отрывок из только что вышедшего сборника
Небесный храм в раннем иудаизме и христианстве (М.: Институт св. Фомы, 2018)
Маргарет Баркер
Завеса Иерусалимского храма
(часть первая)
... В восточной части помещения под названием хейхал висел большой занавес, завеса, закрывавшая престол с херувимами. Об этой завесе не упоминается ни в Третьей книге Царств, ни в Книге пророка Иезекииля, даже несмотря на то, что в Книге Исхода и в Первой и Второй книгах Паралипоменон содержится ее подробное описание. Этот культовый предмет служил выражением множества представлений о пределах человеческих возможностей в общении с вышним миром. Сама завеса, искусно сотканная и украшенная вышитыми на ней узорами, по-видимому, представляла собой шедевр текстильного искусства, так что не приходится удивляться, что захватчики забирали ее с собой в качестве добычи наряду с сокровищами из бронзы и золота при нападении на Иерусалим и разграблении храма. Неотъемлемыми от завесы культовыми предметами были также одеяния первосвященника, искусно сотканные и с вышитыми на них узорами почти в той же манере, как и на завесе. Завеса и одеяния представляли собой образы, дополнявшие друг друга: завеса символизировала все, что разделяло обычное человеческое восприятие и видение Бога, а одеяния символизировали облачение божественного существа, пребывавшего в материальном мире, в то же время скрывая это существо. Таким образом, завеса и священнические одеяния послужили для первых христиан готовыми символическими образами, выражавшими смысл, подразумевавшийся событием Воплощения. Льняные одежды на первосвященнике, находившемся в святилище, представляли также облачения ангелов, т.е. тех, кто оставил жизнь в этом мире и пребывал в непосредственном присутствии Божьем. Эти одеяния стали белыми покрывалами людей, над которыми был только что совершен обряд крещения.
Как и в случае с Эдемским Садом, всем этим образам стоит предоставить функционировать в качестве образов, возможно, потускневших и выцветших, так что некоторые детали уже невозможно различить. Содержание, которое выражали эти образы, было, и все еще остается, более ярким и многообразным, чем любое количество слов, которыми мы могли бы попытаться его передать. Только в случае следования за образным строем в тех или иных направлениях можно понять и оценить всю полноту смысла и силу воздействия на людей этих предметов культа.
Между небесами и землей
Хейхал представлял землю, а девир - небеса; между ними была завеса, отделявшая святое место от Святого Святых (Исх. 26.33). Завеса представляла границу между видимым и невидимым мирами, между временем и вечностью. Деяния, совершавшиеся за завесой, не принадлежали этому миру и составляли часть небесной литургии. Те, кто проходил во внутреннюю часть храма за завесу, были посредниками, божественными и человеческими, функционировавшими одновременно в обоих мирах и передававшими молитвы и покаяние людей Богу, а благословение и присутствие Бога его людям. Все это было выражено посредством тонкого и подробно разработанного символизма. Как и в случае со всеми другими символическими аспектами храма, символизм завесы и одеяний приходится реконструировать с помощью сохранившихся фрагментов, что означает наличие множества пробелов в наших познаниях. В этой работе я соберу такого рода разрозненные части общей картины, дошедшие до нас, из которых можно будет понять, что завеса служила, по-видимому, самым ранним способом выражения идеи Воплощения, присутствия Бога на земле в материальной форме. Эта идея непосредственно перешла в христианский религиозный контекст: «Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам чрез завесу, то есть, плоть Свою» (Евр. 10:19-20). В момент смерти Христа и его плоть, и завеса были разорваны, открыв путь в небеса, к присутствию Божьему (Мк. 15:38): «имея первосвященника великого, прошедшего небеса» (Евр. 4:14). Этот символизм был принят также в ранней христианской литургии апостола Иакова:
Благодарим Тебя, Господи Боже наш, что Ты дал нам дерзновение входить во святилище Твое посредством Крови Иисуса, путем новым и живым через завесу плоти Христа Твоего, который Ты открыл нам. И вот, удостоенные войти в место обитания Славы Твоей, быть внутри завесы и созерцать Святое Святых, мы припадаем к Твоей благости, Владыка…
История завесы
