Плюсовая поэзия. Мой личный топ
Раньше, погуляв на фестивале, я садился и прилежно писал подробный отчет обо всех безобразиях (например, вот про Ярославль в 2009 году). Но я что-то с тех пор отяжелел и обленился. Сходил на плюсовую в выходные и сижу ленюсь. Решил собрать хотя бы мой личный топ впечатлений, людей и текстов за прошедшие выходные и запилить его, как бывалоча, на ЖЖ.
В самом топе впечатлений - сам факт того, что я впервые за четыре года всё-таки попал на фестиваль, который сам когда-то начинал. Там меня представляли как "отца-основателя", но в последние годы я тот еще злостный алиментщик. Так что часть хлопот я постарался с организаторов снять. Провёл презентацию книжки Андрея Наугольного, замечательного прозаика, ушедшего от нас пару лет назад. Посидел на поэтском семинаре, почитал стихов зычным голосом, провёл для приезжих вечернюю культпрограмму в пабе :) А главные моторы теперь там Ната Сучкова, Елена Волкова, Мария Суворова и другие хорошие люди.
На семинаре было совсем немного откровенно плохих стихов, предварительный отбор был, видимо, жесток. По крайней мере, в Липках часто случалось слышать откровенную стихочушь, а тут почти совсем нет. За пару дней тексты, запавшие в память немногочисленны, но они есть:
Маргарита Голубева
(Москва)
* * *
Ce sont les trois Maries
Mes meilleures amies
Il y a la petite Marie
Pour les enfants qu'on met en terre
(Les cloches, Notre Dame de Paris)
Имена для девочек встали вокруг Марии,
лежащей в кровати, нависли над ней, обступили,
и каждая требует воплощенья, еды, борьбы,
и только Мария совсем ничего не хочет.
Жестяная кружка, хоть каплю воды, дружочек,
во рту пересохло, брюхо к хребу прилипло,
и за руки будто кто-то берет и тащит,
и имя ее уже ничего не значит.
А во саду, во саду, где розы и лилии,
девять Марий дитя хоронили.
* * *
В жирный грех обмакивая хлеб,
знать не хочется ничьи детали.
Как умели, перезимовали.
И еще при жизни на земле
мы оплакиваем наши души
крокодильими слезами или
не сегодня-завтра будем лучше,
чем в Эдеме до падений были.
Мария Гладцинова
(Вологда)
***
не зубы режутся - осока
сухое тиканье часов
шатание елей высоких
над головой гудит сквозь сон
шаманское камлание шмеля
шуршащих капель тёплый шёпот
бесшумно падает в песок
и едва слышим тёмный стрёкот
каких-то тайных голосов
там самому себе не веря
от солнца отвернув лицо
под пение клевера и хмеля
и птицы хохот восковой
усни качаясь в колыбели
травы застенчивой лесной
волнению её поверив
секретный сон
вернись домой
в гнездо
невидимое зверю
не пророни ни капли звука
с грибом срастись
и дёрном стань
быть человеком
ужас мука
зачем ты это
перестань
Любовь Колесник
(Тверь)
* * *
Г. В. Нестеровой
Бабушка ворчала: всё про любовь!
Про войну и Сталина напиши,
как в боях за родину лили кровь,
как сурепку ели и камыши,
как до бурой юшки из-под ногтей
разбирали церковь по кирпичам,
как рожали в поле своих детей.
и они не плакали по ночам.
Как сидел на лавке дедуля твой
и, отставив наискосок протез,
вспоминал налет, и моторный вой,
и глаза санитарки, и красный крест.
Напиши, как работали на износ,
как стояла беременной за станком,
тридцать восемь градусов был мороз.
Четверых родила я мирком-ладком,
а сынок-то помер; кричит свекровь,
по щекам его хлещет: дыши, дыши!
В общем ты пиши про свою любовь,
про войну и Сталина не пиши.
Сергей Королёв
(Бабаево)
* * *
В провинциальных страшных городах,
Колючими крещенскими ночами
(Где фонари горели не всегда,
А что горели, рано отключали) -
По всей Вселенной делалось темно,
И ветхий дом в пространство уносило,
И думалось, что смотришь не в окно,
А в чью-то незарытую могилу.
И только печь пугала мертвецов,
И бабушка тесней к огню держалась -
Какое бы дремучее лицо
На аспидном стекле ни отражалось.
Я верю: это было в старину!
И в то, что снова повернется детством
Большая жизнь: я запросто стряхну
Невинную задумчивость младенца,
И повторится вечное кино,
Где бабушка с седыми волосами
И после жизни мы в свое окно
Из смерти в жизнь заглядываем сами.