Аксиомы Ансимова
Умер Георгий Павлович Ансимов. Сегодня похороны. Я далеко.
(если не ошибаюсь, это своё фото он считал особенно удачным)
Позволю себе - в качестве печального приношения - опубликовать здесь текст, написанный три года назад к 90-летию Георгия Павловича. Этот текст был написан для буклета, выпущенного Большим театром по случаю юбилея моего учителя, и был напечатан с сокращениями. Сегодня впервые привожу его полностью.
АКСИОМЫ АНСИМОВА
Система театрального образования в России устроена так, что абитуриент редко имеет возможность сам выбирать себе мастера, у которого будет учиться. Так что я бесконечно благодарен той случайности, в силу которой я попал на курс к Георгию Павловичу Ансимову.
Впервые я увидел его на вступительных экзаменах в ГИТИС. Это был импозантный пожилой мужчина лет 70 на вид (как я был удивлён впоследствии, когда узнал, что ему уже за 80!) с непроницаемым и даже немного «колючим» взглядом. Тогда же мы сразу познакомились и с «жёсткой» ансимовской системой преподавания.
Вступительный экзамен по режиссуре проходил следующим образом. Представьте себе: каждому из нескольких десятков поступающих необходимо поставить сценку (непременно на музыку) о Ромео и Джульетте, используя в качестве актёров своих же конкурентов. На всё про всё даётся час. За этот час нужно успеть сходить в библиотеку, выстоять там очередь, отыскать необходимые ноты и, докричавшись до концертмейстера сквозь перебивающих тебя будущих коллег, объяснить ему, где и когда вступать. Ну и ещё, собственно, придумать саму сценку и поставить её. Всего-то. Естественный отбор в действии.
Сказать, что это был ад, то и дело оглашавшийся воплями и даже рыданиями, - это не сказать ничего. Естественно, даже у тех, кому в этом хаосе всё же удалось поставить какую-то сценку, шедевров не наблюдалось. После того, как я, сгорая от стыда, представил свою «работу», Георгий Павлович спросил меня:
- Вы планировали именно такую концовку?
И я почувствовал, что вот сейчас, именно сейчас я сдаю экзамен, а всё, что было до этого - неважно. Не без труда выдержав пронизывающий взгляд Ансимова, я ответил:
- Да.
Взгляд его на одно лишь мгновение потеплел, и я понял, что ответил правильно.
И далее, во время учёбы, Георгий Павлович постоянно, настойчиво внушал нам всё тот же урок: я режиссёр, и значит, я отвечаю за всё. Разницы между «хотел» и «сделал» у режиссёра нет быть не может. Это была первая усвоенная мной профессиональная аксиома.
Как часто начинающие режиссёры, ещё не владеющие техническими основами профессии, любят красиво поговорить о своём понимании произведения. Честь и хвала Георгию Павловичу, терпеливо отучавшему нас от этой пагубной, дилетантской привычки! В театре имеет цену лишь та мысль, которая воплощена театральными средствами. «Всё прочее - литература», - как писал Верлен. Эта, казалось бы, простая истина очевидна, увы, не всем и не всегда. Для нас же, ансимовских учеников, это аксиома. Ещё одна аксиома Ансимова.
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый...
Отсюда, разумеется, не следует, будто Георгию Павловичу были неинтересны наши идеи. Напротив, они были предметом тщательнейшей его заботы. В самой сырой и невразумительной студенческой работе его цепкий взгляд всегда безошибочно выхватывал режиссёрскую мысль - боролся за неё, очищал от шелухи, оберегал как величайшую драгоценность. Сколько раз бывало так, что мастер буквально за несколько секунд едва заметными штрихами делал сцену живой, «звучащей», и аудитория взрывалась аплодисментами, а уж потом по ней проносился изумлённый шепот: «А что он сделал? Что изменилось? В чём фокус?» Но Георгий Павлович - щедрый фокусник, и делал всё для того, чтобы внимательный ученик мог разгадать его «секреты».
Придумывали всё, однако, мы сами - он лишь учил нас, как воплотить на сцене то, что мы придумываем, и никогда не навязывал нам свою трактовку. Это было непрерывное испытание самостоятельностью - осознанное, целенаправленное и даже суровое, ибо самостоятельность не всем по нраву и не каждому по плечу.
Начинаешь ему рассказывать что-то о взаимоотношениях персонажей, он нетерпеливо перебивает:
- А как я это увижу?
