Умберто Эко "Таинственное пламя царицы Лоаны"
"Альтернатива, сынок, - утки..."
"... Всякий букинист и, думаю, всякий коллекционер время от времени грезит о девяностолетней старушке. О такой себе милой старушенции, одной ногой в могиле, безденежной, не на что купить лекарства, приходит договориться о продаже нескольких книжек её прадеда, которые все равно без пользы валяются в подвале. Заходишь главным образом для порядку. И действительно, там около десятка малоценных книг. Наконец ты берешь в руки плохо переплетенный in-folio в пергаментном затасканном переплете, с отскочившими крышками, развязавшейся сшивкой, уголки обгрызены мышами, многочисленные затеки. Тебе бросается в глаза печать в две колонки, готический шрифт. Подсчитываешь строчку за строчкой. По сорок две строки в колонке. Смотришь выходные данные (колофон). Это библия в 42 строки, бублия Гуттенберга, первая книга, когда-либо отпечатанная в Европе. Последний на свете продажный экземпляр (все прочие ээкзеспляры являются охраняемыми экспонатами самых знаменитых библиотек мира), так вот, последняя их этих проданных библий прошла недавно на аукционе за множество миллионов долларов, её купили в складчину японские банкиры и тут же заложили в свой самый надежный сейф. Ещё одна Гуттенбергова библия, не оприходованная в каталогах, попросту не может быть оценена. Просто вот так. Проси за неё сколько хочешь. Проси хоть фантастилион миллиардов.
Ты смотришь на старушечку, понимаешь, что для неё десять тысяч долларов - предел мечтаний, однако тебя начинает мучить совесть, и ты предлагаешь ей сто, даже двести тысяч долларов, на них она сможет роскошествовать всю свою недолгую оставшуюся жизнь. Потом, конечно, дома, над книгой, с дрожащимим руками, тебе придет в голову, что ты понятия не имеешь, как тебе сейчас следует поступить. Чтобы продать её, необходимо обращаться в самый серьезный аукционный дом, где, разумеется, у тебя откусят немалую долю прибыли. То, что останется, уйдет на налоги. Чтобы с книгой не расставаться, необходимо хранить строжайшую тайну. Господи упаси, если распространиться слух. Все существующие книжные воры выстрояться в очередь у дверей дома. Однако что за радость обладать таким несусветным сокровищем и не побесить коллег-коллекционеров, чтобы они все треснули от зависти? А оформить на неё страховку - просто нет таких денег на свете. Ну что, что же? Передать её миланскому горсовету, пусть её выставляют в Сфорцевом замке, в бронированной витрине, с четырьмя полицейскими, охраняющими её с оружием в руках день и ночь? Сможешь приходить смотреть на свое добро через стекла витрины, в компании оравы безработных, которые по социальной карте бесплатно ходят в музеи и пожелают поглазеть на самое дорогое издание на свете. Ты будешь иметь право толкнуть локтем очередного безработного и сообщить ему, что эта книга, честное слово, принадлежит тебе. Ну и стоила ли эта игра свеч?
Поэтому чем мечтать не о Гуттенберге, а об in-folio Шекспира. На несколько нулей меньше, но зато эта книга интересует только коллекционеров, а следовательно, поддается и беспроблемной реализации и беспроблемному хранению. In-folio Шеспира - мечта номер два любого библиофила."
"... Всякий букинист и, думаю, всякий коллекционер время от времени грезит о девяностолетней старушке. О такой себе милой старушенции, одной ногой в могиле, безденежной, не на что купить лекарства, приходит договориться о продаже нескольких книжек её прадеда, которые все равно без пользы валяются в подвале. Заходишь главным образом для порядку. И действительно, там около десятка малоценных книг. Наконец ты берешь в руки плохо переплетенный in-folio в пергаментном затасканном переплете, с отскочившими крышками, развязавшейся сшивкой, уголки обгрызены мышами, многочисленные затеки. Тебе бросается в глаза печать в две колонки, готический шрифт. Подсчитываешь строчку за строчкой. По сорок две строки в колонке. Смотришь выходные данные (колофон). Это библия в 42 строки, бублия Гуттенберга, первая книга, когда-либо отпечатанная в Европе. Последний на свете продажный экземпляр (все прочие ээкзеспляры являются охраняемыми экспонатами самых знаменитых библиотек мира), так вот, последняя их этих проданных библий прошла недавно на аукционе за множество миллионов долларов, её купили в складчину японские банкиры и тут же заложили в свой самый надежный сейф. Ещё одна Гуттенбергова библия, не оприходованная в каталогах, попросту не может быть оценена. Просто вот так. Проси за неё сколько хочешь. Проси хоть фантастилион миллиардов.
Ты смотришь на старушечку, понимаешь, что для неё десять тысяч долларов - предел мечтаний, однако тебя начинает мучить совесть, и ты предлагаешь ей сто, даже двести тысяч долларов, на них она сможет роскошествовать всю свою недолгую оставшуюся жизнь. Потом, конечно, дома, над книгой, с дрожащимим руками, тебе придет в голову, что ты понятия не имеешь, как тебе сейчас следует поступить. Чтобы продать её, необходимо обращаться в самый серьезный аукционный дом, где, разумеется, у тебя откусят немалую долю прибыли. То, что останется, уйдет на налоги. Чтобы с книгой не расставаться, необходимо хранить строжайшую тайну. Господи упаси, если распространиться слух. Все существующие книжные воры выстрояться в очередь у дверей дома. Однако что за радость обладать таким несусветным сокровищем и не побесить коллег-коллекционеров, чтобы они все треснули от зависти? А оформить на неё страховку - просто нет таких денег на свете. Ну что, что же? Передать её миланскому горсовету, пусть её выставляют в Сфорцевом замке, в бронированной витрине, с четырьмя полицейскими, охраняющими её с оружием в руках день и ночь? Сможешь приходить смотреть на свое добро через стекла витрины, в компании оравы безработных, которые по социальной карте бесплатно ходят в музеи и пожелают поглазеть на самое дорогое издание на свете. Ты будешь иметь право толкнуть локтем очередного безработного и сообщить ему, что эта книга, честное слово, принадлежит тебе. Ну и стоила ли эта игра свеч?
Поэтому чем мечтать не о Гуттенберге, а об in-folio Шекспира. На несколько нулей меньше, но зато эта книга интересует только коллекционеров, а следовательно, поддается и беспроблемной реализации и беспроблемному хранению. In-folio Шеспира - мечта номер два любого библиофила."