(no subject)
Мама уехала, и я поселилась в отчем доме. Выгуливаю собаку, тетешкаю кота, упиваюсь мятным чаем. В этот раз мама не оставила своей обычной записки, отдающей живодерством: Свари Чипу лапу. Потри коту яйца. И я сама распоряжаюсь их рационом, из которого украдкой таскаю куски в свои одинокие обеды. Сегодня впервые в жизни сварила рыбу и почему-то удивлена. Мне казалось, эти хековые туши скорее выпрыгнут из кастрюли и споют церковный гимн, чем станут съедобными. Завтра варю куриный фарш. Волнуюсь.
Недавно мама была у нас в гостях. Мы смотрели втроем кино и в какой-то миг сделали паузу. На экране застыло бледное и тревожное лицо героини.
- Ничего себе кегля, - кивнула мама в сторону монитора.
- Это Джулианна Мур, - объяснила я.
Над обеденным столом повисло недоумение. Я думала: почему сразу кегля? Нормальная же актриса. А мама удивлялась, что перечницу, которая выглядит примерно так и сейчас стоит у монитора, зовут Джулианна Мур.
Так наша перечница обзавелась собственным именем.
К приходу мамы Макс пек капустно-грибной пирог. Чтобы было интересней, название блюда и ингредиенты он скрывал до последнего. И когда мама, переступив порог, учуяла капусту, Макс путал следы и говорил, что блюдо икс будет, вообще-то, свекольным. Я тоже хранила тайну. В конце концов, мир красен не только великими загадками, но и крошечными секретами.
А потом задумалась, забылась. И за пять минут до выхода сюрприза из духовки, уперев руки в бока, спросила будничным голосом:
- Ну чо, когда уже достаем пирог?
Потом Макс сказал, что для полноты картины на его укоризненое "Танюша!" надо было ответить: "А чо, я же про грибы ничего не сказала!"
В разведку только с катушкой клейкой ленты.
* * *
А в Харькове я ночью сидела в желтой кухне с черным окном и читала бабулину газету "ЗОЖ". На странице с плодами творчества читателей было стихотворение с таким началом:
Пожилой я человек,
Но душою молод.
И не стынет жар души
Даже в лютый холод.
Физзарядка, бег, вода -
Вот моя отрада...
Возле строчки "физзарядка, бег, вода" энергичным бабулиным почерком дописано: "и ходьба".
В этом - вся бабуля.
Старый шкаф в кухне забит газетами, учебниками химии, потускневшими бумагами. На одной полке стоит несколько икон.
Сестра Женя увлеченно рассказывала, как здорово было бы избавиться от шкафа.
- Выкинули бы оттуда все дерьмо! - и поспешно добавила. - Ну, кроме святых, конечно.
До сих пор смеюсь. Тот случай, когда лучше уже не исправлять.
Женина одногруппница Алина сдавала экзамен по страноведению, мутному предмету, знакомящему с символикой и особенностями англоязычных стран. Преподавательница тщетно пыталась вытянуть Алину на тройку. От несложных вопросов к простейшим - и наконец:
- Скажите хотя бы, кто сейчас президент Соединенных Штатов.
- Ну кто-кто, - ответила девочка. - Ну, Джордж Вашингтон.
- Но как не стыдно! - воскликнула преподавательница.
- А что, - высокомерно сказала Алина. - Я новости не смотрю.
(Последние триста лет, хочется добавить мне.)
Преподавательница сделала еще одну попытку. Показала символ какой-то из стран - алую розу:
- Назовите этот цветок - и идите.
- Хм, - Алина внимательно рассмотрела картинку. - Мак?
А вот если бы специально троллила, хрен бы получилось так блестяще.
Кстати, недавно папа Макса о чем-то воодушевленно разговаривал с Женей, а Макс изредка вставлял ироничные комментарии. После очередного папа сдул седую прядь со лба и, размешивая чай ложечкой, сказал:
- Ты - просто парвеню.
- Кто? - переспросил Макс.
- По-нашему - тролль, - шепотом предположил Артем.
А когда я рассказывала этот эпизод сестре Кате, в моем вольном пересказе начало звучало так:
- И вот папа Макса "тра-та-та, тра-та-та", а Макс - "ля-ля".
Катя поразилась богатству моих художественных средств. А я вспомнила, как она цитировала Лермонтова: "Короче, я не Байрон что-то там..." Да уж, не Байрон, - взревела я тогда от восторга.
А у подъезда пожилые мужчина и женщина, истрепанные жарой и праздниками, обсуждали поэзию.
- Вот Шевченко!
- О да. Як умру, то на могилi шо-то там ревучий.
У другого подъезда поутру были щедро рассыпаны не только обычные пивные крышки, бычки и фантики, но и осколки пластинки "Лебединое озеро". Наверное, эти подростки сочли Чайковского слабоватым, вторичным.
Мамина приятельница, школьный учитель математики, однажды услышала, как учительница музыки торжественно объявляет классу:
- Итак, слушаем сенсанс Чайковского!
Эта приятельница, кстати, в своих рассказах имела неудобную привычку уточнять пространственно-временные детали. Мы все встречали таких людей. Чтобы попасть на порог истории, нужно одолеть бесконечную лестницу подробностей. В среду, ой, нет, в четверг, хотя нет, все же в среду, у меня же было семь уроков, хотя по пятницам у меня тоже семь уроков, но, наверное, все-таки в среду, да, в среду, ой, нет, в эту же среду у нас был короткий день в честь праздника, значит, все-таки в пятницу, ой, как хорошо, когда пятница, можно хоть расслабиться.
- И так всегда, - заметила мама после одной встречи, когда сказки Шахерезады были особенно изнурительны. - Ну, она просто не может иначе. Точность - ее страсть. Она же все-таки математик.