Начнёшь объяснять, он снова перебьёт:
- Делайте!
Никогда не забуду, как, уже учась на последнем курсе, я приехал из другого города, где ставил свой дипломный спектакль, в Москву и на входе в ГИТИС столкнулся с Ансимовым.
- Ну что, - спрашивает он, - как постановка?
- Плохо, - отвечаю. - Нахожусь со всеми в конфликте. В театр захожу, как будто ныряю в серную кислоту.
Он улыбнулся:
- Это не плохо, а хорошо. Это значит, что ты - настоящий режиссёр.
Сколько раз потом я вспоминал эти слова, сколько раз они приходили ко мне на выручку в трудную минуту! Это была ещё одна ансимовская аксиома: «Настоящий режиссёр всем мешает, ему ото всех что-то надо, без него всем было бы гораздо лучше, но, к сожалению, без него нельзя. Вы, режиссёры, всегда одиноки. Вы должны рассчитывать только на себя.» Суровый кодекс. Тем, кто воспринял его всерьёз, он порой даже мешает. Но это такая помеха, которая стоит многих преимуществ.
Чаще же всего он повторял следующую аксиому: «Режиссёр должен знать всё». Всё - это всё. Каждую реплику хора, каждую ноту, каждую лигу и каждую фермату, каждый динамический оттенок и каждую паузу. Он должен объяснить тенору, как взять верхнее «до», а художнику по костюмам рассказать, какие нижние юбки носили при дворе Людовика XV. Он должен окружить себя всезнанием, как бронёй, и тогда ему не будет страшна никакая серная кислота. Если хотите рассердить Георгия Павловича, скажите ему: «Я не знаю» или «Я не помню».
Ещё один драгоценный урок, ещё одна драгоценная аксиома. На сцене не может быть ничего второстепенного и случайного. Во время показа студенческих работ Георгий Павлович запросто мог указать на самого неприметного участника массовки и спросить:
- А это кто? А чего он хочет?
И попробуйте не ответить! А ответите - сразу же следующий, коронный ансимовский вопрос:
- А как я это увижу?
Не знаете?
- Тогда зачем он нужен? Уберите его!
Убедительность уроков Георгия Павловича в значительной мере подкреплялась тем фактом, что преподносил он их не только словами, но и невербально - своим личным примером. И тут нельзя не вспомнить его феноменальную музыкальность. Георгий Павлович - человек, способный жить, дышать и мыслить музыкой, а самое главное, заражать этой своей способностью всех окружающих.
Как ни странно, часто бывало так, что труднее всего его музыкальность передавалась тем из студентов, которые уже получили музыкальное образование. На первый взгляд это может показаться парадоксальным - но только на первый взгляд. Дело в том, что Георгий Павлович мыслил и приучал нас мыслить не терциями и не пентахордами, не модуляциями и не каденциями, а событиями - событиями, записанными в музыке.
- Посмотрите, какая тут у господина Гуно в нотах гора! Надо на неё залезать, залезать...
- Этот хулиган, этот негодяй Верди написал тут нам эти три такта: «Трям-тарям-паря-а-ам!» Что здесь происходит, а?
Из этого вопроса: «Что здесь происходит?», которым Георгий Павлович изводил нас так, чтобы у нас выработалась привычка задаваться им всегда и всюду, выводилась ещё одна, очень важная, аксиома. В музыкальном театре музыка должна рождаться из сценического действия, а не наоборот. Любая пауза, модуляция, смена темпа должна быть оправдана сценическим событием, предвосхищена им. Иными словами, музыка должна возникать в ответ на сценические события, а не события происходить потому, что «так написано» в нотах. Это не просто замечательное «ноу-хау», но непременное условие возникновения «эффекта спонтанности», когда музыка рождается «здесь и сейчас», а не является заранее запрограммированным «саундтреком» спектакля. Увы, гораздо чаще приходится видеть, как сценическое действие «плетётся» вслед за музыкой, что ослабляет самые яркие эффекты и придаёт искусственность самым интересным режиссёрским находкам. От этого «системного недостатка», так же как и от многих других, у нас стоит мощная, надёжная «ансимовская прививка».
