Как Иришка Илонку из детдома забрала. Моими руками. Из очень неформального интервью.
Пособирала по кусочками из разных углов неструктурированного интервью еще блок про волонтерство, детдом, мою деятельность в этой области, взгляды, и как итог - поступки.
- Иришка подвинула тебя к тому, чтобы Илону забрать?
- Безусловно. Я как-то слышала, как Илонка говорила Иришке: «Сестричка моя любимая, спасибо, что ты родилась, и мама смогла уйти с работы и забрать меня». Т.е. у нее эта связка реализуется через «уйти с работы».
- А Илона хотела, чтобы ты ее раньше забрала?
- Я думаю - да. Практически все хотят. Но человек не может бежать в нескольких направлениях одновременно. Для меня было важно решить другие задачи своей жизни. Я не представляла как я могу забрать и воспитывать еще и чужого ребенка. Много своих забот, нет лишней руки еще на эту задачу.
- А твое волонтерство и сайт Василек?(Василек - кто не знает - это название моего волонтерского движения и сайта)
- Ну, мы же не только руками работаем. Пока мы моем посуду, мы же все равно думаем о чем-то. Я вот думала о смысле жизни, для чего мы сюда приходим, точно ли мне надо с утра до вечера быть в этой экономике и зарабатывать много денег? Я думала, что где-то сейчас есть люди, у которых этого нет - нет образования, денег, нет дома, нет мамы. Я не желала объять необъятное: помогать взрослым людям или там африканским детям - нет, я понимала границы своих возможностей. Но ребенок, конкретный, один, который за три остановки от меня живет в детском доме, мамы не видит - почему-то же я о нем задумалась, это пришло мне в голову и не уходит. Я ходила на волонтерские мероприятия и возвращалась к этой теме вновь и вновь: а как им помочь, а как сделать так, чтобы у них были мамы. Я очень быстро поняла, что праздники - это суррогат, это лишь то, как мы можем к этому присоединиться, но это не суть, а только форма, возможность приблизиться. Ну вот приблизился, совсем близко уже, двери спокойно открываешь, в детдоме все тебя уже знают. Дальше что? Какая польза? Еще мишек принести?
Это процесс. Я понимала, насколько травмированы эти дети. Но добровольно погружаться в эту боль - кто ж захочет. А я была тогда благополучной, с приличным мужем, двумя детьми, карьерой. Родион меня потренировал, конечно, на предмет соприкосновения с болью, но не критично так. А пока человеку не больно, он не поймет, каково это. И такие люди не виноваты ни в чем, они не черствые, а просто неопытные. Ну как знать душе, что кто-то там где-то плачет, если она боли не знала, если она сама не плакала? А вот когда человек соприкоснулся: умер дедушка, например, он понимает: бывает больно в этом мире.
А есть дети, которые чуть ли не с момента рождения погружаются в эту боль. Они живут в ней. Поэтому они закрываются, отгораживаются, становятся агрессивными и защищаются - кто как может. Мое более широкое видение мира через соприкосновение с болью - пришло позже, никто не бросил меня в 10 лет. Я в детский дом пришла через понимание, через голову. В 25 я стала задумываться, в 28 - пошла в детский дом волонтером, а в 30 - это у меня была тема тем. Мне казалось, что если запустить такую волну по обществу - потому что ж большинство и не знает о том, каково там детям - а вот что важно, так это ширить, раздавать информацию, чтобы все узнавали, понимали и участвовали.
Но в какой-то момент я поняла: а что я-то делала? Занесла 3 мишек? Купила подарков? А ребенка я забрала? Нет! Ну вот и все, закрой рот и не воспитывай никого.
То есть у меня планка к себе достаточно высока. Я требовательна к себе и критична к своим поступкам. В момент, когда я поняла, что ничего не сделала сама, не поменяла в жизни ни одного ребенка, вот тогда я сайт и закрыла. И волонтеров распустила. Все эти движения - это очень легкое прикосновение, волна такая, вроде ты и участвуешь, а толку нет, а сейчас я понимаю, что эти волны приносят больше боли, чем пользы. И проблемы не решают. Конкретного этого ребенка я не взяла к себе домой, не полюбила, не уравняла его в правах на мое сердце со своими детьми. Ну и о чем говорить? Да, я его взяла на немножко (гостевой режим), чуть-чуть погрела, а потом обратно отдала. У меня излишек любви - давайте я вам дам. У меня ровнехонько под счет - все, я больше не дам. И ребенка опять на расстояние. Это тоже работа, это тоже душевный труд.
