О версии «Дубровского» в академическом «Театре-Театре»
Оригинал взят у gurianov_pavel в О версии «Дубровского» в академическом «Театре-Театре»
Говорят, что мы зря придираемся к постановкам пермского «Театра-Театра» Бориса Мильграма. Что инсценировка 8 половых актов на фоне иконы Богородицы на сцене государственного академического театра имеет право на существование. То же самое касается и отменённого спектакля о разнообразных формах однополой любви. Нам пишут: «А то договоримся до того, что на сцене будут идти одни спектакли, где женщины будут ходить в кокошниках и разговаривать на старославянском, чтобы не дай бог ни кого не обидеть».
Известный театральный критик Татьяна Тихоновец в facebook так откликнулась на запись главного режиссёра «Театра-Театра» Владимира Гурфинкеля, где он комментирует негодование Евгения Ошмарина (заместителя руководителя Миссионерского отдела Пермской епархии РПЦ):
«Сходите все обязательно. Спектакль изящный и с отличными актерскими работами. Пьеса написана по старой пьесе Шницлера. Просто смешны все эти обвинения. И конечно это никакое не изображение иконы, а глянцевая картинка из набора знаков массовой культуры. Что у людей в головах? Кажется, они сами повернуты на сексе. Я уж прямо боюсь за себя. Неужели я такая развращенная?»
Может быть действительно мы наводим напраслину на выдающийся театр? Сходил недавно не постановку «Театра-Театра» «Бунт» по роману А.С. Пушкина «Дубровский». Чтобы опять не быть заподозренным в ангажированном отношении к этому театру, ниже я приведу не свою рецензию, и не рецензию портала Life «Разврат в пермском театре: за что уволили местного худрука и министра культуры», а статью поклонницы театра и ярой его защитницы - редактора и обозревателя культурных событий журнала «Новый Компаньон» Юлии Баталиной. Баталина и её журнал летом этого года встали на защиту уволенного министрам культуры Пермского края художественного руководителя «Театра-Театра» Бориса Мильграма, освещали акции по борьбе за его возвращение.
Когда Мильграма удалось таки вернуть, Баталина одобрительно прокомментировала это в своём фэуйсбуке.
То есть перед нами текст человека крайне положительно относящегося к творчеству этого театра. Но именно она выпустила следующий текст:
Бессмысленный и беспощадный. В «Сцене-Молот» измазали грязью Владимира Дубровского и искупали в икре Кирилу Петровича Троекурова
«Думается, не одна рецензия на первую премьеру сезона в «Сцене-Молот» выйдет с подобным заголовком, который характеризует не только русский бунт, вынесенный режиссёром Семёном Серзиным в заглавие спектакля по мотивам повести Пушкина «Дубровский», но и сам спектакль.
Перед началом спектакля «Бунт» в фойе «Сцены-Молот» поют и танцуют «цыгане». Начинают с популярных национальных мелодий, но быстро переходят к надрывному городскому романсу, превращающемуся в то, что получило стыдливое название «русский шансон». Когда звенит третий звонок и публика устремляется в зал, «цыган» как раз поёт о том, что Россия должна встать с колен.
«Не похоже это на Театр-Театр», - задумчиво произносят завсегдатаи. Оказывается, эта прелюдия - часть режиссёрского замысла. Семён Серзин трактует историю о самоуправстве барина Троекурова и обречённом сопротивлении произволу со стороны Владимира Дубровского как историю не столько «русского бунта», сколько русского произвола, безнадёжного и безнаказанного во все времена.
Во все-то во все, но особенно - в «лихие девяностые». Именно к этому времени отсылает эстетика спектакля, в которой собраны все самые махровые штампы расцветшего в те годы русского китча.
На пяти плазменных экранах - блины, пельмени, банные веники, самовары, осетры и лососи. А вот и довольная морда помещика Троекурова (артист Сергей Семериков), торчащая из моря чёрной икры. Оглушающий тяжёлый дискотечный Dub действует на нервы, кажется, не только зрителям, но и актёрам, недаром несколько раз за время спектакля со сцены раздаётся: «Выключите музыку!» В лучших традициях русского праздника это мрачное «тыгыдым» перемежается тем самым «шансоном», звучащим не только под гитару, но и в виде, так сказать, «художественного слова»: актёры с профессиональным пафосом и надрывом читают в микрофоны тексты «Я полюбила бандита» и «Наколи мне купола».