Режиссёр должен всегда удивлять, быть неожиданным. В январе 2008 г. Георгий Павлович ставит музыкальный спектакль «Гражданка Цветаева». Современная музыка, экспериментальная площадка и... Маститый мэтр, Народный артист СССР, знаменитый хранитель традиций находит дерзкое, даже мальчишеское, и единствено верное режиссёрское решение. Глядя на этот пульсирующий, хлёсткий и в лучшем смысле слова авангардный спектакль, просто отказываешься верить в то, что его создатель уже разменял девятый десяток.
Творческий вечер Ансимова в ГИТИСе... Георгий Павлович готовит новый сюрприз: программу из песен Александра Вертинского, которые исполняет сам, преображаясь в нелепого, влюблённого, старомодного и неприкаянного лирического героя этих песен, безукоризненно владея не только своим голосом, но и всем своим телом!
Это ещё одна, быть может, самая главная ансимовская аксиома: режиссёр должен быть ещё и актёром. Он должен уметь «проиграть» каждую роль - хотя бы только внутри себя. Режиссёр выражает свою мысль через актёра. Без яркой и убедительной актёрской игры театр немыслим. Декорации, костюмы, свет и даже великая музыка - это только «гарнир», «обёртка», за которую можно прятаться, но спрятаться нельзя.
Самое же ценное качество ансимовской педагогики состоит, пожалуй, в том, что Георгий Павлович сообщает своим ученикам не стиль, а метод и уровень. Ансимовские уроки и аксиомы не ломают творческую индивидуальность, а сами подстраиваются под неё, не ограничивают фантазию, а открывают пути для её реализации. Попав однажды в чью-либо голову, они раз и навсегда укореняются там, постоянно подталкивая человека к профессиональному самосовершенствованию и пресекая в зародыше все попытки полениться, схалтурить, «опустить планку».
Спасибо Вам, Георгий Павлович!
* * *
Ну и маленький постскриптум, уже из сегодняшнего дня. Откровенно говоря, в последнее время общались мы редко. Но мне всегда было приятно чувствовать, что где-то там есть Ансимов, что он по-прежнему деятелен и бодр. Прошлым летом я узнал от ГИТИСовских знакомых, что Георгий Павлович снова набрал курс студентов, и меня эта новость очень обрадовала. Но выпустить этот курс ему уже не довелось. Так что мне суждено остаться в числе самых последних его выпускников-режиссёров. И это обязывает ко многому.
Мне будет очень не хватать Вас, Георгий Павлович.
(если не ошибаюсь, это своё фото он считал особенно удачным)
Позволю себе - в качестве печального приношения - опубликовать здесь текст, написанный три года назад к 90-летию Георгия Павловича. Этот текст был написан для буклета, выпущенного Большим театром по случаю юбилея моего учителя, и был напечатан с сокращениями. Сегодня впервые привожу его полностью.
АКСИОМЫ АНСИМОВА
Система театрального образования в России устроена так, что абитуриент редко имеет возможность сам выбирать себе мастера, у которого будет учиться. Так что я бесконечно благодарен той случайности, в силу которой я попал на курс к Георгию Павловичу Ансимову.
Впервые я увидел его на вступительных экзаменах в ГИТИС. Это был импозантный пожилой мужчина лет 70 на вид (как я был удивлён впоследствии, когда узнал, что ему уже за 80!) с непроницаемым и даже немного «колючим» взглядом. Тогда же мы сразу познакомились и с «жёсткой» ансимовской системой преподавания.
Вступительный экзамен по режиссуре проходил следующим образом. Представьте себе: каждому из нескольких десятков поступающих необходимо поставить сценку (непременно на музыку) о Ромео и Джульетте, используя в качестве актёров своих же конкурентов. На всё про всё даётся час. За этот час нужно успеть сходить в библиотеку, выстоять там очередь, отыскать необходимые ноты и, докричавшись до концертмейстера сквозь перебивающих тебя будущих коллег, объяснить ему, где и когда вступать. Ну и ещё, собственно, придумать саму сценку и поставить её. Всего-то. Естественный отбор в действии.
Сказать, что это был ад, то и дело оглашавшийся воплями и даже рыданиями, - это не сказать ничего. Естественно, даже у тех, кому в этом хаосе всё же удалось поставить какую-то сценку, шедевров не наблюдалось. После того, как я, сгорая от стыда, представил свою «работу», Георгий Павлович спросил меня:
- Вы планировали именно такую концовку?
И я почувствовал, что вот сейчас, именно сейчас я сдаю экзамен, а всё, что было до этого - неважно. Не без труда выдержав пронизывающий взгляд Ансимова, я ответил:
- Да.
