Уходя, закройте дверь
Первая дверь была синего цвета, по её краям неизвестный маляр провел белую полосу в ладонь шириной. Ветер с солеными брызгами давно изъел краску. Ржавый навесной замок выглядел внушительно, но выполнял, скорее, декоративную функцию: болты в петлях держались на честном слове. К этой двери в старом, давно заброшенном сарае, вела извилистая тропинка сначала мимо эллингов, потом прямо по развалинам небольшого рыбозавода. Дальше путь уходил вверх на живописный известняковый клиф, прочь от скромного оплота цивилизации - нашего городка. Во время прилива волны останавливались в нескольких метрах от порога сарая, а в отлив вода уходила на приличное расстояние, раскрывая водоросли и песчаное дно.
Дождливый наш рыбацкий городок на берегу северного моря уже которое десятилетие приходил в упадок. Раньше дорога с запада на восток бежала по побережью, где-то через двадцать километров после городка круто поворачивала на юг, прыгала через перевал и уходила на столицу. Тогда жизнь кипела - рыба и морепродукты пользовались большой популярностью, работало шесть ресторанов и даже гостиница на десять номеров. Но где-то полвека назад построили шоссе в обход, и весь поток переехал на современные четыре полосы. Гостей становилось меньше и меньше, редел заработок, а вместе с заработком и население: молодые люди уезжали, и память о них улетучивалась, словно дым от гаснущей головешки.
Теперь полтысячи обитателей городка были предоставлены сами себе. Рыбаки ходили в море, их жены занимались хозяйством, пара пожилых учительниц учили детишек в небольшой школе при муниципалитете. Каждое утро на набережную приезжал фургон и приобретал свежий улов, чтобы отвезти его на рынок в тридцати километрах. Обычный день проходил за обычным днем, и всё стало таким обычным, что жители приспособились к однообразию.
Нельзя сказать, что городок был совсем непривлекателен. Он уютно спускался из зеленой долины в песчаную бухту, развернутую на север. С запада и с востока его окружили величественные отвесные скалы, которые поднимались от уровня моря метров на шестьдесят-семьдесят и исчезали вдоль побережья в туманной дали. Над частью пляжа еще много лет назад построили добротный деревянный променад, к которому примыкали разные лавки, в том числе и мой ресторан. До променада вела тропинка из центра города, откуда расходились несколько рядов улиц.
Практически весь городок состоял из побеленных каменных домов с синими деревянными наличниками на окнах и симпатичными палисадниками, насколько можно было сохранять симпатичным их внешний вид, когда ветер сменяется моросью, морось ливнем, ливень снегом, и лишь изредка сквозь облака показывается солнце.
Променад упирался в средневековую гранитную гавань и небольшой форт. Форт служил символом городка и время от времени помогал оживлять наше неторопливое существование.
Где-то раз в две недели возле мэрии появлялся автобус с туристами, жаждущими посетить главную достопримечательность и, при случае, сделать кружок на катере по морю. В свое время заезжий историк наслушался местных преданий и внес форт в путеводитель по региону, отчего сооружение стало вызывать сдержанный ажиотаж, не всегда понятный местным. Размеры форта были скромные. Это была по сути башня Мартелло. Наверху в паз вложили пушку, на первом и промежуточном этажах по ходу винтовой лестницы выставили какое-то пыльное наследие городка - кто что нашел у себя на чердаке.
Собственно, смотреть в городке было больше нечего, разве что пройтись вверх на восточный клиф к видавшему виды маяку и забраться на него, если смотритель Карл был трезв и в добром расположении духа. Или же догулять на западный клиф с тремя дольменами, обогнув неопрятные руины на окраине, в том числе и сарай с синей дверью.
Ради редких гостей возле остановки автобуса расположилась будка со слегка покосившейся табличкой «Туристическое бюро». В ней работала, а, в основном, отдыхала за госдотации, крупная и добродушная барышня средних лет с очень подходящим именем Дора. В отсутствие туристов Дора, переваливаясь, днями прогуливалась по променаду, придирчиво рассматривала его состояние, весело ругалась со служителем форта Марком, собирала водоросли с пляжа, и, умаявшись, заходила ко мне выпить чашку кофе, выкурить сигарету и пропустить рюмку-другую коньяка. Когда было слишком ветрено и дождливо, она, как правило, сокращала активность и сразу же переходила к финальной части программы.
Ресторанчик достался мне от отца. Собственно, я в нем вырос и прошёл, как говорят, все стадии взросления. Распорядок стал частью нервной и кровеносной системы, все нейроны в голове подчинялись распорядку. Подъем, открыть жалюзи, протереть пол, расставить стулья, протереть столы, вынести столы на улицу, раскрыть навес, раскрыть зонтики, зажечь газовые обогреватели, расставить пепельницы, поставить соль-перец и салфетки, вставить меню в держатели, написать блюдо дня мелом на доске, и так крутиться до вечера, а дальше - в обратном порядке. По достижении 12 лет, когда я более-менее окреп, на меня легла почетная обязанность вечерами разводить по домам подвыпивших горожан, чаще всего они опирались ладонью о мою голову. Самых недвижимых отец развозил с черного входа на мотоцикле с коляской, пока мать закрывала кухню, отпускала поваров, приводила в порядок помещение, смотрела кассу и личный кабинет на сайте банка.
В нечастое свободное время я бегал по скалам или читал книжки. Тут надо сказать спасибо мэрии - они сохранили приличную библиотеку со старых времен. Так что любовь к бумаге осталась навсегда, да и местные детишки неохотно переходили на смартфоны и планшеты, несмотря на то, что в центре уже открылся магазин сотовой связи.
К своему тридцатилетию я оказался с рестораном один на один, со всеми его бедами и радостями, но твердо решил: пусть он продолжает жить на пустынном, вечно влажном променаде из просмоленного дерева. Наша семья владела рестораном полтора века, а память я предавать не собирался. В любом случае, горожане отбивают его содержание хотя бы выпивкой и закуской, а раз в две недели я срываю куш с помощью голодных заезжих туристов. Им можно рассказать байки про форт и маяк, поинтересоваться новостями из столицы, да продать нехитрые сувениры - открытки, магнитики, глиняные кружки и что-нибудь из местного рукоделия, если местные рукодельницы найдут для него паузу в борьбе с вечным ненастьем за красоту палисадника.
В день своего тридцатилетия я проснулся рано утром. Поздравлять меня никто не собирался, да я и не звал. Вообще у нас в городке есть две крайности. Либо именинник никому ничего не говорит, и все делают вид, что сами позабыли, либо закатывается шумный праздник с музыкой и плясками, после которого приходится полночи убирать помещение, а Дора еще полдня ворчит про замусоренный променад. Еще с вечера я сообщил поварам и официанту, что будет выходной, поэтому рабочие вопросы меня совершенно не беспокоили.
Я спустился вниз к бару, взял с полки самый дорогой коньяк, солидно плеснул себе в бокал и пошел с ним к холодильнику за лимоном, на ходу открывая жалюзи, чтобы посмотреть погоду. На улице было облачно и моросил мелкий дождь, прилив подошел близко, прямо до лесенки на пляж, дымка скрывала горизонт, море спокойно плескалось, слева в гавани покачивались катерки. Степенный бородатый Марк сидел под навесом на стуле у входа в форт и курил трубку. Рядом с ним на бочке дымилась чашка кофе. Бочку он прикатил откуда-то для антуража и продавал с нее билеты, считая, что таким образом подкрепляет свой «пиратский имидж». Мнение туристов никто не замерял, местные посмеивались, но Марку, как и всем жителям городка было добродушно все равно.
Больше в округе не было ни души.
Я еще раз проверил табличку «Сегодня не работаем» на входной двери, открыл холодильник, снял пленку с тарелки с нарезкой лимона и закусил. Кислый сок согнал остатки сна, а следом приятно лег мягкий коньяк.
Что ж, с днем рождения.
Я вернулся к бару, оглядел помещение, залил коньяк во фляжку и накинул дождевик. Не то, чтобы я задумывал эту прогулку заранее. Просто мы всё детство играли в развалинах рыбозавода. Когда-то там делали консервы из сардин, но дело рухнуло, не выдержав глобальной конкуренции. Мой дед там был вроде техника по производству, но он не сильно любил об этом распространяться. С заброшенного сарая с синей дверью мы прыгали точно, но внутрь не забирались - почему, я не знаю. По-моему, там висела табличка «Не входить, убьет», и мы её очень боялись. Сегодня я подумал, что стоит прогуляться и поглядеть, что там все-таки внутри.
