places.
На Итальянском мостике мы встречались и каждый раз всё было по-новому. Иногда я даже дарил тебе ненужный цветочек. А еще стояли под живым тогда стадионом Кирова на Крестовском острове и нас чуть не придавила отвалившаяся штукатурка, была гроза. Потом я обнял тебя впервые, может быть, счастливейший момент в моей жизни. А еще гуляли с другом по темной Ваське и пили темную ваську. Или помнишь, сидели в дворике на Тучковом, слушали Гришковца, глядели на лучшего оттенка голубого небо и думали, что жизнь хороша, пока хорошо. Проводили время в тёплой общаге на Кораблестроителей, каждый раз, поднимаясь на эскалаторе на Приморскую, я ждал Залива и тебя - теперь там всё застроено и ничего не видно.
Чем дальше в прошлом, тем черно-белее, отстраненнее и будто не со мной. Словно не я ходил один на втором курсе по морозному Невскому и как будто не я работал там же и жил на Парке Победы. Мы пили пиво в этом парке, а потом справляли нужду около памятника безгрудой Зое Космодемьянской. Я встречался и провожал, ждал, надеялся и прыгал. Время в районе Девяткино, чуть не погубившее мой рассудок. Или кафе «Зум» на Гороховой, где подают счёт в старых книжках, а меню всё в молескинах. Рисовали на снегу надпись «Радиохед», а потом криво фотографировали на плёночный «Зенит».
Ждал тебя на Маяковской, потом мы шли до Кирочной, или на Рубинштейна. Ездили в Сестрорецк и Кронштадт, в Выборг и Павловск. Шли ночью по Савушкина, пили яичный ликёр и орали «Пятницу». На Черной Речке решили, что мы, во что бы то ни стало, друзья навек. В Купчино страшно было идти домой, на Ломоносовской было весело и холодно в комнате. На Каменноостровском зябко, зато близко к метро и очень одиноко.
Бесконечное число встреч, расставаний, терабайты прослушанной и смело ассоциированной музыки, миллион запечатленных моментов, тысячи запахов; люди, места, районы, запахи, чувства.
Это всё Питер.
Чем дальше в прошлом, тем черно-белее, отстраненнее и будто не со мной. Словно не я ходил один на втором курсе по морозному Невскому и как будто не я работал там же и жил на Парке Победы. Мы пили пиво в этом парке, а потом справляли нужду около памятника безгрудой Зое Космодемьянской. Я встречался и провожал, ждал, надеялся и прыгал. Время в районе Девяткино, чуть не погубившее мой рассудок. Или кафе «Зум» на Гороховой, где подают счёт в старых книжках, а меню всё в молескинах. Рисовали на снегу надпись «Радиохед», а потом криво фотографировали на плёночный «Зенит».
Ждал тебя на Маяковской, потом мы шли до Кирочной, или на Рубинштейна. Ездили в Сестрорецк и Кронштадт, в Выборг и Павловск. Шли ночью по Савушкина, пили яичный ликёр и орали «Пятницу». На Черной Речке решили, что мы, во что бы то ни стало, друзья навек. В Купчино страшно было идти домой, на Ломоносовской было весело и холодно в комнате. На Каменноостровском зябко, зато близко к метро и очень одиноко.
Бесконечное число встреч, расставаний, терабайты прослушанной и смело ассоциированной музыки, миллион запечатленных моментов, тысячи запахов; люди, места, районы, запахи, чувства.
Это всё Питер.