Кирила Петрович Троекуров в этом контексте становится наглым рейдером, который в сращении с чиновничеством, силовиками и православной церковью «отжал» у бедного помещика Андрея Дубровского его имение, а Владимир Дубровский - благородным бандитом из романтических текстов «шансона».
Маша Троекурова
К счастью, режиссёр не стал буквально «переводить» повесть Пушкина в реалии конца ХХ века: антураж спектакля - это всё-таки условность, лишённая конкретики. Это условная дикая Россия, в которой обитают «широкие» люди, которых герой Достоевского Дмитрий Карамазов предлагал «сузить». У этих людей всё громко, размашисто и бесшабашно. Бегает, вращая глазами и размахивая топором, «подельник» Дубровского Архип (Семён Бурнышев), истошно воет и верещит няня (Юлия Захаркина).
Троекуров в смачном исполнении Сергея Семерикова откровенно наслаждается изобильным и вольготным жильём: заставляет сопровождающих его «девочек» играть в русскую рулетку, а сам играет с приближёнными в Вильгельма Телля. Весьма узнаваемый новый русский - наполовину из анекдота, но наполовину, увы, из реальности.
Секс Маши и Дубровского
Михаил Орлов, ставший в последнее время главной звездой Театра-Театра, в роли Владимира Дубровского играет превращение тихого интеллигента с сияющими глазами в мелкого гопника, «реального пацана». Вопреки стремлению режиссёра к гротеску, герой получается у актёра психологически убедительным. Мастерства у Орлова не отнять: когда он приходит навестить больного отца, а находит труп, у него так меняется лицо, что сочувствуешь ему несмотря на то, что режиссёр даже самые пафосные моменты стремится свести к хохме.
Это касается и эротической сцены, когда Дубровский и Маша Троекурова страстно перекатываются в грязи (современный театр без грязи - это уже почти нонсенс). Ведь партнёрша Орлова - прекрасная Ирина Мальцева; невозможно не вспомнить эту актрису в главной роли в «Метели» той же «Сцены-Молот» - ещё одной пушкинской инсценировке, не менее современной, но гораздо более тонкой.
Словом, есть, есть в спектакле, которым «Сцена-Молот» открыла театральный сезон, внятные и трогательные моменты, но постепенно их становится всё меньше, а шума, криков, бессмысленной беготни - всё больше. Публика переносит это не слишком благодушно. Первые побеги из зала начинаются минут через 10 после начала безудержной «кичухи». Оставшиеся зрители делятся на тех, кто сочувствует режиссёрской иронии по поводу «русского народного пафоса», и тех, кто принимает всё это всерьёз. И есть опасение, что последние преобладают».
На сайте «Театра-Театра» есть видео-ролики, рекламирующую эту постановку. Я объединил их в один, чтобы можно было получить лучшее представление об этой версии «Дубровского».
Скажу, наконец, своё личное мнение о том что я видел вживую. Это точно не «8 половых актов на сцене» и не пропаганда гомосексуализма как отменённая «Любовь во множественном числе». В этом своя оригинальность, своё видение и т.д. Но это точно не Пушкин. Возникают вопросы к сцене секса Маши и Дубровского в грязи. Я бы сказал, что это имеет право на существование в качестве экспериментальной постановки, в виде частной инициативы. Мне только не понятно, почему государственный академический театр занят постановкой за бюджетные деньги преимущественно экспериментальных постановок? Когда будут показаны академические постановки? И в этом смысле я абсолютно согласен с заслуженными деятелями культуры Перми, поддержавшими увольнение Мильграма, которые в обращении губернатору написали:
«Нас возмущает обилие «спорных» спектаклей в репертуаре театра, то, что нормой стала нецензурная брань, эротика на грани пошлости и насилие на сцене академического некогда театра. Академический театр драмы обязан показывать в том числе образцы классической театральной игры, классической мизансцены и сценографии, литературной речи. Необходимо сохранить место, где взрослые и дети могут приобщиться к шедеврам мировой драматургии в их классической сценической интерпретации. С задачей сохранения классического пространства, воспроизводства традиций художественный руководитель театра драмы справлялся далеко не так успешно, как с задачей организации культурных событий».
