Надланница
Ничтоже сумняшеся, бросил банановой шкуркой сразу в троих классиков, за что и был удостоин почтенной публикой следующих цацек:
Обиженные классики и шкурка под катом ;)
Некогда некто Шиллер написал стих. По-немецки, что характерно, написал. Позднее некто Лермонтов перевел сей стих на русский. А еще был некто Северянин, который тоже писал стихи и даже был избран Королем Поэтов. Банановой шкуркой я кидал во всех сразу.
Надо сказать, что в процессе перевода Михал Юрич уже отжог нипадеццки - так, что можно было поржать и без пародии:
- царь мАхнул снова...
- рифма "упади - руки"...
- Кунигунда - само по себе сильное имя! правда, это больше к Шиллеру...
- "бежит - глядит, вступает - подымает"...
- "отовсюду (?) хвала вылетает..." кхм...
+ шедевральным завершающим аккордом смотрится строка "Педального счастья заклад..." - я б еще понял, если б Кунигунда велосипед на арену уронила...
Но любим мы Михал Юрича не за это.
Итак, для начала мишень: стих Шиллера в переводе Лермонтова:
Перчатка
Вельможи толпою стояли
И молча зрелища ждали;
Меж них сидел
Король величаво на троне;
Кругом на высоком балконе
Хор дам прекрасный блестел.
Вот царскому знаку внимают.
Скрыпучую дверь отворяют,
И лев выходит степной
Тяжелой стопой.
И молча вдруг
Глядит вокруг.
Зевая лениво,
Трясет желтой гривой
И, всех обозрев, Ложится лев.
И царь махнул снова,
И тигр суровый
С диким прыжком
Взлетел опасный
И, встретясь с львом,
Завыл ужасно;
Он бьет хвостом,
Потом
Тихо владельца обходит,
Глаз кровавых не сводит...
Но раб пред владыкой своим
Тщетно ворчит и злится:
И невольно ложится
Он рядом с ним.
Сверху тогда упади
Перчатка с прекрасной рук
Судьбы случайной игрою
Между враждебной четою.
И к рыцарю вдруг своему обратясь,
Кунигунда сказала, лукаво смеясь:
"Рыцарь, пытать я сердца люблю.
Если сильна так любовь у вас,
Как вы твердите мне каждый час,
То подымите перчатку мою!"
И рыцарь с балкона в минуту бежит,
И дерзко в круг он вступает,
На перчатку меж диких зверей он глядит
И смелой рукой подымает.
И зрители в робком вокруг ожиданье,
Трепеща, на юношу смотрят в молчанье.
Но вот он перчатку приносит назад.
Отвсюду хвала вылетает,
И нежный, пылающий взгляд --
Педального счастья заклад --
С рукой девицы героя встречает.
Но досады жестокой пылая в огне,
Перчатку в лицо он ей кинул:
"Благодарности вашей не надобно мне!" --
И гордую тотчас покинул.
А теперь Банановая Шкурка
(что могло бы получиться, сделай перевод не Лермонтов, а Северянин)
Надланница
В Заокраинном Западе, где холма полногрудые,
Величаво торжествился повелитель блистательный,
И на случай потешиться плел он мысли паскудые,
И решил, что потравою им развлечься желательно.
Мановением дланевым он отверз заграждение:
И на песк златоструевый восступил мощнолапово -
Под брильянтовых женщин грудное томление -
Гурый лев огневласовый, овокругивший смаково.
А затем, осуровленный дикотой уссурийскою,
Впрыгнул тигр, разлинованный в черный прочерк по рыжему.
И легли, визавимые, под трибуной австрийскою
Два животных могутые, вскрыты взору бесстыжему.
И, воссев комфортабельно в полукресле вольтеровском,
Кунигунда обширная пятерню разволосила,
И планила перчатка в рапиде люмьеровском,
И толпа плоскогрудая, вторя ей, заголосила.
«Ты, пером опавлиненый, глухо в сталь законсервленный!
Зришь ли ты пятипалую между лап предвкушающих?
Мне терпеть это трепетно, становлюся я нервенной,
Коль надланник мой лайковый возле тварей пужающих!
Если ты, озабраленный, озабочен мной всячески,
Возврати мне изделие, что недешево ценится!
Прояви себя доблестно, окажи себя мачески!
И тогда отношение враз мое переменится!»
Громыхнув сочлененьями, поскрипел сталешлемово,
Оглянув на фемину весьма преобширную,
Прогудел подзабрально нецензурно-богемово,
И спечатал ступенями на арену ампирную.
Охуахнули тулова, куртуазьем стреножены,
Низом выдохнул царь, в нежно-тронное вдавленный,
Улупивши, как дож, в пух-перо развельможенный,
Скрипнув сталью надменною, взял пертусь покусавленный.
Все грохочет триумфом, доселе неведанным!