Я закрыл жалюзи, положил фляжку в задний карман джинсов, накинул капюшон дождевика и вынырнул в пасмурную морось. Запер дверь ресторана и пошел налево по променаду. Перешел по мостику, кивнул Марку, обогнул форт, прошел через гавань, спрыгнул вниз на песок и вырулил вверх к тропинке. Руины рыбозавода остались практически нетронутыми с моего детства, горожане уважали это место и даже не сорили там. Я прошел наискось, перелез через остаток фундамента и неловко съехал по скользкому камню практически ко входу в сарай.
Я подергал замок. Расхлябанные болты глухо вывалились из стены, и вся конструкция упала в песок. Старое дерево хрустнуло. Я толкнул дверь и решительно шагнул внутрь.
Скрежет, вспышка, и я вышел в солнечный свет.
***
Зрение на время пропало. Я инстинктивно попятился, но сзади раздался мягкий щелчок английского замка. Секунд через десять перед глазами стали проступать очертания неожиданного и незнакомого места. Я медленно поворачивался, фиксируя панораму. Позади была хозяйственная постройка из темного камня с черепичной крышей, небольшими оконцами и коричневой дверью с черной полосой по периметру. Я подергал за ручку, постучал ладонью по дереву, но тщетно - к надежности этой двери относились куда щепетильнее, чем ко входу в мой сарай. Коврика на ступеньках не было, ключа под ним - тоже. Положение казалось странным.
Постройка покоилась на мощном фундаменте, врытом прямо в песок, а за постройкой раскинулось море. Спокойное море, в котором отражалось пронзительное голубое небо с легкими перьями облаков. Солнце беспечно стояло в зените. Широкий пляж метров в десять шириной тянулся практически прямой линией из стороны в сторону и, приподнимаясь на метр, переходил в берег, устланный степной травой, пестрыми цветами и редкими колючими кустами. Ни гор, ни скал не было видно, сколько хватало взора. Где-то в километре с обеих сторон к морю вплотную подходил хвойный лес. Некоторые деревья завалились на пляж, куда из моря вынесло живописные коряги, похожие на скелеты драконов.
Был штиль, ни дуновения. Увязая в сухом песке, я вскарабкался наверх и огляделся. Впереди виднелась деревушка из таких же каменных домов с черепичными крышами. Правда, люди куда-то попрятались, только периодически лаяла собака и вдалеке шумел поезд. Проще говоря, картина была пасторально-умиротворяющая.
Что-то лежало в траве. Я подошел ближе и обнаружил рабочую куртку цвета хаки, которая рукавом зацепилась за куст. И на вид, и на ощупь она была вполне добротная и почти новая. Плотная, но легкая, на мощной молнии, с большими карманами. Я снял дождевик, нацепил куртку, свернул дождевик в тугой рулон и засунул в левый карман.
В правом кармане куртки лежал раскладной нож. Я достал его, повертел и открыл. Отметки изготовителя не было, просто крепкий нож, лезвие из нержавеющей стали длиной где-то в сто миллиметров, с деревянной ручкой. И лишь вензель поперек лезвия: две пересекающихся окружности ближе к острию и знак бесконечности ближе к рукоятке.
Что ж, неплохая находка, подумалось мне. Но пора бы пойти в деревню, попытаться узнать, что здесь происходит, что это за место, где я столь внезапно оказался. На вопрос как я здесь оказался, наверное, мне вряд ли бы ответили, но настала пора получить минимальные сведения. Я отхлебнул из фляжки и пошел по хрустящей жесткой траве в сторону жилых домов, размышляя, насколько странно ведет себя человеческая психика. Не было ни паники, ни ощущения, что я сплю или сошел с ума. Сознание погрузилось в густой кисель недоумения и отказывалось давать какие-то оценки происходящему - просто затаилось и наблюдало. Погода была прекрасная, не то что в моем городке, куртка удобная, коньяк вкусный, а нож в кармане придавал уверенность. Впрочем, не могу сказать, что обладал какими-то выдающимися способностями в ножевом бою.
Тем временем, безмятежный пейзаж стал немного оживляться. Между домами появились две фигуры, которые какой-то странной походкой двинулись в мою сторону. Рядом с ними семенила собака, но с такого расстояния было сложно углядеть породу. Явно не из благородных. У одной из фигур в руке была то ли палка, то ли обломок трубы. Вид этих местных жителей несколько контрастировал с окружающей благостью.
Интересно, подумал я, на каком языке они разговаривают? Удастся ли наладить контакт?
Мы сближались. Это оказались два парня моего возраста, в не очень опрятной одежде, со всклокоченными волосами: такой типаж помощника фермера. Лица были вроде похожие, но братьями я их бы не назвал. Скорее всего это феномен небольшой деревни, где все в итоге оказываются друг другу родственниками. Действительно, у левого был в руках обломок трубы, и это сразу мне не понравилось. Мы остановились метрах в двадцати друг от друга. Собака тут же села и принялась остервенело чесать ухо задней лапой.
Правый селянин наклонил голову вправо, левый - влево. Они смотрели на меня напряженно и как будто надувались. Было в их позе что-то угрожающе трагикомичное.
- Добрый день, - как можно дружелюбнее начал я, - я немного заблудился, не подскажете, как называется эта деревня?
Левый поджал губы, а правый смачно плюнул в траву.
- Нет, ты только посмотри. - сказал левый, - ты только представь себе.
- Невероятно, - ответил правый и размял пальцы.
У них был странный говор, по крайней мере для моих мест, но говорили они на моем языке. Вот то, что они говорили, было не слишком понятно.
- Простите?
- То есть ты, - начал буквально выбивать слова левый, - после всего того, что ты натворил, ты решил вернуться?
- Да еще спрашивать «что это за деревня»? - передразнил правый. - По-моему, это перебор, тебе не кажется?
- Может. Ты. Хочешь. Повторить? - отчеканил левый, - Не выйдет. Мы ждали.
- Мы готовились, - поддакнул правый, - так что вряд ли тебе удастся.
Ко мне немного вернулся дар речи.
- Ребят, - сказал я растерянно, - я здесь в первый раз и каким-то чудным образом. Не понимаю, о ком вы говорите. Но точно не обо мне.
Двое секунд пять смотрели на меня, не моргая, а потом синхронно, как-то неестественно захохотали, запрокидывая голову. Собака пару раз гавкнула.
Отсмеявшись, они резко замолчали и снова пристально посмотрели на меня со страшной серьезностью.
- Не стоило, правда не стоило, - как-то устало сказал правый, разминая шею.
Левый метнул трубу мне прямо в голову. Я увернулся, и удар пришелся в плечо. Правый несколькими звериными прыжками очутился рядом и с силой впечатал кулак в нос. Брызнула кровь, я чудом устоял на ногах, увернулся от второго удара, попытался подсечь нападавшего, но увидел, что левый уже вот-вот присоединится к процессу. Собака подскочила, но не укусила, а только прыгала вокруг.
Я всегда бегал лучше, чем дрался. И, как я уже говорил, бегал вверх-вниз по горам вокруг нашего городка, в итоге неплохо натренировавшись. Поэтому линять с этого представления мне показалось лучшим выходом.
Я помчался в единственном знакомом направлении к строению на берегу, и равнинные жители - мои преследователи - сразу же отстали. Оставалось надеяться, что магия сработает и в этот раз, хотя единственное, что крутилось в моем сознании - это щелчок английского замка и крепкая дверь. Придется ломать, думал я на бегу, перескакивая через кусты, уже как-то привыкнув к факту, что за дверьми сегодня скрываются немного необычные вещи. Сзади слышался топот и тяжелое дыхание. Собака миролюбиво неслась рядом, видимо приняв происходящее за какое-то веселое соревнование. Кровь из носа забрызгала всю рубашку.
Оставались последние метры. На мою удачу, видимо кто-то побывал там и подобрал ключ: коричневая дверь с черной полосой была слегка приоткрыта. Рывок, я здоровым плечом распахнул ее, ворвался внутрь и захлопнул за собой.
Щелкнул английский замок. Вспышка, прыжок, и я снова оказался снаружи.
***
Я оказался снаружи на окраине какой-то стройплощадки, прямо в куче производственного мусора. Но это еще полбеды. Только я успел отдышаться, как увидел, что с пригорка в мою сторону бежит громила метров двух ростом и килограммов ста пятидесяти весом, во всем черном, с красной маской на лице и бейсбольной битой в руке. Он был еще на приличном расстоянии, но было сложно сомневаться в его намерениях.