Говорят, что мы зря придираемся к постановкам пермского «Театра-Театра» Бориса Мильграма. Что инсценировка 8 половых актов на фоне иконы Богородицы на сцене государственного академического театра имеет право на существование. То же самое касается и отменённого спектакля о разнообразных формах однополой любви. Нам пишут: «А то договоримся до того, что на сцене будут идти одни спектакли, где женщины будут ходить в кокошниках и разговаривать на старославянском, чтобы не дай бог ни кого не обидеть».
Известный театральный критик Татьяна Тихоновец в facebook так откликнулась на запись главного режиссёра «Театра-Театра» Владимира Гурфинкеля, где он комментирует негодование Евгения Ошмарина (заместителя руководителя Миссионерского отдела Пермской епархии РПЦ):
«Сходите все обязательно. Спектакль изящный и с отличными актерскими работами. Пьеса написана по старой пьесе Шницлера. Просто смешны все эти обвинения. И конечно это никакое не изображение иконы, а глянцевая картинка из набора знаков массовой культуры. Что у людей в головах? Кажется, они сами повернуты на сексе. Я уж прямо боюсь за себя. Неужели я такая развращенная?»
Может быть действительно мы наводим напраслину на выдающийся театр? Сходил недавно не постановку «Театра-Театра» «Бунт» по роману А.С. Пушкина «Дубровский». Чтобы опять не быть заподозренным в ангажированном отношении к этому театру, ниже я приведу не свою рецензию, и не рецензию портала Life «Разврат в пермском театре: за что уволили местного худрука и министра культуры», а статью поклонницы театра и ярой его защитницы - редактора и обозревателя культурных событий журнала «Новый Компаньон» Юлии Баталиной. Баталина и её журнал летом этого года встали на защиту уволенного министрам культуры Пермского края художественного руководителя «Театра-Театра» Бориса Мильграма, освещали акции по борьбе за его возвращение.
Когда Мильграма удалось таки вернуть, Баталина одобрительно прокомментировала это в своём фэуйсбуке.
То есть перед нами текст человека крайне положительно относящегося к творчеству этого театра. Но именно она выпустила следующий текст:
Бессмысленный и беспощадный. В «Сцене-Молот» измазали грязью Владимира Дубровского и искупали в икре Кирилу Петровича Троекурова
«Думается, не одна рецензия на первую премьеру сезона в «Сцене-Молот» выйдет с подобным заголовком, который характеризует не только русский бунт, вынесенный режиссёром Семёном Серзиным в заглавие спектакля по мотивам повести Пушкина «Дубровский», но и сам спектакль.
Перед началом спектакля «Бунт» в фойе «Сцены-Молот» поют и танцуют «цыгане». Начинают с популярных национальных мелодий, но быстро переходят к надрывному городскому романсу, превращающемуся в то, что получило стыдливое название «русский шансон». Когда звенит третий звонок и публика устремляется в зал, «цыган» как раз поёт о том, что Россия должна встать с колен.
«Не похоже это на Театр-Театр», - задумчиво произносят завсегдатаи. Оказывается, эта прелюдия - часть режиссёрского замысла. Семён Серзин трактует историю о самоуправстве барина Троекурова и обречённом сопротивлении произволу со стороны Владимира Дубровского как историю не столько «русского бунта», сколько русского произвола, безнадёжного и безнаказанного во все времена.
Во все-то во все, но особенно - в «лихие девяностые». Именно к этому времени отсылает эстетика спектакля, в которой собраны все самые махровые штампы расцветшего в те годы русского китча.
На пяти плазменных экранах - блины, пельмени, банные веники, самовары, осетры и лососи. А вот и довольная морда помещика Троекурова (артист Сергей Семериков), торчащая из моря чёрной икры. Оглушающий тяжёлый дискотечный Dub действует на нервы, кажется, не только зрителям, но и актёрам, недаром несколько раз за время спектакля со сцены раздаётся: «Выключите музыку!» В лучших традициях русского праздника это мрачное «тыгыдым» перемежается тем самым «шансоном», звучащим не только под гитару, но и в виде, так сказать, «художественного слова»: актёры с профессиональным пафосом и надрывом читают в микрофоны тексты «Я полюбила бандита» и «Наколи мне купола».
