Mar 26, 2012 01:47
Истории живут в людях, как в домах. «Письмовник» прочитала после вопроса: «Moegen Sie Schischkin?». Когда через месяц спрашиваю у другого человека, в голову попадает осколок забытого названия - «Ну… роман о системах письма. Что-то такое». После анализа «Снежной королевы» говорили, что как будто осколок стекла попал в глаз, и у всех одни и те же ассоциации. Ощущение, что одни и те же истории происходят с одними и теми же людьми, меняется только один персонаж, но оттого меняется вся история. Хотя заканчивается всегда одинаково. Встреченная, но неопознанная фраза, что у человека в душе дыра размером с бога, оказывается цитатой из Сартра. И что каждый заполняет ее, как может. В университете обнаруживаю место сразу с двумя розетками - не могу вспомнить, как «розетка» по-немецки. Завернутый в газету сверток согревается теплом пакета на пути от Менделеевской до Новослободской, после чего я половину недели болею и читаю Шишкина. Исполнение желаний связано с двумя местами: домиком Чехова, когда круги наматывали вокруг дерева, и домом Булгакова с почтовым ящиком, когда письмо строчишь на коленке и думаешь, что в жизни-то такой слезливой чепухи не писал. Все в 10 классе, Чехов сбывается странным образом в 11ом (если теперь подумать, мог бы сбыться через день, если бы не быть косноязычным, как Моисей), Булгаков на 1ом курсе, когда ничего уже, собственно, и не нужно. Называется, бойтесь желаний своих. В газету надо было завернуть меня, чтобы не мерзнуть. Идем с Аней на лекцию в Политехнический музей, лектор говорит о том, как важно сохранить языковое разнообразие, потому что в языке выражается мировоззрение народа. Что биологическое разнообразие тоже играет роль, но останется ли жить землеройка или нет, не так важно. Аня обижается за судьбу землеройки и начинает доказывать свою точку зрения (мне на ухо). Н. говорит: «Кажется, кто-то тут потихоньку меняет специализацию». На день рождения дарят учебник по санскриту и «Махабхарату». Сказать, что это происходит случайно, я не могу, иначе по хитрости это будет походить на одно из писем Гончарова. Я вижу одну только агглютинацию, склейку, где морфема за морфемой, ничего своего. Как будто есть только корень, а остальное - присоединенные однозначные «вагончики». На каждый покажешь - это из одного места, это из другого. Вот и шов. Строчки из Кальдерона закручивались перед глазами в спирали, за окном на розеточном этаже падал снег, никогда ничем не получалось удивлять. Веселовский до трех ночи - как будто обыденность, как будто так у всех. Потом приходит понимание, что у всех «тех» - так. Почему человек не «сумма внешних воздействий». Говорили про санскрит, хотя пятницы кончились. Сесть, что ли, и от грусти написать курсовую до середины апреля?
о ночах