Да что ты будешь делать, нервно подумал я, вытер рукавом куртки окровавленный нос - благо кровь внезапно перестала идти - и стал озираться в поисках чего-нибудь тяжелого.
Громила приближался и ревел нечленораздельное. Маска его напоминала дешевые фильмы ужасов, но сейчас было совсем не до смеха. Я быстро обернулся и увидел, что за мной захлопнулась зеленая дверь с желтой полосой. В этом мире вечерело, стройка была безжизненной, как будто подрядчик проворовал все деньги и смылся в неизвестном направлении.
- Вабава! - орал громила, а я наконец увидел арматурину, схватил ее и прижался спиной к двери, готовясь к неизбежной финальной схватке: силы были катастрофически неравны.
В этот момент с пригорка раздался свист. Громила затормозил, встал как вкопанный и даже маска его будто выражала недоумение. Я посмотрел вверх и увидел, что свистела рыжеволосая девушка, в просторном зеленом сарафане и кожаной куртке. Она стала неторопливо спускаться вниз, а громила оглядывался то на нее, то на меня и время от времени поглаживал биту.
- Ты не за того его принял, Барк, - прокричала девушка громиле и похлопала себя по правой щеке. Её акцент был другим, чем у моих предыдущих знакомых, хотя и не такой заметный. Похоже, на моем языке разговаривают за многими дверьми. Что ж, по крайней мере вопросы коммуникаций отчасти решены.
- Вабава? - с сомнением спросил громила и повернул свою маску в мою сторону, вроде как внимательно рассматривая.
Я инстинктивно потрогал лицо, да действительно, у меня родинка на правой щеке. Вопросы оставались без ответов.
- Не бойся. - сказала девушка, встав посередине между мной и так называемым Барком. - Он добрый, не на тебя злится. То есть, он злится справедливо, хоть и добрый, и может побить даже старушку, если она его расстроит, но в нашем случае он просто обознался.
- Неплохой подход к людям, - заметил я, отбросив арматурину и вытирая пот со лба свернутым дождевиком. - Добрый вечер. Я не очень понимаю, как я тут оказался. Впрочем, и до этого я как-то оказывался в странных обстоятельствах.
- Бывает, - сказала девушка и мило улыбнулась. - Некоторых это пугает, они теряют присутствие духа, забиваются куда-нибудь и трясутся. Но я смотрю, ты пробирался с боями.
- Два благородных джентльмена и собака пытались меня ударить сначала трубой, а потом кулаками, - пожаловался я, - не постаравшись даже объясниться в своих чувствах. Слава богу, хоть собака не кусалась.
- Они тоже перепутали, - ласково проворковала моя спасительница, - так бывает.
Я подергал ручку двери, вставленной в бетонный блок недостроя, она была ожидаемо закрыта. Девушка покачала головой.
- Барк, - сказала она громиле, - иди домой, всё в порядке. Дома ужин, тебе пора ужинать. Будут блинчики с вареньем.
- Вабава! - радостно вскричал громила и резво, почти вприпрыжку (насколько это можно с такими габаритами), поскакал вверх по склону. На ходу он снял с себя маску и засунул в карман, но лица его я так и не увидел.
Немного успокоившись, я прислушался, и до меня донесся шум волн. Видимо, очередное море, решил я. Тем временем девушка подошла к другому недостроенному блоку, одну из стен которого частично выложили кирпичом, перегнулась через этот барьер в темное нутро конструкции, немного пошарила и вытащила большую бутыль объемом ноль-семь с незнакомой этикеткой.
- Эва как! - торжествующе сказала она, повернувшись ко мне и демонстрируя трофей. - Выпить хочешь?
- Не отказался бы.
- Тогда пошли. Тут нечего делать, к тому же темнеет, а здесь полно всяких железяк. Стали строить санаторий, потом сам знаешь, какой кризис случился… Ах, ну ты же не знаешь... Ну и ладно, не важно. Пойдем лучше на пирс, там симпатично, закат можно увидеть красивый, хоть и не курорт у нас, и все довольно заброшено, но можно не обращать внимание. Ой, тут аккуратнее...
Она подхватила меня под локоть, когда я чуть не подвернул ногу в еле заметной ямке.
Так, под ее щебетание мы прошли стройку насквозь, уперлись в забор, она отодвинула штакетину, и мы выбрались на достаточно потрепанную набережную с уходящим далеко в море пирсом. Море и тут было спокойное, волны шелестели и ударялись о видавший виды бетон. Солнце уже готовилось садиться, по воде бежала красивая дорожка света. Мы прошли метров сто и уселись на одинокий строительный блок.
Девушка откинула назад огненные волосы и ловко откупорила бутыль.
- Держи. Виски.
Я глотнул и - о, боги - напиток был чрезмерно обжигающим и дико крепким, совершенно непохожим ни на что из моего бара. Я с усилием проглотил, немного задержал дыхание и вытер слезы.
- Черт, сколько там градусов?
- Не знаю, шестьдесят или семьдесят. Посмотри на этикетке.
- Среднее арифметическое. Шестьдесят пять. Это у вас обычно такое делают?
- Ну, как правило. Конечно, для городских привычнее градусов сорок, но в деревнях любят посильнее. Знаешь, дни тут жаркие, а вот ночи прохладные. Дома все старые, хоть топи ты печь или камин, хоть не топи. Никому неохота простудиться. А если вечером перед сном граммов двести такого виски выпьешь, то и хворь обходит стороной.
- Логично.
Мы помолчали и просто глядели вдаль. По темнеющему небу плыли облака, принимая причудливые формы, как будто показывали нам авангардный мультфильм.
- Слушай, а ты вот остановила этого, как его...
- Барка.
- Да, Барка. Ты его остановила и похлопала себя по щеке. Это что означало?
Девушка рассмеялась, взяла у меня бутыль и легко сделала серьезный глоток. Я посмотрел на нее с уважением: в моем баре редкие рыбаки так умели.
- У тебя в кармане нож, - сказала она, - покажи.
Я озадаченно похлопал себя по карману. Действительно, ну почему я забыл про нож и когда эти братцы пытались меня прибить, и когда на меня бежали полтора центнера безжалостной убойной силы? Я достал и протянул ей. Она раскрыла лезвие и внимательно осмотрела его, поворачивая в последних лучах уходящего солнца.
- Видишь эти знаки?
- Ну да, бесконечность, два круга. Такую символику любят эзотерики и начинающие специалисты по созданию логотипов.
- Конечно, - она сделала еще глоток и протянула бутылку, - совершенно верно. Всё просто, о том и речь.
Я отпил, снова утёр слезы и поставил бутыль вниз. Потом потянулся, потирая ушибленное плечо. Тело с одной стороны, ныло, а, с другой, внутри растекалось тепло. Надо бы прихватить пару бутылочек для своего бара.
Моя спутница нагнулась за виски, и мы еще несколько минут просто передавали его друг другу, отхлебывая и любуясь на закат.
- Ты не ответила на вопрос, - заметил я, - а ведь ты точно что-то знаешь.
Девушка достала из куртки пачку сигарет и зажигалку, закурила и предложила мне. Я качнул головой.
- Бросил.
- Правильно, я всё никак не могу, - она выпустила дым вверх, помедлила и продолжила. - Думаю, словами тут вряд ли что объяснишь. Это самое неблагодарное дело - объяснять что-то словами. Вот смотри, мы тут сидим, перед нами большая вода, солнце садится. Ты тот, кто ты есть, я та, кто я есть. Виски - тот, который у нас есть. Нож тоже сам за себя. Дверь, в конце концов, сама по себе, и открывается, когда хочет. Думаю, не нужно находить объяснение там, где трактовка унизит суть происходящего.
- Философия, - хмыкнул я, - это ты говоришь, или шестьдесят пять градусов на такой лад настраивают?
- Грубиян, - весело откликнулась она, подняла бутыль и взболтнула, - ого, мы тут уже неплохо уговорили. Но ничего, свежий воздух, сейчас пойдешь и будешь как огурчик.
- Куда пойду? - поинтересовался я. - Уже пора?
- Почти. Сейчас допьем, - она протянула мне виски, - и надо тебе дальше, а мне - домой.
Девушка затушила сигарету о строительный блок и щелчком отправила окурок в море. Солнце село, опустилась ночь, загорелась луна, стали вспыхивать уколы звезд. Я обернулся и увидел, как наверху, над недостроем, мерцают огоньки в домах. Да, действительно, пора.
Мы в тишине опустошили бутыль и оставили ее стоять, как временный памятник нашим спонтанным посиделкам. Рыжеволосая спутница пошарила в кармане и достала портативный фонарик.