Кирила Петрович Троекуров в этом контексте становится наглым рейдером, который в сращении с чиновничеством, силовиками и православной церковью «отжал» у бедного помещика Андрея Дубровского его имение, а Владимир Дубровский - благородным бандитом из романтических текстов «шансона».
Маша Троекурова
К счастью, режиссёр не стал буквально «переводить» повесть Пушкина в реалии конца ХХ века: антураж спектакля - это всё-таки условность, лишённая конкретики. Это условная дикая Россия, в которой обитают «широкие» люди, которых герой Достоевского Дмитрий Карамазов предлагал «сузить». У этих людей всё громко, размашисто и бесшабашно. Бегает, вращая глазами и размахивая топором, «подельник» Дубровского Архип (Семён Бурнышев), истошно воет и верещит няня (Юлия Захаркина).
Троекуров в смачном исполнении Сергея Семерикова откровенно наслаждается изобильным и вольготным жильём: заставляет сопровождающих его «девочек» играть в русскую рулетку, а сам играет с приближёнными в Вильгельма Телля. Весьма узнаваемый новый русский - наполовину из анекдота, но наполовину, увы, из реальности.
Секс Маши и Дубровского
Михаил Орлов, ставший в последнее время главной звездой Театра-Театра, в роли Владимира Дубровского играет превращение тихого интеллигента с сияющими глазами в мелкого гопника, «реального пацана». Вопреки стремлению режиссёра к гротеску, герой получается у актёра психологически убедительным. Мастерства у Орлова не отнять: когда он приходит навестить больного отца, а находит труп, у него так меняется лицо, что сочувствуешь ему несмотря на то, что режиссёр даже самые пафосные моменты стремится свести к хохме.
Это касается и эротической сцены, когда Дубровский и Маша Троекурова страстно перекатываются в грязи (современный театр без грязи - это уже почти нонсенс). Ведь партнёрша Орлова - прекрасная Ирина Мальцева; невозможно не вспомнить эту актрису в главной роли в «Метели» той же «Сцены-Молот» - ещё одной пушкинской инсценировке, не менее современной, но гораздо более тонкой.
Словом, есть, есть в спектакле, которым «Сцена-Молот» открыла театральный сезон, внятные и трогательные моменты, но постепенно их становится всё меньше, а шума, криков, бессмысленной беготни - всё больше. Публика переносит это не слишком благодушно. Первые побеги из зала начинаются минут через 10 после начала безудержной «кичухи». Оставшиеся зрители делятся на тех, кто сочувствует режиссёрской иронии по поводу «русского народного пафоса», и тех, кто принимает всё это всерьёз. И есть опасение, что последние преобладают».
На сайте «Театра-Театра» есть видео-ролики, рекламирующую эту постановку. Я объединил их в один, чтобы можно было получить лучшее представление об этой версии «Дубровского».
Click to viewСкажу, наконец, своё личное мнение о том что я видел вживую. Это точно не «8 половых актов на сцене» и не пропаганда гомосексуализма как отменённая «Любовь во множественном числе». В этом своя оригинальность, своё видение и т.д. Но это точно не Пушкин. Возникают вопросы к сцене секса Маши и Дубровского в грязи. Я бы сказал, что это имеет право на существование в качестве экспериментальной постановки, в виде частной инициативы. Мне только не понятно, почему государственный академический театр занят постановкой за бюджетные деньги преимущественно экспериментальных постановок? Когда будут показаны академические постановки? И в этом смысле я абсолютно согласен с заслуженными деятелями культуры Перми, поддержавшими увольнение Мильграма, которые в обращении губернатору написали:
«Нас возмущает обилие «спорных» спектаклей в репертуаре театра, то, что нормой стала нецензурная брань, эротика на грани пошлости и насилие на сцене академического некогда театра. Академический театр драмы обязан показывать в том числе образцы классической театральной игры, классической мизансцены и сценографии, литературной речи. Необходимо сохранить место, где взрослые и дети могут приобщиться к шедеврам мировой драматургии в их классической сценической интерпретации. С задачей сохранения классического пространства, воспроизводства традиций художественный руководитель театра драмы справлялся далеко не так успешно, как с задачей организации культурных событий».