В рассказе о строительстве Соломоном храма в Третьей книге Царств 6 - 8 не содержится описания его завесы, однако завеса упоминается в соответствующем тексте из Второй книги Паралипоменон: «И сделал завесу из яхонтовой, пурпуровой и багряной ткани и из виссона, и изобразил на ней херувимов» (2 Пар. 3:14). Ничего не сообщается о ее символическом смысле. Завеса скинии представлена похожим образом: «И сделай завесу из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и крученого виссона; искусною работою должны быть сделаны на ней херувимы» (Исх. 26:31; ср. Исх. 36:35). И вновь ничего не говорится о ее смысле. После разрушения храма возникли споры о том, была ли вообще завеса в первом храме. В Мишне говорится, что в День Искупления первосвященнику надлежало пройти между двумя завесами, чтобы приблизиться к ковчегу, однако в комментарии на этот текст поднимаются такие вопросы: «О чем здесь идет речь? Если это был первый храм, была ли в нем завеса? А если о втором, был ли там ковчег?» (в. Йома 52b). Из этих замечаний можно понять, что существовало предание о двух завесах во втором храме, о которых сообщалось, что между ними был промежуток шириной примерно в локоть, так что там образовывался узкий проход: «Внешняя завеса была закреплена петлей на южном конце, а внутренняя - на северной стороне. Он проходил между ними до того момента, когда он достигал северной стороны; достигнув северной стороны, он поворачивал на юг и шел вдоль завесы, располагавшейся слева от него до тех пор, пока он не достигал места, где стоял ковчег» (м. Йома 5.1). По-видимому, существовало несколько таких великих храмовых завес; образец текстильного искусства подобного рода, вероятно, представлял большую ценность. «Завеса была шириной в ладонь, и она была соткана на станке, в котором было семьдесят два стержня, и на каждом стержне было по двадцать четыре нити. Его длина составляла сорок локтей, а ширина - двадцать локтей; в создании завесы участвовали восемьдесят две девушки, и они изготавливали по две завесы каждый год» (м. Шекалим 8.5). Если завеса соприкасалась с какой-либо нечистотой, ее необходимо было отмыть; это было, вероятно, весьма непростое занятие. После намокания завесы ее двести квадратных метров шерсти и льна становились очень тяжелыми. Как нам сообщают источники, для погружения завесы в воду требовалось участие трехсот священников.
Если завеса храма соприкасалась с нечистотой посредством некой вторичной нечистоты, ее можно было погрузить в воду внутри храмового двора и тотчас принести ее обратно; но если она соприкасалась с нечистотой непосредственно, ее следовало погрузить в воду за пределами храма и растянуть на крепостной стене, так как необходимо дождаться заката солнца, чтобы она полностью очистилась. Если завеса новая, она должна быть растянута на крыше портика, чтобы люди могли видеть, насколько велико мастерство, с которым она была создана. (м. Шекалим 8.4)
И Антиох Епифан, и Тит забирали с собой завесу храма наряду с другими военными трофеями. В 169 г. до н.э. Антиох Епифан пришел для осады Иерусалима «с сильной армией. Он дерзко ворвался в святилище и взял золотой жертвенник, светильник, использовавшийся для освещения храма, и все предметы культа. Он взял также и . . . завесу» (1 Макк. 1:21-2). Возможно, эта завеса провела последние дни своего существования в храме Зевса; Антиох посвятил Иерусалимский храм Зевсу Олимпийскому (2 Макк. 6:2), а во II в. н.э. Павсаний сообщает о том, что он видел занавес, выставленный в великом храме Зевса в Олимпии: «Занавес в Олимпии - шерстяной, украшенный пышными ассирийскими узорами и окрашенный финикийским пурпуром - дар Антиоха» (Павсаний, Описание Эллады, V.12.4). Нет никаких доказательств того факта, что это была Иерусалимская завеса, однако такое предположение выглядит очень привлекательным. Подобным образом и Тит в 70 г. н.э. вывез завесу храма среди военных трофеев вместе с большим количеством голубой и пурпуровой шерсти. Он приказал хранить завесу в его дворце в Риме (Иосиф Флавий, Иудейская война, VII.162), где ее видел один рабби, живший во II в. Он также видел на ней пятна крови, образовавшиеся в результате совершения обряда разбрызгивания крови в День Искупления: «Сказал Рабби Элиезер бен Рабби Йосе, «Я сам видел ее в Риме, и на ней были капли крови». И он сказал мне: «Это капли крови от Дня Искупления» (т. Киппурим 2.16). О ее дальнейшей судьбе нам ничего не известно.