Джеймс Джойс. «Улисс». Эпизод 6 (Аид, начало).
Мартин Каннингем первый всунул свою голову в цилиндре внутрь скрипучей коляски и, ловко войдя, уселся. Мистер Пауэр шагнул вслед за ним, осторожно сгибая свою длинную спину.
- Ну давай, Саймон.
- После Вас, - сказал мистер Блум.
Мистер Дедал быстро надел шляпу и вошёл внутрь, говоря:
- Да, да.
- Теперь мы все в сборе? - спросил Мартин Каннингем. Присоединяйтесь, Блум.
Мистер Блум вошёл и сел на свободное место. Он прикрыл за собой дверь и дважды хлопнул ей, чтобы закрылась плотней. Он пропустил руку в ремень безопасности и серьёзно посмотрел из открытого окна коляски на низко опущенные занавески на улице. Одна приоткрылась, старуха высматривает. Нос вжался в стекло. Благодарит свои звёзды, что её обошли. Их охватывает чрезвычайный интерес к трупам. Рады видеть нас, мы показываем им приближение опасности. Видимо, им нравится это. Прячут в уголках глаз. Обоссутся в тапки от страха, если он очнётся. Затем готовят его. Укладывают. Молли и миссис Флеминг стелют постель. Потяни сильнее к себе. Наш саван. Когда умрёшь, не будешь знать, кто тебя тронет. Обмывание и шампунь. Полагаю, они обрезают ногти и волосы. Сохраняют немного в конверте. Всё равно затем вырастут. Нечистая работа.
Все ждали. Ничего не говорилось. Укладывают венки, наверно. Сижу на чём-то твёрдом. А, это же мыло - в моём заднем кармане. Лучше переложить его. Подождём, когда будет можно.
Все ждали. Затем послышались колёса впереди, покатились; затем ближе; затем лошадиные копыта. Толчок. Их коляска начала ехать, поскрипывая и покачиваясь. Сзади послышались звуки других копыт и скрипящих колёс. Проехали занавески на улице и номер девять с висящим дверным молоточком, приоткрытой дверью. В прогулочном темпе.
Они всё ещё ждали, а их колени тряслись, пока не повернули и не поехали вдоль трамвайной линии. Трайтонвилл-роуд. Быстрее. Колёса грохотали, катясь по мощёной дороге, и сумасшедшие стёкла дребезжали в дверных рамах.
- Какой дорогой он везёт нас? Спросил мистер Пауэр, поглядев в оба окна.
- Айриштаун, - сказал Мартин Каннингем. - Рингсенд. Брансуик-стрит.
Мистер Дедал кивнул, выглянув.
- Это прекрасный старый обычай, - сказал он. - Я рад, что он ещё не умер.
Все некоторое время смотрели в окна как прохожие приподнимали шляпы. Почтение. Коляска свернула с трамвайной линии на более гладкую дорогу, после Ватери-лейн. Мистер Блум зорким взглядом заметил гибкого молодого человека, одетого в траур и широкополую шляпу.
- Там идёт Ваш друг, Дедал, - сказал он.
- Кто там?
- Ваш сын и наследник.
- Где он? - сказал мистер Дедал, вытянувшись через него.
Карета проезжала открытые канавы и насыпи, усеявшие дорогу, мимо доходных домов, кренясь на поворотах, и, снова вернувшись на трамвайную линию, с грохотом катя на болтающихся колёсах. Мистер Дедал откинулся, говоря:
- А хам Маллиган был с ним? Его fidus Achates!
- Нет, - сказал мистер Блум. - Он был один.
- От своей тёти Салли, я думаю, - сказал мистер Дедал, - фракция Гулдингов, маленький пьяный счетовод и Крисси, папенькина кучка дерьма, умное дитя, которое узнает своего отца.
Мистер Блум безрадостно улыбнулся Рингсенд-роуд. Братья Уоллес, производство бутылок, мост Доддер.
Ричи Гулдинг и юридический мешок. Гулдинг, Коллис и Уорд - так он назвал фирму. Его шутки становятся подмоченными. А он был козырем. В воскресенье утром, вальсируя на Стэмер-стрит с Игнатиусом Галлахером, две землевладелицы надели ему на голову свои шляпки. Вся ночь прошла в волнениях. Боюсь теперь начинает сказываться на нём - та боль в спине. Жена утюжила его спину. Думает, что таблетки ему помогут. А внутри них одни хлебные крошки. Прибыль примерно шесть сотен процентов.
- Он знается с низкой швалью, - ворчал мистер Дедал. - Этот Маллиган - грязный проклятый заядлый бандит по всем статьям. Его имя воняет по всему Дублину. Но с помощью Бога и Его пречистой матери я сделаю своё дело, на днях напишу письмо его матери или тётке, и пусть как хочет, это ей раскроет глаза на ширину ворот. Я намекну о его катастрофе, уж поверьте мне.