- А вот сейчас нужно предельно аккуратно, - сказала она.
Мы встали, я покачнулся - местный нектар давал о себе знать.
- Тю, соберись.
- Да вроде как не я предложил попойку.
- Ты согласился, и вообще это невежливо, сначала угощаться, а потом ругаться!
Я прямо чувствовал, как в темноте она деланно хмурится, но ни секунды всерьез не сердится. Держась друг за друга, освещая дорогу фонариком мы полезли в дырку в заборе, сначала она, потом я. Просунув одну ногу и голову, я остановился.
- Слушай, такой вопрос.
- Валяй.
- А зачем здесь забор, если с той стороны - заходи кто хочешь?
- А так у нас всё бывает. Не бери в голову. С той стороны забор когда-то был, но его разобрали на всякие хозяйственные нужды: растопка там, куст подпереть. Сюда просто руки еще не дошли, да и сельчане ленивые. Охота им через стройку лазать с деревяшками. Проще спереть то, что ближе. А, в общем, как рассуждают. Хозяина у стройки нет? Нет. Значит, всё общее.
- И это логично, - согласился я и пролез внутрь.
Очень аккуратно мы дошли до зеленой двери с желтой полосой. Сейчас, в свете фонарика я бы с точностью и не сказал, какого она на самом деле цвета. Дверь была слегка приоткрыта.
- Ну все, привет, - просто сказала рыжеволосая девушка и посветила фонарем на дверную ручку.
- Давай... Я это чего хотел спросить. У тебя там за теми кирпичами случайно еще пары бутылок таких не осталось?
Силуэт моей спутницы покачал головой.
Я вздохнул, на прощанье положил ей руку на плечо, подержал секунд пять, развернулся и шагнул в дверь. Сзади что-то лязгнуло, вспышка, и я вышел на следующей остановке.
Если бы я знал, что это своего рода конечная, то, наверное, остался бы в мире рыжеволосых барышень, крепкого виски и громил в красных масках.
***
Я очутился на берегу средних размеров озера и вышел, судя по всему, из давно не работающего ресторана: витрины были пыльные и замызганные. На двери из грязного черного стекла с красной полосой висела покосившаяся табличка «Закрыто на ремонт». Ресторан расположился в двухэтажном домике. Целый ряд похожих домиков опоясывал прогулочную зону вдоль берега. Всё было очень камерное, почти игрушечное, разве что сильно неухоженное. На дорожках лежал мусор, урны давно не убирали. Черт знает что, подумал я, коммунальщиков нужно штрафовать.
Смеркалось, светили фонари, а на одном из столбов я заметил часы. Восемь вечера. Вокруг не было никого. Периодически налетали порывы ветра.
За углом асфальтовая дорога уходила на полкилометра и упиралась в прямоугольную площадь с трех-четырехэтажными домами в стиле классицизма и неработающим фонтаном посередине. У некоторых зданий были колонны и широкие парадные лестницы. В этой картинке существовал какой-то диссонанс. С одной стороны, очень симпатичная архитектура, с другой - полное отсутствие людей и мрачные темные окна, как будто население куда-то испарилось.
Впрочем, какая-никакая жизнь все-таки была. Справа на площади у остановки задом ко мне стоял довольно старый рейсовый автобус с номером 17. Салон был освещен, но пуст, а в большое боковое зеркало было видно лицо водителя. Он что-то читал или смотрел в телефон. Я прибавил шаг, решив, что, если здесь с порога меня не стали бить, возможно, имеет смысл снова задать кое-какие вопросы. До транспорта уже было рукой подать, когда шофер поднял глаза, посмотрел в зеркало, будто прямо мне в глаза, и его лицо исказилось. Двери хлопнули, автобус дернулся, рванул с места и исчез в повороте улицы, мигнув на прощание красными фарами и выпустив струю выхлопных газов мне в нос. Опять незадача и снова нет ответов.
Налетел ветер. Я застегнул молнию на куртке, поежился, подошел по брусчатке к неработающему фонтану и огляделся. Слева от площади начиналась ограда с массивными воротами, за которыми угрюмо темнели деревья. «Городской сад», гласила вывеска поверх ворот, а на них самих висела цепь с мощным амбарным замком. Мрачноватое место, решил я. А рядом со входом в сад, под нависающими через ограду ветвями расположилось какое-то сооружение.
Любопытствуя, я направился к нему, и вдруг понял, что это виселица. Виселица на деревянном, добротно сколоченном помосте. Как и положено виселице, на ней под порывами ветра покачивался повешенный. Конструкция поскрипывала. Вокруг летал мусор, какие-то обрывки газет и прочая дрянь. Что за средневековье, размышлял я, приближаясь. Интересно, у них тут, наверное, еще и дыба где-нибудь есть, и на кострах жгут. Надо же, так всё прям мило (хоть и грязно), а - на тебе - где-нибудь за этими парадными лестницами небось сидит инквизиция, долгими ночами составляет списки преступников и ведьм, там же их быстро судит и приводит приговоры в исполнение...
Я приблизился к сооружению. Со странным чувством прошелся возле неё туда-сюда, пытаясь разглядеть лицо. Чувство было неслучайно. В петле висел я.
На мне была темная куртка и темные штаны, тяжелые ботинки. Никакой надписи на груди, палачи даже не надели колпак. Просто так взяли и повесили. Я обогнул виселицу по периметру, но нигде не было никакого объяснения, почему и за что. Я остановился и просто смотрел на себя, тщетно пытаясь либо проснуться, либо забыться. Ни то, ни другое не работало. День был слишком богат на события, но их завершение было уже чересчур. Хмель от виски слетел за секунду.
Тем временем повешенный я приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на меня. Его губы медленно сложились в ухмылку, насколько это возможно, когда висишь в петле. Потом повешенный я медленно приподнял левую руку в приветствии.
Я вскарабкался на скрипнувший помост и огляделся. Точно: в углу, под тенью листвы валялся табурет. Я подтащил его, взобрался, достал нож, раскрыл, обрезал веревку, взвалил себя себе на плечо, и мы тяжело спрыгнули вниз, еле удержав равновесие. Повешенный я, покачнувшись, встал, пару раз присел, покрутил головой и помассировал шею. Потом расслабил петлю, снял ее и яростно швырнул на землю. Еще раз ухмыльнулся и похлопал себя по левой щеке. Да, родинка была на левой щеке.
Я спрятал нож в карман, и мы синхронно спрыгнули с помоста. Переглянулись, пересекли площадь, ненадолго остановились у неработающего фонтана. На несколько секунд замерли, разглядывая высохшую чашу с прилипшими монетками, а потом направились в сторону озера. Мы шли молча, нога в ногу, не оглядываясь. Ветер порывами подгонял в спину, фонари мигали, когда мы проходили мимо. Мы промаршировали до грязной стеклянной черной двери с красной полосой. Она была приоткрыта, кто-то поменял табличку «Закрыто на ремонт». Теперь на ней было написано «Под снос». Мы кивнули друг другу. Мы вошли в дверь.
Звон. Вспышка.
***
Я вышел из синей двери с белой полосой, из того самого сарайчика рядом с заброшенным рыбозаводом в моем городке. Вышел снова совсем один. Светило солнце, так редкое в наших краях, оно проглядывало из-за облаков и снова в них ныряло. Море неспешно накатывало на песчаный берег. Милый дом. Справа виднелся форт, на променаде уже ходили люди, очевидно приехал новый автобус с туристами.
Интересно, какой сейчас день, подумал я.
На мне была та самая рабочая куртка, и, что удивительно, на рубашке не было ни следа крови. Свернутый дождевик покоился в левом кармане. Нож лежал на своем месте в правом. Я потрогал лицо. Нос не болел. Ни на правой, ни на левой щеке родинки больше не было. Поводил плечом и тоже не почувствовал дискомфорта, словно и не ударили трубой.
В нос ударил запах гари, я обернулся и увидел вместо сарайчика обугленные головешки. Всё сгорело дотла, кроме двери, которая стояла нетронутая посреди пожарища. Я осторожно обошел её, потом спрыгнул на песок, и немного отступил. Синяя дверь с белой полосой немного качнулась, жалобно скрипнула и завалилась, подняв облако золы. Её время подошло к концу.
Ну ладно, подумал я. Её время подошло к концу, но мое, наверное, еще только начинается. Пора бы съездить в большой мир, теперь опыта хоть отбавляй.
