19 сентября 1904 года. О платоновой сухости
Сего дня, 19 сентября 1904 года, завершая рабочую неделю царствующей особы, невольно просмотрел календарь на неделю следующую и будущую и, к удивлению, своему осознал, что и я, и держава стоим впредверии династического праздника, ибо если в нынешний четверг дела обещают быть будничными, то на четверг следующий приходится Празднование Дня Рождения Роргона Святого, любимого народом нашим британского героя, родоначальника рода Рюриков-Романовых. Будучи излишне занятым судебными разбирательствами, касающихся ненадлежащей скупке железнодорожных земель, совсем я запамятовал о предстоящем государственном празднике! Хорошо хоть, что речь к радийному и печатному обращению создана мной была еще в январе. Непременно, завтра же надо будет просмотреть подготовленный текст на наличие изменений политической ситуации. Там же в календаре нашел пометку о необходимости начала планирования деятельности по подготовке к празднованию тысяча столетия династии, к чему и намереваюсь приступить в одиночестве либо же с Александрой и матушкой завтра, и с министрами на предстоящем в субботу заседании Государственного Совета. В размышлениях своих, по правде говоря, я, соответственно предстоящему отдыху, отвлекся на вопросы легкие, которые все же считаю необходимыми записать. Запись моя, возможно, будет легкомысленной и не особливо для потомков и наследников полезной, но в свете предстоящих выходных дней сочту составление ее разумной и должной.
Предстоящее в этом году празднование является тысяча девяностым со дня рождения Роргона, и в то же время 14 августа сего года, отвлекшись от многия дела наши, участвовали мы вместе со всей просвещенной Европой и просвещенной Азией в праздновании тысяча стопятидесятилетия со дня рождения отца Роргона Святого Гозлена Предсказателя, являющегося отцом наций не только для просвещенных британцев, веселых немцев и опаленных строгостью матери-природы испанцев и италийцев, но и для просоленных тяжелой работой братьев наших датчан и для, если верить национальным повериям, издающим аромат мирта бельгийцев. Признаюсь, к удивлению моему, предстало в нынешний вечер мне вернуться к размышлениям, посещавшим меня еще в годы семинарского обучения, к размышлениям постыдным и, одновременно, нежным в своей идеалистичности и романтизме и от того достойные ныне для описания бесчувственным и сухим старцем в покрытом пылью и скрипящим не меньшей старостью дневнике. Написал предыдущее предложение и, сам того не ведая расхохотался, как сухой старец, я, определенно, выставил себя в положительном свете перед потомками, ибо по весу своему скоро догоню беспечного родителя моего, весившего к 40 годам без малого 217 фунтов, а во мне нынче, в тот же год, что и происходило измерения веса у батюшки, 197 фунтов и сие при росте моем в 162 см, превышающему батюшкин рост в 155 см всего на 7 делений. Хотя, возможно, превосходство в росте и придает моему телосложению сухости, большей нежели было телосложение батюшкино, но жена, недавеча принеся мне расставленные шаровары мои парадные, заметила, что матушка гневалась на нее, что плохо я кормлен в семье. К сорокалетию батюшки, что довелось на тысяча семидесятилетний день Роргона Святого, довелось ей расставлять парадный мундир на 12 сантиметров, Саша же расставляет всего на восемнадцать! Впрочем, и бесчувственным назвал я себя почем зря, ибо довелось мне вчерашнего вечера проплакать час с лишком после беседы со старым князем Иваном Ивановичем Щедриным-Салтыковым, хоть и приходил ко мне князь дабы просить за судьбу юного Нельсона, примчавшегося в Империю Российскую, искать лучше доли после отвержения его от семьи из-за противодействия браку сестры своей за средним сыном князя Ивана Ивановича Иваном, да опечалился я судьбой собственной Николаево-Александровской ветви династии, вслушиваясь в последовательность имен величайшей и честнейшей фамилии нашей. Оставляем мы с Николаем Русь без наследника. Николай девочку родил, а мы с Сашей и вовсе родить можем с превеликой сложностию, хоть бы и по расчетам Саши первым и вторым ребенком у нас, непременно, мальчики будут. Сколько прекрасных дел сотворили отцы наши! Сколько чудес дала ветвь наша Родине! И железную дорогу вдоль всей Руси мы построили, и телеграфные линии вдоль провели, и газовое отопление в домах установили в годы, когда многие приближенные к газу европейские дома о трубной системе и не ведали! Ан! Николай по расчетам Саши мальчика родит лишь восьмым, мы же с Сашей, как я уже писал, хоть и, по вероятности Сашиных расчетов, будем иметь в числе двух первых детей мальчиков да до истечения возможности рождения после сашиного дифтерита еще полтора долгих года остается, а там как дело станется еще не ведомо. Впрочем, отчаиваться нельзя! Непременно, надо в ближайшие дни отдохновения сходить в церковь да помолиться о даровании наследника. Все же приближаюсь я к совершенному, по мнению Платона, возрасту для рождения детей. Возрасту от сорок мужеских лет до лет семидесяти, хоть и удивляет меня, как и в детстве, цифра 70 своей вселенской удаленностью от дней моих