И мрачно добавила:
- Матик-перематик.
* * *
Однако я присела на уши. Прямо как пресловутая Шахерезада. А хотела только про маму. А ведь еще выгуливать собаку Чипа. Все, ушиваюсь в полуночные травы. Добрых снов!
Недавно мама была у нас в гостях. Мы смотрели втроем кино и в какой-то миг сделали паузу. На экране застыло бледное и тревожное лицо героини.
- Ничего себе кегля, - кивнула мама в сторону монитора.
- Это Джулианна Мур, - объяснила я.
Над обеденным столом повисло недоумение. Я думала: почему сразу кегля? Нормальная же актриса. А мама удивлялась, что перечницу, которая выглядит примерно так и сейчас стоит у монитора, зовут Джулианна Мур.
Так наша перечница обзавелась собственным именем.
К приходу мамы Макс пек капустно-грибной пирог. Чтобы было интересней, название блюда и ингредиенты он скрывал до последнего. И когда мама, переступив порог, учуяла капусту, Макс путал следы и говорил, что блюдо икс будет, вообще-то, свекольным. Я тоже хранила тайну. В конце концов, мир красен не только великими загадками, но и крошечными секретами.
А потом задумалась, забылась. И за пять минут до выхода сюрприза из духовки, уперев руки в бока, спросила будничным голосом:
- Ну чо, когда уже достаем пирог?
Потом Макс сказал, что для полноты картины на его укоризненое "Танюша!" надо было ответить: "А чо, я же про грибы ничего не сказала!"
В разведку только с катушкой клейкой ленты.
* * *
А в Харькове я ночью сидела в желтой кухне с черным окном и читала бабулину газету "ЗОЖ". На странице с плодами творчества читателей было стихотворение с таким началом:
Пожилой я человек,
Но душою молод.
И не стынет жар души
Даже в лютый холод.
Физзарядка, бег, вода -
Вот моя отрада...
Возле строчки "физзарядка, бег, вода" энергичным бабулиным почерком дописано: "и ходьба".
В этом - вся бабуля.
Старый шкаф в кухне забит газетами, учебниками химии, потускневшими бумагами. На одной полке стоит несколько икон.
Сестра Женя увлеченно рассказывала, как здорово было бы избавиться от шкафа.
- Выкинули бы оттуда все дерьмо! - и поспешно добавила. - Ну, кроме святых, конечно.
До сих пор смеюсь. Тот случай, когда лучше уже не исправлять.
Женина одногруппница Алина сдавала экзамен по страноведению, мутному предмету, знакомящему с символикой и особенностями англоязычных стран. Преподавательница тщетно пыталась вытянуть Алину на тройку. От несложных вопросов к простейшим - и наконец:
- Скажите хотя бы, кто сейчас президент Соединенных Штатов.
- Ну кто-кто, - ответила девочка. - Ну, Джордж Вашингтон.
- Но как не стыдно! - воскликнула преподавательница.
- А что, - высокомерно сказала Алина. - Я новости не смотрю.
(Последние триста лет, хочется добавить мне.)
Преподавательница сделала еще одну попытку. Показала символ какой-то из стран - алую розу:
- Назовите этот цветок - и идите.
- Хм, - Алина внимательно рассмотрела картинку. - Мак?
А вот если бы специально троллила, хрен бы получилось так блестяще.
Кстати, недавно папа Макса о чем-то воодушевленно разговаривал с Женей, а Макс изредка вставлял ироничные комментарии. После очередного папа сдул седую прядь со лба и, размешивая чай ложечкой, сказал:
- Ты - просто парвеню.
- Кто? - переспросил Макс.
- По-нашему - тролль, - шепотом предположил Артем.
А когда я рассказывала этот эпизод сестре Кате, в моем вольном пересказе начало звучало так:
- И вот папа Макса "тра-та-та, тра-та-та", а Макс - "ля-ля".
Катя поразилась богатству моих художественных средств. А я вспомнила, как она цитировала Лермонтова: "Короче, я не Байрон что-то там..." Да уж, не Байрон, - взревела я тогда от восторга.
А у подъезда пожилые мужчина и женщина, истрепанные жарой и праздниками, обсуждали поэзию.
- Вот Шевченко!
- О да. Як умру, то на могилi шо-то там ревучий.
У другого подъезда поутру были щедро рассыпаны не только обычные пивные крышки, бычки и фантики, но и осколки пластинки "Лебединое озеро". Наверное, эти подростки сочли Чайковского слабоватым, вторичным.
Мамина приятельница, школьный учитель математики, однажды услышала, как учительница музыки торжественно объявляет классу:
- Итак, слушаем сенсанс Чайковского!
Эта приятельница, кстати, в своих рассказах имела неудобную привычку уточнять пространственно-временные детали. Мы все встречали таких людей. Чтобы попасть на порог истории, нужно одолеть бесконечную лестницу подробностей. В среду, ой, нет, в четверг, хотя нет, все же в среду, у меня же было семь уроков, хотя по пятницам у меня тоже семь уроков, но, наверное, все-таки в среду, да, в среду, ой, нет, в эту же среду у нас был короткий день в честь праздника, значит, все-таки в пятницу, ой, как хорошо, когда пятница, можно хоть расслабиться.
- И так всегда, - заметила мама после одной встречи, когда сказки Шахерезады были особенно изнурительны. - Ну, она просто не может иначе. Точность - ее страсть. Она же все-таки математик.
И мрачно добавила:
- Матик-перематик.
* * *
Однако я присела на уши. Прямо как пресловутая Шахерезада. А хотела только про маму. А ведь еще выгуливать собаку Чипа. Все, ушиваюсь в полуночные травы. Добрых снов!