Да, Илона хотела, но я не могла. Я не видела в себе, как я смогу это сделать. Если человек осознанно решил взять другого ребенка, если это не на волне жалости, а он понимает, что это сложно, то это очень глубокий внутренний шаг, это значит, что он готов носить чужую боль. Это трудно. А я понимала, что это больно. И добровольно - не хотела. И в это время родилась Иришка, и мне стало мегабольно. Но эта моя собственная огромная боль показала мне, что ту-то боль я могу утолить, я в состоянии это сделать. Пока не понятно, кто может утолить мою боль, кто меня сможет вырвать из этого несчастья, кто поможет мне, своих опыта, сил и знаний у меня не было, и нет никого в мире, кто может поставить моего ребенка на ноги. Это у меня болит нещадно. Но я уже держала в поле зрения Илонку. И я понимала, что ей сейчас точно так же плохо, как и мне. И она думает, что ей никто не может или не хочет помочь. Но я-то знаю, что я могу. Да, это меня нагрузит, и мне сейчас совсем не с руки нагружаться еще этим, но я отдавала себе отчет, что я приложу тут усилие какое-то, а для нее мир перевернется. То есть я приложу единицу, а у нее на 10 мир поменяется. И я поняла, что это надо делать - да, трудно, но я могу. Реальная физическая возможность у меня есть, квартира у меня есть, зарплата мужа у меня есть, конечно, я могу своему ребенку купить крутое пианино, а могу целый год кормить еще одного ребенка. И я с одной стороны собираю деньги на реабилитацию своей младшей, а с другой - могу совершенно спокойно выделить деньги на чужого ребенка. Эта возможность есть всегда. Как бы ты сам в чем-то не нуждался, у тебя всегда есть возможность дать.
…
С Илоной. Когда я стала чувствительной к боли, я просто не смогла ее оставить. Я стала чувствовать, как она переживает, как ей плохо. Это стало проявленным для меня. Мне стало труднее оставить чем забрать. До этого я видела, как я ей помогаю. А вот как я ей НЕ помогаю, я видела меньше. А как только увидела - так мы купили еще одну кровать и еще одну кружку, и в нашем доме появился еще один ребенок.
То есть это Ирина спровоцировала мое качественное изменение.
Апдейт из сегодняшней жизни.
Забраный мой ребенок на днях отметила 18 лет, поступила в институт (еще не поздравляйте, нет приказа, но если небо не упадет на землю - то поступила), и... ушла жить отдельно. Мне оооочень неоднозначно на душе. Но посмотрим... Жизнь уже мне доказывала, что не все что мне страшно поначалу - потом плохо заканчивается. Порой очень даже жизнеспособно заканчивается. Даже радостно и красиво. Мы были искренни и мы любим друг друга. А это уже немало. Держу кулаки.
Апдейт еще через год. В ребенке начало буйно прорастать что я садила и думала что не взошло. И умение строить отношения с мужчиной, и благодарность маме (мне), и теплые чувства к биологической маме, и забота о брате-сестрах, и какая-то очень взрослая умеренность в потребностях, и стремление работать. Держу пальцы крестиком, но я очень счастлива на счет приемного ребенка. Она - моя гордость и большая умница.
- Иришка подвинула тебя к тому, чтобы Илону забрать?
- Безусловно. Я как-то слышала, как Илонка говорила Иришке: «Сестричка моя любимая, спасибо, что ты родилась, и мама смогла уйти с работы и забрать меня». Т.е. у нее эта связка реализуется через «уйти с работы».
- А Илона хотела, чтобы ты ее раньше забрала?
- Я думаю - да. Практически все хотят. Но человек не может бежать в нескольких направлениях одновременно. Для меня было важно решить другие задачи своей жизни. Я не представляла как я могу забрать и воспитывать еще и чужого ребенка. Много своих забот, нет лишней руки еще на эту задачу.
- А твое волонтерство и сайт Василек?(Василек - кто не знает - это название моего волонтерского движения и сайта)
- Ну, мы же не только руками работаем. Пока мы моем посуду, мы же все равно думаем о чем-то. Я вот думала о смысле жизни, для чего мы сюда приходим, точно ли мне надо с утра до вечера быть в этой экономике и зарабатывать много денег? Я думала, что где-то сейчас есть люди, у которых этого нет - нет образования, денег, нет дома, нет мамы. Я не желала объять необъятное: помогать взрослым людям или там африканским детям - нет, я понимала границы своих возможностей. Но ребенок, конкретный, один, который за три остановки от меня живет в детском доме, мамы не видит - почему-то же я о нем задумалась, это пришло мне в голову и не уходит. Я ходила на волонтерские мероприятия и возвращалась к этой теме вновь и вновь: а как им помочь, а как сделать так, чтобы у них были мамы. Я очень быстро поняла, что праздники - это суррогат, это лишь то, как мы можем к этому присоединиться, но это не суть, а только форма, возможность приблизиться. Ну вот приблизился, совсем близко уже, двери спокойно открываешь, в детдоме все тебя уже знают. Дальше что? Какая польза? Еще мишек принести?
Это процесс. Я понимала, насколько травмированы эти дети. Но добровольно погружаться в эту боль - кто ж захочет. А я была тогда благополучной, с приличным мужем, двумя детьми, карьерой. Родион меня потренировал, конечно, на предмет соприкосновения с болью, но не критично так. А пока человеку не больно, он не поймет, каково это. И такие люди не виноваты ни в чем, они не черствые, а просто неопытные. Ну как знать душе, что кто-то там где-то плачет, если она боли не знала, если она сама не плакала? А вот когда человек соприкоснулся: умер дедушка, например, он понимает: бывает больно в этом мире.