нынешних. Определенно, вновь за кругом сим воротился я к раздумьям о своих юношеских размышлениях, с коих пытался начать сегодняшнюю запись, но от коих размышлений убежал, по-девичьи забеспокоившись о красе тела своего, радости столь легко доступной батюшке! А размышления мои семинарские, от коих я удалился, расчувствовавшись воспоминаниями о тепле тела батюшки моего, состояли в раздумьях, а точнее в споре с раздумьями Платона, приведенными в главе 15, созданного им трактата "Законы", часто именуемого у нас, как "Трактат об образовании", о гармоничности выбора сочетания возраста отца и сына. Пребывая в возрасте 14 лет в печальном одиночестве после длительного общения с немецкими родственниками, принялся я упрекать батюшку моего в излишней заученности, ибо, следуя лишь учению Платона, одарил он народ свой лишь одним наследником, лишив меня тем самым возможности общаться с сестрой либо с братом, каковое счастье выпало детям Его Императорского Величества Вильгельма I, никогда не расстающимся добрым братьям моим Вильгельму и Генриху. Изложил я сие замечание с излюбленной мной в детстве позиции прикрытия собственных нужд нуждами национальными. Спор с батюшкой вышел у меня долгим, был я неоднократно в тот день со смехом упрекаем отцом в самолюбовании собственной хитростью за нежелание отступить от попрекания батюшки негосударственным отношением к обеспечению государства престолонаследниками.В конце концов, исхитрившийся окончательно в самолюбовании я со смехом был отослан батюшкой к урокам, Платону и трактату "Учения о преступлениях и наказаниях". Юношеская тоска, охватившая меня тогда была горьше, чем запах смородинового варенья, и, развалившись в кресле предавался я страданиям и клятвам, что сын либо же дочь моя не будут расти в негармоничном экономическом платоновом одиночестве, а, определенно, будут иметь верного спутника, младшего их на год либо же два, каковым спутником Генрих служит Вильгельму! И для государства в сем, определенно, будет успех, больше, чем в батюшкиной экономической платонизации рождения и воспитания единственного наследника престола. Хотя, ради установления исторической справедливости и стоит признаться, что внутренне признавал я глубочайшую разумность сухости Платона, рекомендовавшего государям производить на белый свет наследника не ранее, чем удостоится им обосноваться в собственной разумности и хозяйстве таким достойным способом, чтобы годовой доход их достигал суммы в 36 000 - 40 000 оболов, либо же пока годовой доход в секасе для государств малых и в декасе для государств больших не превысит доходов осененных царственностью родителей правителя на 40 процентов. С удовольствием для объяснения чувствования моих нынешних размышлений я привел бы цитату из любимейшего моего мудреца Его Королевского Величества короля Франции, Нормандии и Савои Генриха VIII: "Как часто доводится нам с возрастом пересматривать взгляды чистой и резкой юности, трансформируя разумной чувствительностью убеждения юношеские в мудрость правителей." Ну да, впрочем, ночь на дворе, пора заканчивать с нонешней понедельничей вольностью и легкостью да отправляться к жене горевать в терпении ожидания минования дифтеритного синдрома, а завтра с утра, определенно, проверить необходимо речь мою к дню рождения прародителя нашего Роргона Святого.
Предстоящее в этом году празднование является тысяча девяностым со дня рождения Роргона, и в то же время 14 августа сего года, отвлекшись от многия дела наши, участвовали мы вместе со всей просвещенной Европой и просвещенной Азией в праздновании тысяча стопятидесятилетия со дня рождения отца Роргона Святого Гозлена Предсказателя, являющегося отцом наций не только для просвещенных британцев, веселых немцев и опаленных строгостью матери-природы испанцев и италийцев, но и для просоленных тяжелой работой братьев наших датчан и для, если верить национальным повериям, издающим аромат мирта бельгийцев. Признаюсь, к удивлению моему, предстало в нынешний вечер мне вернуться к размышлениям, посещавшим меня еще в годы семинарского обучения, к размышлениям постыдным и, одновременно, нежным в своей идеалистичности и романтизме и от того достойные ныне для описания бесчувственным и сухим старцем в покрытом пылью и скрипящим не меньшей старостью дневнике. Написал предыдущее предложение и, сам того не ведая расхохотался, как сухой старец, я, определенно, выставил себя в положительном свете перед потомками, ибо по весу своему скоро догоню беспечного родителя моего, весившего к 40 годам без малого 217 фунтов, а во мне нынче, в тот же год, что и происходило измерения веса у батюшки, 197 фунтов и сие при росте моем в 162 см, превышающему батюшкин рост в 155 см всего на 7 делений. Хотя, возможно, превосходство в росте и придает моему телосложению сухости, большей нежели было телосложение батюшкино, но жена, недавеча принеся мне расставленные шаровары мои парадные, заметила, что матушка гневалась на нее, что плохо я кормлен в семье. К сорокалетию батюшки, что довелось на тысяча семидесятилетний день Роргона Святого, довелось ей расставлять парадный мундир на 12 сантиметров, Саша же