Взгляд его на одно лишь мгновение потеплел, и я понял, что ответил правильно.
И далее, во время учёбы, Георгий Павлович постоянно, настойчиво внушал нам всё тот же урок: я режиссёр, и значит, я отвечаю за всё. Разницы между «хотел» и «сделал» у режиссёра нет быть не может. Это была первая усвоенная мной профессиональная аксиома.
Как часто начинающие режиссёры, ещё не владеющие техническими основами профессии, любят красиво поговорить о своём понимании произведения. Честь и хвала Георгию Павловичу, терпеливо отучавшему нас от этой пагубной, дилетантской привычки! В театре имеет цену лишь та мысль, которая воплощена театральными средствами. «Всё прочее - литература», - как писал Верлен. Эта, казалось бы, простая истина очевидна, увы, не всем и не всегда. Для нас же, ансимовских учеников, это аксиома. Ещё одна аксиома Ансимова.
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый...
Отсюда, разумеется, не следует, будто Георгию Павловичу были неинтересны наши идеи. Напротив, они были предметом тщательнейшей его заботы. В самой сырой и невразумительной студенческой работе его цепкий взгляд всегда безошибочно выхватывал режиссёрскую мысль - боролся за неё, очищал от шелухи, оберегал как величайшую драгоценность. Сколько раз бывало так, что мастер буквально за несколько секунд едва заметными штрихами делал сцену живой, «звучащей», и аудитория взрывалась аплодисментами, а уж потом по ней проносился изумлённый шепот: «А что он сделал? Что изменилось? В чём фокус?» Но Георгий Павлович - щедрый фокусник, и делал всё для того, чтобы внимательный ученик мог разгадать его «секреты».
Придумывали всё, однако, мы сами - он лишь учил нас, как воплотить на сцене то, что мы придумываем, и никогда не навязывал нам свою трактовку. Это было непрерывное испытание самостоятельностью - осознанное, целенаправленное и даже суровое, ибо самостоятельность не всем по нраву и не каждому по плечу.
Начинаешь ему рассказывать что-то о взаимоотношениях персонажей, он нетерпеливо перебивает:
- А как я это увижу?
Начнёшь объяснять, он снова перебьёт:
- Делайте!
Никогда не забуду, как, уже учась на последнем курсе, я приехал из другого города, где ставил свой дипломный спектакль, в Москву и на входе в ГИТИС столкнулся с Ансимовым.
- Ну что, - спрашивает он, - как постановка?
- Плохо, - отвечаю. - Нахожусь со всеми в конфликте. В театр захожу, как будто ныряю в серную кислоту.
Он улыбнулся:
- Это не плохо, а хорошо. Это значит, что ты - настоящий режиссёр.
Сколько раз потом я вспоминал эти слова, сколько раз они приходили ко мне на выручку в трудную минуту! Это была ещё одна ансимовская аксиома: «Настоящий режиссёр всем мешает, ему ото всех что-то надо, без него всем было бы гораздо лучше, но, к сожалению, без него нельзя. Вы, режиссёры, всегда одиноки. Вы должны рассчитывать только на себя.» Суровый кодекс. Тем, кто воспринял его всерьёз, он порой даже мешает. Но это такая помеха, которая стоит многих преимуществ.
Чаще же всего он повторял следующую аксиому: «Режиссёр должен знать всё». Всё - это всё. Каждую реплику хора, каждую ноту, каждую лигу и каждую фермату, каждый динамический оттенок и каждую паузу. Он должен объяснить тенору, как взять верхнее «до», а художнику по костюмам рассказать, какие нижние юбки носили при дворе Людовика XV. Он должен окружить себя всезнанием, как бронёй, и тогда ему не будет страшна никакая серная кислота. Если хотите рассердить Георгия Павловича, скажите ему: «Я не знаю» или «Я не помню».
Ещё один драгоценный урок, ещё одна драгоценная аксиома. На сцене не может быть ничего второстепенного и случайного. Во время показа студенческих работ Георгий Павлович запросто мог указать на самого неприметного участника массовки и спросить:
- А это кто? А чего он хочет?
И попробуйте не ответить! А ответите - сразу же следующий, коронный ансимовский вопрос:
- А как я это увижу?
Не знаете?
- Тогда зачем он нужен? Уберите его!