Он перекрикивал грохот колёс:
- Я не дам её ублюдочному племяннику погубить моего сына. Торгашеский сынок. Продавал ленты у моего кузена. Питер Пол МакСвайни. Ну уж нет.
Он замолчал. Мистер Блум взглянул на его сердитые усы, потом на мягкое лицо мистера Пауэра, на глаза и сильно трясущуюся бороду Мартина Каннингема. Шумный своевольный человек. Всё о своём сыне. Он прав. Что-то передать. Если бы маленький Руди жил. Смотреть как он растёт. Слышать его голос в доме. Прогуливается с Молли в итонском костюмчике. Мой сын. Я в его глазах. Это было бы странное чувство. От меня. Просто шанс. Должно быть тем утром на Реймонд-террассе, когда она наблюдала в окно за двумя собаками, делавшими это у стены прекращения сотворения зла. И сержант ухмылялся. На ней было то кремовое платье с разрезом, который она никогда не прикрывала. Прикоснись, Польди. Боже, я умираю от этого. Как начинается жизнь.
Стала пузатой тогда. Должна была отказаться от концерта в Грейстоне. Мой сын внутри неё. Я мог бы помочь ему в жизни. Я мог бы. Сделать его независимым. И выучить немецкому.
- Мы опаздываем? - спросил мистер Пауэр.
- Десять минут, - сказал Мартин Каннингем, взглянув на часы.
Молли. Милли. То же самое, но водянистее. Её хулиганские клятвы. О прыгающий Юпитер! О боги и мелкая рыбёшка! И всё же, она любимая девочка. Скоро станет женщиной. Маллингар. Самый лучший папулька. Юная школьница. Да, да - тоже женщина. Жизнь, жизнь.
Коляска накренилась и восстановилась, четыре их туловища покачнулись.
- Корни мог бы дать нам телегу поудобней, - сказал мистер Пауэр.
- Он мог бы, - сказал мистер Дедал, - если бы не страдал от косоглазия. Понимаете меня?
Он закрыл свой левый глаз. Мартин Каннингем начал смахивать хлебные крошки со своих бедер.
- Что это, - сказал он, - во имя Бога? Крошки?
- Кто-то, видимо, проводил тут недавно пикник, - сказал мистер Пауэр.
Все приподняли свои бёдра и неодобрительно посмотрели на покрытые плесенью пуговицы кожаных сидений. Мистер Дедал, крутя своим носом, грустно нахмурился и сказал:
- Если я не сильно ошибаюсь. Что Вы думаете, Мартин?
- Я тоже так думаю, - сказал Мартин Каннингем.
Мистер Блум опустил своё бедро. Рад, что помылся. Чувствую свои ноги вполне чистыми. Но жаль, что миссис Флеминг не заштопала получше носки.
Мистер Дедал смиренно вздохнул.
- В конце концов, - сказал он, - это самая естественная вещь в мире.
- Том Кернан появился? - спросил Мартин Каннингем, осторожно вертя своей бородой.
- Да, - ответил мистер Блум. - Он позади с Недом Ламбертом и Хайнсом.
- А сам Корни Келлехер? - спросил мистер Пауэр.
- На кладбище, - сказал Мартин Каннингем.
- Сегодня утром я встретил Маккоя, - сказал мистер Блум. - Он сказал, что постарается придти.
Карета остановилась на некоторое время.
- Что случилось?
- Мы остановились.
- Где мы?
Мистер Блум высунул голову в окно.
- Большой канал, - сказал он.
Газовая станция. Они говорят, это лечит коклюш. Хорошо, что у Милли его никогда не было. Бедные дети! Страдают и в синяках и в конвульсиях. На самом деле, позор. Сравнительно убереглись от болезней. Только корь. Чай из семян льна. Скарлатина, эпидемия гриппа. Смертельная вербовка. Не упустите свой шанс. Там собачий дом. Бедный старый Атос! Будь добр к Атосу, Лепольд, это моё последнее желание. Да будет так. Мы повинуемся им, когда они в могиле. Каракули умирающего. Он близко принимал это к сердцу, зачах. Тихая животина. Обычная собака стариков.
На его шляпу упала капля дождя. Он отпрянул и увидел быстрые брызги над серыми флагами. Раздельно. Любопытно. Как через дуршлаг. Так и думал, что он будет. Мои ботинки скрипели, сейчас вспомнил.
- Погода меняется, - сказал он спокойно.
- Жаль не удержалась хорошей, - сказал Мартин Каннингем.
- Нужно для деревни, - сказал мистер Пауэр. - Вон снова солнце появляется.
Мистер Дедал, всматриваясь сквозь очки в сторону спрятавшегося солнца, произнёс немое проклятье небу.
- Не надёжно, как попка младенца, - сказал он.
- Мы снова поехали.
Коляска снова завращала тяжёлыми колёсами и их тела слегка закачались. Мартин Каннингем быстрее закрутил кончиком бороды.