расставляет всего на восемнадцать! Впрочем, и бесчувственным назвал я себя почем зря, ибо довелось мне вчерашнего вечера проплакать час с лишком после беседы со старым князем Иваном Ивановичем Щедриным-Салтыковым, хоть и приходил ко мне князь дабы просить за судьбу юного Нельсона, примчавшегося в Империю Российскую, искать лучше доли после отвержения его от семьи из-за противодействия браку сестры своей за средним сыном князя Ивана Ивановича Иваном, да опечалился я судьбой собственной Николаево-Александровской ветви династии, вслушиваясь в последовательность имен величайшей и честнейшей фамилии нашей. Оставляем мы с Николаем Русь без наследника. Николай девочку родил, а мы с Сашей и вовсе родить можем с превеликой сложностию, хоть бы и по расчетам Саши первым и вторым ребенком у нас, непременно, мальчики будут. Сколько прекрасных дел сотворили отцы наши! Сколько чудес дала ветвь наша Родине! И железную дорогу вдоль всей Руси мы построили, и телеграфные линии вдоль провели, и газовое отопление в домах установили в годы, когда многие приближенные к газу европейские дома о трубной системе и не ведали! Ан! Николай по расчетам Саши мальчика родит лишь восьмым, мы же с Сашей, как я уже писал, хоть и, по вероятности Сашиных расчетов, будем иметь в числе двух первых детей мальчиков да до истечения возможности рождения после сашиного дифтерита еще полтора долгих года остается, а там как дело станется еще не ведомо. Впрочем, отчаиваться нельзя! Непременно, надо в ближайшие дни отдохновения сходить в церковь да помолиться о даровании наследника. Все же приближаюсь я к совершенному, по мнению Платона, возрасту для рождения детей. Возрасту от сорок мужеских лет до лет семидесяти, хоть и удивляет меня, как и в детстве, цифра 70 своей вселенской удаленностью от дней моих нынешних. Определенно, вновь за кругом сим воротился я к раздумьям о своих юношеских размышлениях, с коих пытался начать сегодняшнюю запись, но от коих размышлений убежал, по-девичьи забеспокоившись о красе тела своего, радости столь легко доступной батюшке! А размышления мои семинарские, от коих я удалился, расчувствовавшись воспоминаниями о тепле тела батюшки моего, состояли в раздумьях, а точнее в споре с раздумьями Платона, приведенными в главе 15, созданного им трактата "Законы", часто именуемого у нас, как "Трактат об образовании", о гармоничности выбора сочетания возраста отца и сына. Пребывая в возрасте 14 лет в печальном одиночестве после длительного общения с немецкими родственниками, принялся я упрекать батюшку моего в излишней заученности, ибо, следуя лишь учению Платона, одарил он народ свой лишь одним наследником, лишив меня тем самым возможности общаться с сестрой либо с братом, каковое счастье выпало детям Его Императорского Величества Вильгельма I, никогда не расстающимся добрым братьям моим Вильгельму и Генриху. Изложил я сие замечание с излюбленной мной в детстве позиции прикрытия собственных нужд нуждами национальными. Спор с батюшкой вышел у меня долгим, был я неоднократно в тот день со смехом упрекаем отцом в самолюбовании собственной хитростью за нежелание отступить от попрекания батюшки негосударственным отношением к обеспечению государства престолонаследниками.В конце концов, исхитрившийся окончательно в самолюбовании я со смехом был отослан батюшкой к урокам, Платону и трактату "Учения о преступлениях и наказаниях". Юношеская тоска, охватившая меня тогда была горьше, чем запах смородинового варенья, и, развалившись в кресле предавался я страданиям и клятвам, что сын либо же дочь моя не будут расти в негармоничном экономическом платоновом одиночестве, а, определенно, будут иметь верного спутника, младшего их на год либо же два, каковым спутником Генрих служит Вильгельму! И для государства в сем, определенно, будет успех, больше, чем в батюшкиной экономической платонизации рождения и воспитания единственного наследника престола. Хотя, ради установления исторической справедливости и стоит признаться, что внутренне признавал я глубочайшую разумность сухости Платона, рекомендовавшего государям производить на белый свет наследника не ранее, чем удостоится им обосноваться в собственной разумности и хозяйстве таким достойным способом, чтобы годовой доход их достигал суммы в 36 000 - 40 000 оболов, либо же пока годовой доход в секасе для государств малых и в декасе для государств больших не превысит доходов осененных царственностью родителей правителя на 40 процентов. С удовольствием для объяснения чувствования моих нынешних размышлений я привел бы цитату из любимейшего моего мудреца Его Королевского Величества короля Франции, Нормандии и Савои Генриха VIII: "Как часто доводится нам с возрастом пересматривать взгляды чистой и резкой юности, трансформируя разумной чувствительностью убеждения юношеские в мудрость правителей." Ну да, впрочем, ночь на дворе, пора заканчивать с нонешней понедельничей вольностью и легкостью да отправляться к жене горевать в терпении ожидания минования дифтеритного синдрома, а завтра с утра, определенно, проверить необходимо речь мою к дню рождения прародителя нашего Роргона Святого.