетованной. Кого-то не увидим уже никогда.
Папа стоял молча. Мама навзрыд рыдала. "Сеструха, ты уж пиши, как там ананасы с рябчиками," брат пытался немного развеять грусть разлуки.
Водка с шампанским ходят по кругу. Холодно и мрачно.
Чемоданы и баулы высятся горой. Там кастрюльки в оранжевый горошек и постель с украинской выбивкой. Конверты с фотографиями и подарки дальней родне. Обрывки прошлого.
Не буду рассказывать, как молча ехали в поезде, задыхаясь от жары. Как нервничали в аэропорту Москвы. Как свекровь, сидя в норковой шубе, держала в руках баночку малинового варенья стоимостью в частный дом в центре города. Дом, который построили ее предки, и вот, все что у нее теперь есть - пара брюликов в баночке варенья.
Как сидели в аэропорту Будапешта, ожидая свой самолет. Семь часов ожидания. Сбитые кучкой, испуганные навалившимся вдруг страхом перемен, что же мы наделали... Как умирали от жажды. Стакан колы в баре стоил 5 баксов. А в кармане у каждого - сто долларов, все, что разрешила нам взять с собой страна, назвавшая нас предателями. Мы сидели, не понимая языка, которым нам пытались вдолбить, что самолет задерживается еще на пару часов. Потерпите. Мы терпели. Мы привычные терпеть.
Как самолет пошел на посадку, и мы снова плакали, аплодируя со всеми.
Как жаркий воздух захлестнул легкие, и мы, словно луковицы, стали снимать с себя многочисленную одежду. Как нам выдали новые паспорта. Мы снова граждане. Но уже другой страны. Неизвестной, загадочной, полной обещаний и надежд.
Как Хаим, дядя мужа, тогда еще полный сил и басистого смеха, встретил нас и вез к себе домой. Как мы, открыв рот от удивления, смотрели на огни, освещающие ночную трассу.
Это все было.
Полностью я осознала переезд утром. Когда Рая, жена Хаима, подала нам завтрак.
Сегодня трудно удивить кого-то заграницей. Многие ездили, и не один раз. Опять же, открытый почти для всех интернет, стирающий все границы.
И не то, чтобы я никогда раньше не ела завтрак. Не на ту напали.
Просто завтрак был совсе другой. Иностранный.
Рая, польская еврейка, с огромным носом и невероятно гроссирующим странным акцентом ррруским, не подпускала меня к плите. Я глубоко уверена, что делала она это не из гостепреимства. Она элементрано боялась, что я что-то разобью или что-то сожгу на ее прекрасно оборудованной кухне.
И, что уж там, у нее были основания.
Обедали и ужинали в столовой, но завтрак она подавала на кухне.
Это я не забуду никогда. Пышнейний омлет, свежайший салат, несколько видов сыров и мягких творогов. Хлеб, подсушенный слегка, а к нему - сливочное масло и клубничный джем. И стакан апельсинового сока.
Не знаю почему, но у нас дома всегда делали обычную глазунью. Сыр голандский был на столе редкостью, берегли для праздничных застолий. Апельсины едали, конечно, но их никогда не было в таком количестве, чтоб не жалко было сделать сок. И салат зимой... Дома это была капуста с морковкой. И уж точно речи не шло о чудных помидорках черри.
Меня не удивляли магазины, полные всего разного и по самое нехочу. Это было ожидаемо. Люди, одетые непривычно, разговаривающие непонятно, тоже вполне укладывались в рамки моих представлений о загранице.
А вот завтрак. Самый обычный, казалось бы, завтрак, он поразил меня.
Странная штука, наше восприятие мира. Память наша еще загадочнее.
К чему я все это. А ни к чему. Просто вспомнилось.
Как в первое утро в Израиле, солнечное и теплое, я горько и безутешно рыдала над омлетом и стаканом апельсинового сока.
Я почти не переезжала - все в пределах одного города.
Но запахи и вкусы первых заграниц всплыли в памяти все.
И давние, когда с растопыренными ушами и широко раскрытыми глазами...
И недавные, более спокойные, но такие необычные и радостные
Надо же! Тут даже водители говорят по-испански, - подумала я в аэропорту Жироны...
Попугаи вместо воробьев...
Мандарины дешевле яблок...
У ккаждого свои воспоминания - пусть они всегда - слышите? - ВСЕГДА! - будуд очень теплыми...