Автобус с туристами оказался как нельзя кстати. Ничего страшного, если случайно в группе окажется на одного туриста больше.
Я пощупал нож, достал фляжку и сделал глоток. Удивительно, но во фляжке был не коньяк, а как раз тот самый виски в шестьдесят пять градусов. Я посмотрел на лежащую дверь с белой полосой, опустился, сентиментально погладил ее, потом резко поднялся и пошел в сторону мэрии.
Дождливый наш рыбацкий городок на берегу северного моря уже которое десятилетие приходил в упадок. Раньше дорога с запада на восток бежала по побережью, где-то через двадцать километров после городка круто поворачивала на юг, прыгала через перевал и уходила на столицу. Тогда жизнь кипела - рыба и морепродукты пользовались большой популярностью, работало шесть ресторанов и даже гостиница на десять номеров. Но где-то полвека назад построили шоссе в обход, и весь поток переехал на современные четыре полосы. Гостей становилось меньше и меньше, редел заработок, а вместе с заработком и население: молодые люди уезжали, и память о них улетучивалась, словно дым от гаснущей головешки.
Теперь полтысячи обитателей городка были предоставлены сами себе. Рыбаки ходили в море, их жены занимались хозяйством, пара пожилых учительниц учили детишек в небольшой школе при муниципалитете. Каждое утро на набережную приезжал фургон и приобретал свежий улов, чтобы отвезти его на рынок в тридцати километрах. Обычный день проходил за обычным днем, и всё стало таким обычным, что жители приспособились к однообразию.
Нельзя сказать, что городок был совсем непривлекателен. Он уютно спускался из зеленой долины в песчаную бухту, развернутую на север. С запада и с востока его окружили величественные отвесные скалы, которые поднимались от уровня моря метров на шестьдесят-семьдесят и исчезали вдоль побережья в туманной дали. Над частью пляжа еще много лет назад построили добротный деревянный променад, к которому примыкали разные лавки, в том числе и мой ресторан. До променада вела тропинка из центра города, откуда расходились несколько рядов улиц.
Практически весь городок состоял из побеленных каменных домов с синими деревянными наличниками на окнах и симпатичными палисадниками, насколько можно было сохранять симпатичным их внешний вид, когда ветер сменяется моросью, морось ливнем, ливень снегом, и лишь изредка сквозь облака показывается солнце.
Променад упирался в средневековую гранитную гавань и небольшой форт. Форт служил символом городка и время от времени помогал оживлять наше неторопливое существование.
Где-то раз в две недели возле мэрии появлялся автобус с туристами, жаждущими посетить главную достопримечательность и, при случае, сделать кружок на катере по морю. В свое время заезжий историк наслушался местных преданий и внес форт в путеводитель по региону, отчего сооружение стало вызывать сдержанный ажиотаж, не всегда понятный местным. Размеры форта были скромные. Это была по сути башня Мартелло. Наверху в паз вложили пушку, на первом и промежуточном этажах по ходу винтовой лестницы выставили какое-то пыльное наследие городка - кто что нашел у себя на чердаке.
Собственно, смотреть в городке было больше нечего, разве что пройтись вверх на восточный клиф к видавшему виды маяку и забраться на него, если смотритель Карл был трезв и в добром расположении духа. Или же догулять на западный клиф с тремя дольменами, обогнув неопрятные руины на окраине, в том числе и сарай с синей дверью.
Ради редких гостей возле остановки автобуса расположилась будка со слегка покосившейся табличкой «Туристическое бюро». В ней работала, а, в основном, отдыхала за госдотации, крупная и добродушная барышня средних лет с очень подходящим именем Дора. В отсутствие туристов Дора, переваливаясь, днями прогуливалась по променаду, придирчиво рассматривала его состояние, весело ругалась со служителем форта Марком, собирала водоросли с пляжа, и, умаявшись, заходила ко мне выпить чашку кофе, выкурить сигарету и пропустить рюмку-другую коньяка. Когда было слишком ветрено и дождливо, она, как правило, сокращала активность и сразу же переходила к финальной части программы.
Ресторанчик достался мне от отца. Собственно, я в нем вырос и прошёл, как говорят, все стадии взросления. Распорядок стал частью нервной и кровеносной системы, все нейроны в голове подчинялись распорядку. Подъем, открыть жалюзи, протереть пол, расставить стулья, протереть столы, вынести столы на улицу, раскрыть навес, раскрыть зонтики, зажечь газовые обогреватели, расставить пепельницы, поставить соль-перец и салфетки, вставить меню в держатели, написать блюдо дня мелом на доске, и так крутиться до вечера, а дальше - в обратном порядке. По достижении 12 лет, когда я более-менее окреп, на меня легла почетная обязанность вечерами разводить по домам подвыпивших горожан, чаще всего они опирались ладонью о мою голову. Самых недвижимых отец развозил с черного входа на мотоцикле с коляской, пока мать закрывала кухню, отпускала поваров, приводила в порядок помещение, смотрела кассу и личный кабинет на сайте банка.
В нечастое свободное время я бегал по скалам или читал книжки. Тут надо сказать спасибо мэрии - они сохранили приличную библиотеку со старых времен. Так что любовь к бумаге осталась навсегда, да и местные детишки неохотно переходили на смартфоны и планшеты, несмотря на то, что в центре уже открылся магазин сотовой связи.
К своему тридцатилетию я оказался с рестораном один на один, со всеми его бедами и радостями, но твердо решил: пусть он продолжает жить на пустынном, вечно влажном променаде из просмоленного дерева. Наша семья владела рестораном полтора века, а память я предавать не собирался. В любом случае, горожане отбивают его содержание хотя бы выпивкой и закуской, а раз в две недели я срываю куш с помощью голодных заезжих туристов. Им можно рассказать байки про форт и маяк, поинтересоваться новостями из столицы, да продать нехитрые сувениры - открытки, магнитики, глиняные кружки и что-нибудь из местного рукоделия, если местные рукодельницы найдут для него паузу в борьбе с вечным ненастьем за красоту палисадника.
В день своего тридцатилетия я проснулся рано утром. Поздравлять меня никто не собирался, да я и не звал. Вообще у нас в городке есть две крайности. Либо именинник никому ничего не говорит, и все делают вид, что сами позабыли, либо закатывается шумный праздник с музыкой и плясками, после которого приходится полночи убирать помещение, а Дора еще полдня ворчит про замусоренный променад. Еще с вечера я сообщил поварам и официанту, что будет выходной, поэтому рабочие вопросы меня совершенно не беспокоили.
Я спустился вниз к бару, взял с полки самый дорогой коньяк, солидно плеснул себе в бокал и пошел с ним к холодильнику за лимоном, на ходу открывая жалюзи, чтобы посмотреть погоду. На улице было облачно и моросил мелкий дождь, прилив подошел близко, прямо до лесенки на пляж, дымка скрывала горизонт, море спокойно плескалось, слева в гавани покачивались катерки. Степенный бородатый Марк сидел под навесом на стуле у входа в форт и курил трубку. Рядом с ним на бочке дымилась чашка кофе. Бочку он прикатил откуда-то для антуража и продавал с нее билеты, считая, что таким образом подкрепляет свой «пиратский имидж». Мнение туристов никто не замерял, местные посмеивались, но Марку, как и всем жителям городка было добродушно все равно.
Больше в округе не было ни души.
Я еще раз проверил табличку «Сегодня не работаем» на входной двери, открыл холодильник, снял пленку с тарелки с нарезкой лимона и закусил. Кислый сок согнал остатки сна, а следом приятно лег мягкий коньяк.
Что ж, с днем рождения.
Я вернулся к бару, оглядел помещение, залил коньяк во фляжку и накинул дождевик. Не то, чтобы я задумывал эту прогулку заранее. Просто мы всё детство играли в развалинах рыбозавода. Когда-то там делали консервы из сардин, но дело рухнуло, не выдержав глобальной конкуренции. Мой дед там был вроде техника по производству, но он не сильно любил об этом распространяться. С заброшенного сарая с синей дверью мы прыгали точно, но внутрь не забирались - почему, я не знаю. По-моему, там висела табличка «Не входить, убьет», и мы её очень боялись. Сегодня я подумал, что стоит прогуляться и поглядеть, что там все-таки внутри.
Я закрыл жалюзи, положил фляжку в задний карман джинсов, накинул капюшон дождевика и вынырнул в пасмурную морось. Запер дверь ресторана и пошел налево по променаду. Перешел по мостику, кивнул Марку, обогнул форт, прошел через гавань, спрыгнул вниз на песок и вырулил вверх к тропинке. Руины рыбозавода остались практически нетронутыми с моего детства, горожане уважали это место и даже не сорили там. Я прошел наискось, перелез через остаток фундамента и неловко съехал по скользкому камню практически ко входу в сарай.