А есть дети, которые чуть ли не с момента рождения погружаются в эту боль. Они живут в ней. Поэтому они закрываются, отгораживаются, становятся агрессивными и защищаются - кто как может. Мое более широкое видение мира через соприкосновение с болью - пришло позже, никто не бросил меня в 10 лет. Я в детский дом пришла через понимание, через голову. В 25 я стала задумываться, в 28 - пошла в детский дом волонтером, а в 30 - это у меня была тема тем. Мне казалось, что если запустить такую волну по обществу - потому что ж большинство и не знает о том, каково там детям - а вот что важно, так это ширить, раздавать информацию, чтобы все узнавали, понимали и участвовали.
Но в какой-то момент я поняла: а что я-то делала? Занесла 3 мишек? Купила подарков? А ребенка я забрала? Нет! Ну вот и все, закрой рот и не воспитывай никого.
То есть у меня планка к себе достаточно высока. Я требовательна к себе и критична к своим поступкам. В момент, когда я поняла, что ничего не сделала сама, не поменяла в жизни ни одного ребенка, вот тогда я сайт и закрыла. И волонтеров распустила. Все эти движения - это очень легкое прикосновение, волна такая, вроде ты и участвуешь, а толку нет, а сейчас я понимаю, что эти волны приносят больше боли, чем пользы. И проблемы не решают. Конкретного этого ребенка я не взяла к себе домой, не полюбила, не уравняла его в правах на мое сердце со своими детьми. Ну и о чем говорить? Да, я его взяла на немножко (гостевой режим), чуть-чуть погрела, а потом обратно отдала. У меня излишек любви - давайте я вам дам. У меня ровнехонько под счет - все, я больше не дам. И ребенка опять на расстояние. Это тоже работа, это тоже душевный труд.
Да, Илона хотела, но я не могла. Я не видела в себе, как я смогу это сделать. Если человек осознанно решил взять другого ребенка, если это не на волне жалости, а он понимает, что это сложно, то это очень глубокий внутренний шаг, это значит, что он готов носить чужую боль. Это трудно. А я понимала, что это больно. И добровольно - не хотела. И в это время родилась Иришка, и мне стало мегабольно. Но эта моя собственная огромная боль показала мне, что ту-то боль я могу утолить, я в состоянии это сделать. Пока не понятно, кто может утолить мою боль, кто меня сможет вырвать из этого несчастья, кто поможет мне, своих опыта, сил и знаний у меня не было, и нет никого в мире, кто может поставить моего ребенка на ноги. Это у меня болит нещадно. Но я уже держала в поле зрения Илонку. И я понимала, что ей сейчас точно так же плохо, как и мне. И она думает, что ей никто не может или не хочет помочь. Но я-то знаю, что я могу. Да, это меня нагрузит, и мне сейчас совсем не с руки нагружаться еще этим, но я отдавала себе отчет, что я приложу тут усилие какое-то, а для нее мир перевернется. То есть я приложу единицу, а у нее на 10 мир поменяется. И я поняла, что это надо делать - да, трудно, но я могу. Реальная физическая возможность у меня есть, квартира у меня есть, зарплата мужа у меня есть, конечно, я могу своему ребенку купить крутое пианино, а могу целый год кормить еще одного ребенка. И я с одной стороны собираю деньги на реабилитацию своей младшей, а с другой - могу совершенно спокойно выделить деньги на чужого ребенка. Эта возможность есть всегда. Как бы ты сам в чем-то не нуждался, у тебя всегда есть возможность дать.
…
С Илоной. Когда я стала чувствительной к боли, я просто не смогла ее оставить. Я стала чувствовать, как она переживает, как ей плохо. Это стало проявленным для меня. Мне стало труднее оставить чем забрать. До этого я видела, как я ей помогаю. А вот как я ей НЕ помогаю, я видела меньше. А как только увидела - так мы купили еще одну кровать и еще одну кружку, и в нашем доме появился еще один ребенок.
То есть это Ирина спровоцировала мое качественное изменение.
Апдейт из сегодняшней жизни.
Забраный мой ребенок на днях отметила 18 лет, поступила в институт (еще не поздравляйте, нет приказа, но если небо не упадет на землю - то поступила), и... ушла жить отдельно. Мне оооочень неоднозначно на душе. Но посмотрим... Жизнь уже мне доказывала, что не все что мне страшно поначалу - потом плохо заканчивается. Порой очень даже жизнеспособно заканчивается. Даже радостно и красиво. Мы были искренни и мы любим друг друга. А это уже немало. Держу кулаки.
Апдейт еще через год. В ребенке начало буйно прорастать что я садила и думала что не взошло. И умение строить отношения с мужчиной, и благодарность маме (мне), и теплые чувства к биологической маме, и забота о брате-сестрах, и какая-то очень взрослая умеренность в потребностях, и стремление работать. Держу пальцы крестиком, но я очень счастлива на счет приемного ребенка. Она - моя гордость и большая умница.