Оригинал взят у guronka в омлет и апельсиновый сок
Вот и все. Мы стояли на платформе, зимний колючий ветер резал глаза, темнота ночи была созвучна тоске души.
Мы прощались. Навсегда.
Позади были издевательства в ОВИРе, гражданство СССР и битье морд, смеющий сказать "жидовская морда".
Позади оставалось детство и твердая уверенность, что родители всегда помогут, они рядом.
Мы прощались с друзьями. Кто-то еще догонит нас, и мы встретимся на земле обетованной. Кого-то не увидим уже никогда.
Папа стоял молча. Мама навзрыд рыдала. "Сеструха, ты уж пиши, как там ананасы с рябчиками," брат пытался немного развеять грусть разлуки.
Водка с шампанским ходят по кругу. Холодно и мрачно.
Чемоданы и баулы высятся горой. Там кастрюльки в оранжевый горошек и постель с украинской выбивкой. Конверты с фотографиями и подарки дальней родне. Обрывки прошлого.
Не буду рассказывать, как молча ехали в поезде, задыхаясь от жары. Как нервничали в аэропорту Москвы. Как свекровь, сидя в норковой шубе, держала в руках баночку малинового варенья стоимостью в частный дом в центре города. Дом, который построили ее предки, и вот, все что у нее теперь есть - пара брюликов в баночке варенья.
Как сидели в аэропорту Будапешта, ожидая свой самолет. Семь часов ожидания. Сбитые кучкой, испуганные навалившимся вдруг страхом перемен, что же мы наделали... Как умирали от жажды. Стакан колы в баре стоил 5 баксов. А в кармане у каждого - сто долларов, все, что разрешила нам взять с собой страна, назвавшая нас предателями. Мы сидели, не понимая языка, которым нам пытались вдолбить, что самолет задерживается еще на пару часов. Потерпите. Мы терпели. Мы привычные терпеть.
Как самолет пошел на посадку, и мы снова плакали, аплодируя со всеми.
Как жаркий воздух захлестнул легкие, и мы, словно луковицы, стали снимать с себя многочисленную одежду. Как нам выдали новые паспорта. Мы снова граждане. Но уже другой страны. Неизвестной, загадочной, полной обещаний и надежд.
Как Хаим, дядя мужа, тогда еще полный сил и басистого смеха, встретил нас и вез к себе домой. Как мы, открыв рот от удивления, смотрели на огни, освещающие ночную трассу.
Это все было.
Полностью я осознала переезд утром. Когда Рая, жена Хаима, подала нам завтрак.
Сегодня трудно удивить кого-то заграницей. Многие ездили, и не один раз. Опять же, открытый почти для всех интернет, стирающий все границы.
И не то, чтобы я никогда раньше не ела завтрак. Не на ту напали.
Просто завтрак был совсе другой. Иностранный.
Рая, польская еврейка, с огромным носом и невероятно гроссирующим странным акцентом ррруским, не подпускала меня к плите. Я глубоко уверена, что делала она это не из гостепреимства. Она элементрано боялась, что я что-то разобью или что-то сожгу на ее прекрасно оборудованной кухне.
И, что уж там, у нее были основания.
Обедали и ужинали в столовой, но завтрак она подавала на кухне.
Это я не забуду никогда. Пышнейний омлет, свежайший салат, несколько видов сыров и мягких творогов. Хлеб, подсушенный слегка, а к нему - сливочное масло и клубничный джем. И стакан апельсинового сока.
Не знаю почему, но у нас дома всегда делали обычную глазунью. Сыр голандский был на столе редкостью, берегли для праздничных застолий. Апельсины едали, конечно, но их никогда не было в таком количестве, чтоб не жалко было сделать сок. И салат зимой... Дома это была капуста с морковкой. И уж точно речи не шло о чудных помидорках черри.
Меня не удивляли магазины, полные всего разного и по самое нехочу. Это было ожидаемо. Люди, одетые непривычно, разговаривающие непонятно, тоже вполне укладывались в рамки моих представлений о загранице.
А вот завтрак. Самый обычный, казалось бы, завтрак, он поразил меня.
Странная штука, наше восприятие мира. Память наша еще загадочнее.
К чему я все это. А ни к чему. Просто вспомнилось.
Как в первое утро в Израиле, солнечное и теплое, я горько и безутешно рыдала над омлетом и стаканом апельсинового сока.