Я подергал замок. Расхлябанные болты глухо вывалились из стены, и вся конструкция упала в песок. Старое дерево хрустнуло. Я толкнул дверь и решительно шагнул внутрь.
Скрежет, вспышка, и я вышел в солнечный свет.
***
Зрение на время пропало. Я инстинктивно попятился, но сзади раздался мягкий щелчок английского замка. Секунд через десять перед глазами стали проступать очертания неожиданного и незнакомого места. Я медленно поворачивался, фиксируя панораму. Позади была хозяйственная постройка из темного камня с черепичной крышей, небольшими оконцами и коричневой дверью с черной полосой по периметру. Я подергал за ручку, постучал ладонью по дереву, но тщетно - к надежности этой двери относились куда щепетильнее, чем ко входу в мой сарай. Коврика на ступеньках не было, ключа под ним - тоже. Положение казалось странным.
Постройка покоилась на мощном фундаменте, врытом прямо в песок, а за постройкой раскинулось море. Спокойное море, в котором отражалось пронзительное голубое небо с легкими перьями облаков. Солнце беспечно стояло в зените. Широкий пляж метров в десять шириной тянулся практически прямой линией из стороны в сторону и, приподнимаясь на метр, переходил в берег, устланный степной травой, пестрыми цветами и редкими колючими кустами. Ни гор, ни скал не было видно, сколько хватало взора. Где-то в километре с обеих сторон к морю вплотную подходил хвойный лес. Некоторые деревья завалились на пляж, куда из моря вынесло живописные коряги, похожие на скелеты драконов.
Был штиль, ни дуновения. Увязая в сухом песке, я вскарабкался наверх и огляделся. Впереди виднелась деревушка из таких же каменных домов с черепичными крышами. Правда, люди куда-то попрятались, только периодически лаяла собака и вдалеке шумел поезд. Проще говоря, картина была пасторально-умиротворяющая.
Что-то лежало в траве. Я подошел ближе и обнаружил рабочую куртку цвета хаки, которая рукавом зацепилась за куст. И на вид, и на ощупь она была вполне добротная и почти новая. Плотная, но легкая, на мощной молнии, с большими карманами. Я снял дождевик, нацепил куртку, свернул дождевик в тугой рулон и засунул в левый карман.
В правом кармане куртки лежал раскладной нож. Я достал его, повертел и открыл. Отметки изготовителя не было, просто крепкий нож, лезвие из нержавеющей стали длиной где-то в сто миллиметров, с деревянной ручкой. И лишь вензель поперек лезвия: две пересекающихся окружности ближе к острию и знак бесконечности ближе к рукоятке.
Что ж, неплохая находка, подумалось мне. Но пора бы пойти в деревню, попытаться узнать, что здесь происходит, что это за место, где я столь внезапно оказался. На вопрос как я здесь оказался, наверное, мне вряд ли бы ответили, но настала пора получить минимальные сведения. Я отхлебнул из фляжки и пошел по хрустящей жесткой траве в сторону жилых домов, размышляя, насколько странно ведет себя человеческая психика. Не было ни паники, ни ощущения, что я сплю или сошел с ума. Сознание погрузилось в густой кисель недоумения и отказывалось давать какие-то оценки происходящему - просто затаилось и наблюдало. Погода была прекрасная, не то что в моем городке, куртка удобная, коньяк вкусный, а нож в кармане придавал уверенность. Впрочем, не могу сказать, что обладал какими-то выдающимися способностями в ножевом бою.
Тем временем, безмятежный пейзаж стал немного оживляться. Между домами появились две фигуры, которые какой-то странной походкой двинулись в мою сторону. Рядом с ними семенила собака, но с такого расстояния было сложно углядеть породу. Явно не из благородных. У одной из фигур в руке была то ли палка, то ли обломок трубы. Вид этих местных жителей несколько контрастировал с окружающей благостью.
Интересно, подумал я, на каком языке они разговаривают? Удастся ли наладить контакт?
Мы сближались. Это оказались два парня моего возраста, в не очень опрятной одежде, со всклокоченными волосами: такой типаж помощника фермера. Лица были вроде похожие, но братьями я их бы не назвал. Скорее всего это феномен небольшой деревни, где все в итоге оказываются друг другу родственниками. Действительно, у левого был в руках обломок трубы, и это сразу мне не понравилось. Мы остановились метрах в двадцати друг от друга. Собака тут же села и принялась остервенело чесать ухо задней лапой.
Правый селянин наклонил голову вправо, левый - влево. Они смотрели на меня напряженно и как будто надувались. Было в их позе что-то угрожающе трагикомичное.
- Добрый день, - как можно дружелюбнее начал я, - я немного заблудился, не подскажете, как называется эта деревня?
Левый поджал губы, а правый смачно плюнул в траву.
- Нет, ты только посмотри. - сказал левый, - ты только представь себе.
- Невероятно, - ответил правый и размял пальцы.
У них был странный говор, по крайней мере для моих мест, но говорили они на моем языке. Вот то, что они говорили, было не слишком понятно.
- Простите?
- То есть ты, - начал буквально выбивать слова левый, - после всего того, что ты натворил, ты решил вернуться?
- Да еще спрашивать «что это за деревня»? - передразнил правый. - По-моему, это перебор, тебе не кажется?
- Может. Ты. Хочешь. Повторить? - отчеканил левый, - Не выйдет. Мы ждали.
- Мы готовились, - поддакнул правый, - так что вряд ли тебе удастся.
Ко мне немного вернулся дар речи.
- Ребят, - сказал я растерянно, - я здесь в первый раз и каким-то чудным образом. Не понимаю, о ком вы говорите. Но точно не обо мне.
Двое секунд пять смотрели на меня, не моргая, а потом синхронно, как-то неестественно захохотали, запрокидывая голову. Собака пару раз гавкнула.
Отсмеявшись, они резко замолчали и снова пристально посмотрели на меня со страшной серьезностью.
- Не стоило, правда не стоило, - как-то устало сказал правый, разминая шею.
Левый метнул трубу мне прямо в голову. Я увернулся, и удар пришелся в плечо. Правый несколькими звериными прыжками очутился рядом и с силой впечатал кулак в нос. Брызнула кровь, я чудом устоял на ногах, увернулся от второго удара, попытался подсечь нападавшего, но увидел, что левый уже вот-вот присоединится к процессу. Собака подскочила, но не укусила, а только прыгала вокруг.
Я всегда бегал лучше, чем дрался. И, как я уже говорил, бегал вверх-вниз по горам вокруг нашего городка, в итоге неплохо натренировавшись. Поэтому линять с этого представления мне показалось лучшим выходом.
Я помчался в единственном знакомом направлении к строению на берегу, и равнинные жители - мои преследователи - сразу же отстали. Оставалось надеяться, что магия сработает и в этот раз, хотя единственное, что крутилось в моем сознании - это щелчок английского замка и крепкая дверь. Придется ломать, думал я на бегу, перескакивая через кусты, уже как-то привыкнув к факту, что за дверьми сегодня скрываются немного необычные вещи. Сзади слышался топот и тяжелое дыхание. Собака миролюбиво неслась рядом, видимо приняв происходящее за какое-то веселое соревнование. Кровь из носа забрызгала всю рубашку.
Оставались последние метры. На мою удачу, видимо кто-то побывал там и подобрал ключ: коричневая дверь с черной полосой была слегка приоткрыта. Рывок, я здоровым плечом распахнул ее, ворвался внутрь и захлопнул за собой.
Щелкнул английский замок. Вспышка, прыжок, и я снова оказался снаружи.
***
Я оказался снаружи на окраине какой-то стройплощадки, прямо в куче производственного мусора. Но это еще полбеды. Только я успел отдышаться, как увидел, что с пригорка в мою сторону бежит громила метров двух ростом и килограммов ста пятидесяти весом, во всем черном, с красной маской на лице и бейсбольной битой в руке. Он был еще на приличном расстоянии, но было сложно сомневаться в его намерениях.
Да что ты будешь делать, нервно подумал я, вытер рукавом куртки окровавленный нос - благо кровь внезапно перестала идти - и стал озираться в поисках чего-нибудь тяжелого.
Громила приближался и ревел нечленораздельное. Маска его напоминала дешевые фильмы ужасов, но сейчас было совсем не до смеха. Я быстро обернулся и увидел, что за мной захлопнулась зеленая дверь с желтой полосой. В этом мире вечерело, стройка была безжизненной, как будто подрядчик проворовал все деньги и смылся в неизвестном направлении.