Ну а он, разодравши трофей окончательно,
Натянул, и воздев к Кунигунде победово,
Разогнул средний перст в кулаке оперчатенном.
Обиженные классики и шкурка под катом ;)
Некогда некто Шиллер написал стих. По-немецки, что характерно, написал. Позднее некто Лермонтов перевел сей стих на русский. А еще был некто Северянин, который тоже писал стихи и даже был избран Королем Поэтов. Банановой шкуркой я кидал во всех сразу.
Надо сказать, что в процессе перевода Михал Юрич уже отжог нипадеццки - так, что можно было поржать и без пародии:
- царь мАхнул снова...
- рифма "упади - руки"...
- Кунигунда - само по себе сильное имя! правда, это больше к Шиллеру...
- "бежит - глядит, вступает - подымает"...
- "отовсюду (?) хвала вылетает..." кхм...
+ шедевральным завершающим аккордом смотрится строка "Педального счастья заклад..." - я б еще понял, если б Кунигунда велосипед на арену уронила...
Но любим мы Михал Юрича не за это.
Итак, для начала мишень: стих Шиллера в переводе Лермонтова:
Перчатка
Вельможи толпою стояли
И молча зрелища ждали;
Меж них сидел
Король величаво на троне;
Кругом на высоком балконе
Хор дам прекрасный блестел.
Вот царскому знаку внимают.
Скрыпучую дверь отворяют,
И лев выходит степной
Тяжелой стопой.
И молча вдруг
Глядит вокруг.
Зевая лениво,
Трясет желтой гривой
И, всех обозрев, Ложится лев.
И царь махнул снова,
И тигр суровый
С диким прыжком
Взлетел опасный
И, встретясь с львом,
Завыл ужасно;
Он бьет хвостом,
Потом
Тихо владельца обходит,
Глаз кровавых не сводит...
Но раб пред владыкой своим
Тщетно ворчит и злится:
И невольно ложится
Он рядом с ним.
Сверху тогда упади
Перчатка с прекрасной рук
Судьбы случайной игрою
Между враждебной четою.
И к рыцарю вдруг своему обратясь,
Кунигунда сказала, лукаво смеясь:
"Рыцарь, пытать я сердца люблю.
Если сильна так любовь у вас,
Как вы твердите мне каждый час,
То подымите перчатку мою!"
И рыцарь с балкона в минуту бежит,
И дерзко в круг он вступает,
На перчатку меж диких зверей он глядит
И смелой рукой подымает.
И зрители в робком вокруг ожиданье,
Трепеща, на юношу смотрят в молчанье.
Но вот он перчатку приносит назад.
Отвсюду хвала вылетает,
И нежный, пылающий взгляд --
Педального счастья заклад --
С рукой девицы героя встречает.
Но досады жестокой пылая в огне,
Перчатку в лицо он ей кинул:
"Благодарности вашей не надобно мне!" --
И гордую тотчас покинул.
А теперь Банановая Шкурка
(что могло бы получиться, сделай перевод не Лермонтов, а Северянин)
Надланница
В Заокраинном Западе, где холма полногрудые,
Величаво торжествился повелитель блистательный,
И на случай потешиться плел он мысли паскудые,
И решил, что потравою им развлечься желательно.
Мановением дланевым он отверз заграждение:
И на песк златоструевый восступил мощнолапово -
Под брильянтовых женщин грудное томление -
Гурый лев огневласовый, овокругивший смаково.
А затем, осуровленный дикотой уссурийскою,
Впрыгнул тигр, разлинованный в черный прочерк по рыжему.
И легли, визавимые, под трибуной австрийскою
Два животных могутые, вскрыты взору бесстыжему.
И, воссев комфортабельно в полукресле вольтеровском,
Кунигунда обширная пятерню разволосила,
И планила перчатка в рапиде люмьеровском,
И толпа плоскогрудая, вторя ей, заголосила.
«Ты, пером опавлиненый, глухо в сталь законсервленный!
Зришь ли ты пятипалую между лап предвкушающих?
Мне терпеть это трепетно, становлюся я нервенной,
Коль надланник мой лайковый возле тварей пужающих!
Если ты, озабраленный, озабочен мной всячески,
Возврати мне изделие, что недешево ценится!
Прояви себя доблестно, окажи себя мачески!
И тогда отношение враз мое переменится!»
Громыхнув сочлененьями, поскрипел сталешлемово,
Оглянув на фемину весьма преобширную,
Прогудел подзабрально нецензурно-богемово,
И спечатал ступенями на арену ампирную.
Охуахнули тулова, куртуазьем стреножены,
Низом выдохнул царь, в нежно-тронное вдавленный,
Улупивши, как дож, в пух-перо развельможенный,
Скрипнув сталью надменною, взял пертусь покусавленный.
Все грохочет триумфом, доселе неведанным!
Ну а он, разодравши трофей окончательно,
Натянул, и воздев к Кунигунде победово,
Разогнул средний перст в кулаке оперчатенном.