Убедительность уроков Георгия Павловича в значительной мере подкреплялась тем фактом, что преподносил он их не только словами, но и невербально - своим личным примером. И тут нельзя не вспомнить его феноменальную музыкальность. Георгий Павлович - человек, способный жить, дышать и мыслить музыкой, а самое главное, заражать этой своей способностью всех окружающих.
Как ни странно, часто бывало так, что труднее всего его музыкальность передавалась тем из студентов, которые уже получили музыкальное образование. На первый взгляд это может показаться парадоксальным - но только на первый взгляд. Дело в том, что Георгий Павлович мыслил и приучал нас мыслить не терциями и не пентахордами, не модуляциями и не каденциями, а событиями - событиями, записанными в музыке.
- Посмотрите, какая тут у господина Гуно в нотах гора! Надо на неё залезать, залезать...
- Этот хулиган, этот негодяй Верди написал тут нам эти три такта: «Трям-тарям-паря-а-ам!» Что здесь происходит, а?
Из этого вопроса: «Что здесь происходит?», которым Георгий Павлович изводил нас так, чтобы у нас выработалась привычка задаваться им всегда и всюду, выводилась ещё одна, очень важная, аксиома. В музыкальном театре музыка должна рождаться из сценического действия, а не наоборот. Любая пауза, модуляция, смена темпа должна быть оправдана сценическим событием, предвосхищена им. Иными словами, музыка должна возникать в ответ на сценические события, а не события происходить потому, что «так написано» в нотах. Это не просто замечательное «ноу-хау», но непременное условие возникновения «эффекта спонтанности», когда музыка рождается «здесь и сейчас», а не является заранее запрограммированным «саундтреком» спектакля. Увы, гораздо чаще приходится видеть, как сценическое действие «плетётся» вслед за музыкой, что ослабляет самые яркие эффекты и придаёт искусственность самым интересным режиссёрским находкам. От этого «системного недостатка», так же как и от многих других, у нас стоит мощная, надёжная «ансимовская прививка».
Режиссёр должен всегда удивлять, быть неожиданным. В январе 2008 г. Георгий Павлович ставит музыкальный спектакль «Гражданка Цветаева». Современная музыка, экспериментальная площадка и... Маститый мэтр, Народный артист СССР, знаменитый хранитель традиций находит дерзкое, даже мальчишеское, и единствено верное режиссёрское решение. Глядя на этот пульсирующий, хлёсткий и в лучшем смысле слова авангардный спектакль, просто отказываешься верить в то, что его создатель уже разменял девятый десяток.
Творческий вечер Ансимова в ГИТИСе... Георгий Павлович готовит новый сюрприз: программу из песен Александра Вертинского, которые исполняет сам, преображаясь в нелепого, влюблённого, старомодного и неприкаянного лирического героя этих песен, безукоризненно владея не только своим голосом, но и всем своим телом!
Это ещё одна, быть может, самая главная ансимовская аксиома: режиссёр должен быть ещё и актёром. Он должен уметь «проиграть» каждую роль - хотя бы только внутри себя. Режиссёр выражает свою мысль через актёра. Без яркой и убедительной актёрской игры театр немыслим. Декорации, костюмы, свет и даже великая музыка - это только «гарнир», «обёртка», за которую можно прятаться, но спрятаться нельзя.
Самое же ценное качество ансимовской педагогики состоит, пожалуй, в том, что Георгий Павлович сообщает своим ученикам не стиль, а метод и уровень. Ансимовские уроки и аксиомы не ломают творческую индивидуальность, а сами подстраиваются под неё, не ограничивают фантазию, а открывают пути для её реализации. Попав однажды в чью-либо голову, они раз и навсегда укореняются там, постоянно подталкивая человека к профессиональному самосовершенствованию и пресекая в зародыше все попытки полениться, схалтурить, «опустить планку».
Спасибо Вам, Георгий Павлович!
* * *
Ну и маленький постскриптум, уже из сегодняшнего дня. Откровенно говоря, в последнее время общались мы редко. Но мне всегда было приятно чувствовать, что где-то там есть Ансимов, что он по-прежнему деятелен и бодр. Прошлым летом я узнал от ГИТИСовских знакомых, что Георгий Павлович снова набрал курс студентов, и меня эта новость очень обрадовала. Но выпустить этот курс ему уже не довелось. Так что мне суждено остаться в числе самых последних его выпускников-режиссёров. И это обязывает ко многому.
Мне будет очень не хватать Вас, Георгий Павлович.