- Вабава! - орал громила, а я наконец увидел арматурину, схватил ее и прижался спиной к двери, готовясь к неизбежной финальной схватке: силы были катастрофически неравны.
В этот момент с пригорка раздался свист. Громила затормозил, встал как вкопанный и даже маска его будто выражала недоумение. Я посмотрел вверх и увидел, что свистела рыжеволосая девушка, в просторном зеленом сарафане и кожаной куртке. Она стала неторопливо спускаться вниз, а громила оглядывался то на нее, то на меня и время от времени поглаживал биту.
- Ты не за того его принял, Барк, - прокричала девушка громиле и похлопала себя по правой щеке. Её акцент был другим, чем у моих предыдущих знакомых, хотя и не такой заметный. Похоже, на моем языке разговаривают за многими дверьми. Что ж, по крайней мере вопросы коммуникаций отчасти решены.
- Вабава? - с сомнением спросил громила и повернул свою маску в мою сторону, вроде как внимательно рассматривая.
Я инстинктивно потрогал лицо, да действительно, у меня родинка на правой щеке. Вопросы оставались без ответов.
- Не бойся. - сказала девушка, встав посередине между мной и так называемым Барком. - Он добрый, не на тебя злится. То есть, он злится справедливо, хоть и добрый, и может побить даже старушку, если она его расстроит, но в нашем случае он просто обознался.
- Неплохой подход к людям, - заметил я, отбросив арматурину и вытирая пот со лба свернутым дождевиком. - Добрый вечер. Я не очень понимаю, как я тут оказался. Впрочем, и до этого я как-то оказывался в странных обстоятельствах.
- Бывает, - сказала девушка и мило улыбнулась. - Некоторых это пугает, они теряют присутствие духа, забиваются куда-нибудь и трясутся. Но я смотрю, ты пробирался с боями.
- Два благородных джентльмена и собака пытались меня ударить сначала трубой, а потом кулаками, - пожаловался я, - не постаравшись даже объясниться в своих чувствах. Слава богу, хоть собака не кусалась.
- Они тоже перепутали, - ласково проворковала моя спасительница, - так бывает.
Я подергал ручку двери, вставленной в бетонный блок недостроя, она была ожидаемо закрыта. Девушка покачала головой.
- Барк, - сказала она громиле, - иди домой, всё в порядке. Дома ужин, тебе пора ужинать. Будут блинчики с вареньем.
- Вабава! - радостно вскричал громила и резво, почти вприпрыжку (насколько это можно с такими габаритами), поскакал вверх по склону. На ходу он снял с себя маску и засунул в карман, но лица его я так и не увидел.
Немного успокоившись, я прислушался, и до меня донесся шум волн. Видимо, очередное море, решил я. Тем временем девушка подошла к другому недостроенному блоку, одну из стен которого частично выложили кирпичом, перегнулась через этот барьер в темное нутро конструкции, немного пошарила и вытащила большую бутыль объемом ноль-семь с незнакомой этикеткой.
- Эва как! - торжествующе сказала она, повернувшись ко мне и демонстрируя трофей. - Выпить хочешь?
- Не отказался бы.
- Тогда пошли. Тут нечего делать, к тому же темнеет, а здесь полно всяких железяк. Стали строить санаторий, потом сам знаешь, какой кризис случился… Ах, ну ты же не знаешь... Ну и ладно, не важно. Пойдем лучше на пирс, там симпатично, закат можно увидеть красивый, хоть и не курорт у нас, и все довольно заброшено, но можно не обращать внимание. Ой, тут аккуратнее...
Она подхватила меня под локоть, когда я чуть не подвернул ногу в еле заметной ямке.
Так, под ее щебетание мы прошли стройку насквозь, уперлись в забор, она отодвинула штакетину, и мы выбрались на достаточно потрепанную набережную с уходящим далеко в море пирсом. Море и тут было спокойное, волны шелестели и ударялись о видавший виды бетон. Солнце уже готовилось садиться, по воде бежала красивая дорожка света. Мы прошли метров сто и уселись на одинокий строительный блок.
Девушка откинула назад огненные волосы и ловко откупорила бутыль.
- Держи. Виски.
Я глотнул и - о, боги - напиток был чрезмерно обжигающим и дико крепким, совершенно непохожим ни на что из моего бара. Я с усилием проглотил, немного задержал дыхание и вытер слезы.
- Черт, сколько там градусов?
- Не знаю, шестьдесят или семьдесят. Посмотри на этикетке.
- Среднее арифметическое. Шестьдесят пять. Это у вас обычно такое делают?
- Ну, как правило. Конечно, для городских привычнее градусов сорок, но в деревнях любят посильнее. Знаешь, дни тут жаркие, а вот ночи прохладные. Дома все старые, хоть топи ты печь или камин, хоть не топи. Никому неохота простудиться. А если вечером перед сном граммов двести такого виски выпьешь, то и хворь обходит стороной.
- Логично.
Мы помолчали и просто глядели вдаль. По темнеющему небу плыли облака, принимая причудливые формы, как будто показывали нам авангардный мультфильм.
- Слушай, а ты вот остановила этого, как его...
- Барка.
- Да, Барка. Ты его остановила и похлопала себя по щеке. Это что означало?
Девушка рассмеялась, взяла у меня бутыль и легко сделала серьезный глоток. Я посмотрел на нее с уважением: в моем баре редкие рыбаки так умели.
- У тебя в кармане нож, - сказала она, - покажи.
Я озадаченно похлопал себя по карману. Действительно, ну почему я забыл про нож и когда эти братцы пытались меня прибить, и когда на меня бежали полтора центнера безжалостной убойной силы? Я достал и протянул ей. Она раскрыла лезвие и внимательно осмотрела его, поворачивая в последних лучах уходящего солнца.
- Видишь эти знаки?
- Ну да, бесконечность, два круга. Такую символику любят эзотерики и начинающие специалисты по созданию логотипов.
- Конечно, - она сделала еще глоток и протянула бутылку, - совершенно верно. Всё просто, о том и речь.
Я отпил, снова утёр слезы и поставил бутыль вниз. Потом потянулся, потирая ушибленное плечо. Тело с одной стороны, ныло, а, с другой, внутри растекалось тепло. Надо бы прихватить пару бутылочек для своего бара.
Моя спутница нагнулась за виски, и мы еще несколько минут просто передавали его друг другу, отхлебывая и любуясь на закат.
- Ты не ответила на вопрос, - заметил я, - а ведь ты точно что-то знаешь.
Девушка достала из куртки пачку сигарет и зажигалку, закурила и предложила мне. Я качнул головой.
- Бросил.
- Правильно, я всё никак не могу, - она выпустила дым вверх, помедлила и продолжила. - Думаю, словами тут вряд ли что объяснишь. Это самое неблагодарное дело - объяснять что-то словами. Вот смотри, мы тут сидим, перед нами большая вода, солнце садится. Ты тот, кто ты есть, я та, кто я есть. Виски - тот, который у нас есть. Нож тоже сам за себя. Дверь, в конце концов, сама по себе, и открывается, когда хочет. Думаю, не нужно находить объяснение там, где трактовка унизит суть происходящего.
- Философия, - хмыкнул я, - это ты говоришь, или шестьдесят пять градусов на такой лад настраивают?
- Грубиян, - весело откликнулась она, подняла бутыль и взболтнула, - ого, мы тут уже неплохо уговорили. Но ничего, свежий воздух, сейчас пойдешь и будешь как огурчик.
- Куда пойду? - поинтересовался я. - Уже пора?
- Почти. Сейчас допьем, - она протянула мне виски, - и надо тебе дальше, а мне - домой.
Девушка затушила сигарету о строительный блок и щелчком отправила окурок в море. Солнце село, опустилась ночь, загорелась луна, стали вспыхивать уколы звезд. Я обернулся и увидел, как наверху, над недостроем, мерцают огоньки в домах. Да, действительно, пора.
Мы в тишине опустошили бутыль и оставили ее стоять, как временный памятник нашим спонтанным посиделкам. Рыжеволосая спутница пошарила в кармане и достала портативный фонарик.
- А вот сейчас нужно предельно аккуратно, - сказала она.
Мы встали, я покачнулся - местный нектар давал о себе знать.
- Тю, соберись.
- Да вроде как не я предложил попойку.
- Ты согласился, и вообще это невежливо, сначала угощаться, а потом ругаться!
Я прямо чувствовал, как в темноте она деланно хмурится, но ни секунды всерьез не сердится. Держась друг за друга, освещая дорогу фонариком мы полезли в дырку в заборе, сначала она, потом я. Просунув одну ногу и голову, я остановился.
- Слушай, такой вопрос.
- Валяй.
- А зачем здесь забор, если с той стороны - заходи кто хочешь?
- А так у нас всё бывает. Не бери в голову. С той стороны забор когда-то был, но его разобрали на всякие хозяйственные нужды: растопка там, куст подпереть. Сюда просто руки еще не дошли, да и сельчане ленивые. Охота им через стройку лазать с деревяшками. Проще спереть то, что ближе. А, в общем, как рассуждают. Хозяина у стройки нет? Нет. Значит, всё общее.
- И это логично, - согласился я и пролез внутрь.
Очень аккуратно мы дошли до зеленой двери с желтой полосой. Сейчас, в свете фонарика я бы с точностью и не сказал, какого она на самом деле цвета. Дверь была слегка приоткрыта.
- Ну все, привет, - просто сказала рыжеволосая девушка и посветила фонарем на дверную ручку.
- Давай... Я это чего хотел спросить. У тебя там за теми кирпичами случайно еще пары бутылок таких не осталось?
Силуэт моей спутницы покачал головой.
Я вздохнул, на прощанье положил ей руку на плечо, подержал секунд пять, развернулся и шагнул в дверь. Сзади что-то лязгнуло, вспышка, и я вышел на следующей остановке.
Если бы я знал, что это своего рода конечная, то, наверное, остался бы в мире рыжеволосых барышень, крепкого виски и громил в красных масках.
***
Я очутился на берегу средних размеров озера и вышел, судя по всему, из давно не работающего ресторана: витрины были пыльные и замызганные. На двери из грязного черного стекла с красной полосой висела покосившаяся табличка «Закрыто на ремонт». Ресторан расположился в двухэтажном домике. Целый ряд похожих домиков опоясывал прогулочную зону вдоль берега. Всё было очень камерное, почти игрушечное, разве что сильно неухоженное. На дорожках лежал мусор, урны давно не убирали. Черт знает что, подумал я, коммунальщиков нужно штрафовать.
Смеркалось, светили фонари, а на одном из столбов я заметил часы. Восемь вечера. Вокруг не было никого. Периодически налетали порывы ветра.
За углом асфальтовая дорога уходила на полкилометра и упиралась в прямоугольную площадь с трех-четырехэтажными домами в стиле классицизма и неработающим фонтаном посередине. У некоторых зданий были колонны и широкие парадные лестницы. В этой картинке существовал какой-то диссонанс. С одной стороны, очень симпатичная архитектура, с другой - полное отсутствие людей и мрачные темные окна, как будто население куда-то испарилось.
Впрочем, какая-никакая жизнь все-таки была. Справа на площади у остановки задом ко мне стоял довольно старый рейсовый автобус с номером 17. Салон был освещен, но пуст, а в большое боковое зеркало было видно лицо водителя. Он что-то читал или смотрел в телефон. Я прибавил шаг, решив, что, если здесь с порога меня не стали бить, возможно, имеет смысл снова задать кое-какие вопросы. До транспорта уже было рукой подать, когда шофер поднял глаза, посмотрел в зеркало, будто прямо мне в глаза, и его лицо исказилось. Двери хлопнули, автобус дернулся, рванул с места и исчез в повороте улицы, мигнув на прощание красными фарами и выпустив струю выхлопных газов мне в нос. Опять незадача и снова нет ответов.
Налетел ветер. Я застегнул молнию на куртке, поежился, подошел по брусчатке к неработающему фонтану и огляделся. Слева от площади начиналась ограда с массивными воротами, за которыми угрюмо темнели деревья. «Городской сад», гласила вывеска поверх ворот, а на них самих висела цепь с мощным амбарным замком. Мрачноватое место, решил я. А рядом со входом в сад, под нависающими через ограду ветвями расположилось какое-то сооружение.
Любопытствуя, я направился к нему, и вдруг понял, что это виселица. Виселица на деревянном, добротно сколоченном помосте. Как и положено виселице, на ней под порывами ветра покачивался повешенный. Конструкция поскрипывала. Вокруг летал мусор, какие-то обрывки газет и прочая дрянь. Что за средневековье, размышлял я, приближаясь. Интересно, у них тут, наверное, еще и дыба где-нибудь есть, и на кострах жгут. Надо же, так всё прям мило (хоть и грязно), а - на тебе - где-нибудь за этими парадными лестницами небось сидит инквизиция, долгими ночами составляет списки преступников и ведьм, там же их быстро судит и приводит приговоры в исполнение...
Я приблизился к сооружению. Со странным чувством прошелся возле неё туда-сюда, пытаясь разглядеть лицо. Чувство было неслучайно. В петле висел я.
На мне была темная куртка и темные штаны, тяжелые ботинки. Никакой надписи на груди, палачи даже не надели колпак. Просто так взяли и повесили. Я обогнул виселицу по периметру, но нигде не было никакого объяснения, почему и за что. Я остановился и просто смотрел на себя, тщетно пытаясь либо проснуться, либо забыться. Ни то, ни другое не работало. День был слишком богат на события, но их завершение было уже чересчур. Хмель от виски слетел за секунду.
Тем временем повешенный я приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на меня. Его губы медленно сложились в ухмылку, насколько это возможно, когда висишь в петле. Потом повешенный я медленно приподнял левую руку в приветствии.
Я вскарабкался на скрипнувший помост и огляделся. Точно: в углу, под тенью листвы валялся табурет. Я подтащил его, взобрался, достал нож, раскрыл, обрезал веревку, взвалил себя себе на плечо, и мы тяжело спрыгнули вниз, еле удержав равновесие. Повешенный я, покачнувшись, встал, пару раз присел, покрутил головой и помассировал шею. Потом расслабил петлю, снял ее и яростно швырнул на землю. Еще раз ухмыльнулся и похлопал себя по левой щеке. Да, родинка была на левой щеке.
Я спрятал нож в карман, и мы синхронно спрыгнули с помоста. Переглянулись, пересекли площадь, ненадолго остановились у неработающего фонтана. На несколько секунд замерли, разглядывая высохшую чашу с прилипшими монетками, а потом направились в сторону озера. Мы шли молча, нога в ногу, не оглядываясь. Ветер порывами подгонял в спину, фонари мигали, когда мы проходили мимо. Мы промаршировали до грязной стеклянной черной двери с красной полосой. Она была приоткрыта, кто-то поменял табличку «Закрыто на ремонт». Теперь на ней было написано «Под снос». Мы кивнули друг другу. Мы вошли в дверь.
Звон. Вспышка.
***
Я вышел из синей двери с белой полосой, из того самого сарайчика рядом с заброшенным рыбозаводом в моем городке. Вышел снова совсем один. Светило солнце, так редкое в наших краях, оно проглядывало из-за облаков и снова в них ныряло. Море неспешно накатывало на песчаный берег. Милый дом. Справа виднелся форт, на променаде уже ходили люди, очевидно приехал новый автобус с туристами.
Интересно, какой сейчас день, подумал я.
На мне была та самая рабочая куртка, и, что удивительно, на рубашке не было ни следа крови. Свернутый дождевик покоился в левом кармане. Нож лежал на своем месте в правом. Я потрогал лицо. Нос не болел. Ни на правой, ни на левой щеке родинки больше не было. Поводил плечом и тоже не почувствовал дискомфорта, словно и не ударили трубой.
В нос ударил запах гари, я обернулся и увидел вместо сарайчика обугленные головешки. Всё сгорело дотла, кроме двери, которая стояла нетронутая посреди пожарища. Я осторожно обошел её, потом спрыгнул на песок, и немного отступил. Синяя дверь с белой полосой немного качнулась, жалобно скрипнула и завалилась, подняв облако золы. Её время подошло к концу.
Ну ладно, подумал я. Её время подошло к концу, но мое, наверное, еще только начинается. Пора бы съездить в большой мир, теперь опыта хоть отбавляй.
Автобус с туристами оказался как нельзя кстати. Ничего страшного, если случайно в группе окажется на одного туриста больше.
Я пощупал нож, достал фляжку и сделал глоток. Удивительно, но во фляжке был не коньяк, а как раз тот самый виски в шестьдесят пять градусов. Я посмотрел на лежащую дверь с белой полосой, опустился, сентиментально погладил ее, потом резко поднялся и пошел в сторону мэрии.