- Прошлым вечером Том Кернан был великолепен, - сказал он. И Пэдди Леонард, передразнивающий его прямо в лицо.
- О, покажите его, Мартин, - сказал нетерпеливо мистер Пауэр. - Саймон, подождите пока не услышите его, как Бени Доллард поёт «Стриженного парня».
- Великолепно, - сказал напыщенно Мартин Каннингем. - Его исполнение простой баллады - самое острое толкование, которое я когда-либо слышал за свою жизнь.
- Острое толкование, - сказал мистер Пауэр, посмеиваясь. - Он фанатеет от этого. А ещё - ретроспективная аранжировка.
- Вы читали речь Дэна Доусона? - спросил Мартин Каннингем.
- Нет, - сказал мистер Дедал. - Где она?
- В утренней газете.
Мистер Блум достал газету из внутреннего кармана. Та книга, я должен поменять для неё.
- Нет, нет, - сказал быстро мистер Дедал. - Пожалуйста, позже.
Взгляд мистера Блума скользнул по газете к колонке объявлений о смерти: Каллан, Коулмен, Фоусетт, Лоури, Науманн, Пик, что за Пик? тот парень, что был в Кросби и Аллейне? нет, Секстон, Урбрайт. Печатные буквы быстро исчезали на потёртых сгибах газеты. Благодарности «Маленькому цветку». К сожалению, пропустили. К его невыразимому горю. 88 лет, после долгой и тяжёлой болезни. Ум месяца: Квилен. Помилуй его душу Сладкий Иисус.
Прошёл месяц, как дорогой Генри улетел в свой вышний дом на небе. Его семья оплакивает и скорбит в связи с его потерей. Надеются встретиться с ним на небе.
Я порвал конверт? Да. Куда я засунул её письмо, когда прочитал его в ванной? Он похлопал свой жилетный карман. Там, в порядке. Дорогой Генри улетел. Перед тем как моё терпение закончилось.
Национальная школа. Двор Мид. Рисковано. Только двое там сейчас. Кивок. Полные как клещи. Слишком много костей в их черепах. Носятся вокруг. Только час назад я был тут. Кэбмены подняли свои шляпы.
Спина стрелочника выпрямилась около трамвайного знака под окном мистера Блума. Разве они не могли придумать что-то автоматическое, чтобы колесо само поворачивалось, так удобнее? Ну, а этот парень потеряет тогда работу? Ну, а другой парень получит работу, придумав новое изобретение?
Античные концертные комнаты. Там ничего. Мужчина в костюме из буйволовой кожи с траурной повязкой. Немного горя. Траур на четверть. Родственники супруги, возможно.
Они проехали мимо мрачной кафедры святого Марка, под железнодорожным мостом, мимо Театра королевы - в тишине. Рекламный щит: Юджин Стрэттон, миссис Бэндман Палмер. Интересно, смог бы я сегодня вечером увидеть «Лию». Послушать. Или «Лили Килларни»? Оперная компания Элстер Краймес. Перемены огромной силы. Яркие влажные афиши на следующую неделю. «Веселье в Бристоле». Мартин Каннингем смог бы достать билет на «Гайети». Нужно поставить стаканчик или два. Широк так же как и высок.
Он приезжает после обеда. Её песни.
Плэсто. Памятный бюст сэра Филипа Крэмптона у фонтана. Кем он был?
- Как поживаете? - сказал Мартин Каннингем, подняв свою ладонь в приветственном салюте.
- Он не видит нас, - сказал мистер Пауэр. - А нет, видит. Как поживаете?
- Кто? - спросил мистер Дедал.
- Пламенный Бойлан, - сказал мистер Пауэр. - Вон его чёлка развивается на ветру.
А я как раз подумал.
Мистер Дедал наклонился, чтобы поприветствовать. У двери Ред-банк сверкнул в ответе белый диск соломенной шляпы - элегантная фигура.
Мистер Блум рассматривал ногти на левой руке, а затем на правой. Ногти, да. Что в нём особенного, что они, она видит? Очарование. Худший человек в Дублине. Этим и живёт. Они иногда чувствуют, каков человек. Инстинкт. Но тип, как этот. Мои ногти. Я просто смотрю на них - хорошо вымыты. И потом - обдумать в одиночестве. Её тело становится немного рыхлым. Я бы отметил, по воспоминаниям. От чего это происходит? Полагаю, что кожа не может быстро ужаться, если тело худеет. Но форма на месте. Форма всё ещё на месте. Плечи. Бёдра. Полные. Ночь костюмированных танцев. Ткань застряла между задними щеками.
Он сложил руки между колен, и удовлетворённо посмотрел в их лица рассеянным взглядом.
Мистер Пауэр спросил:
- Как проходит концертный тур, мистер Блум?
- О, очень хорошо, - сказал мистер Блум, - Я слышал о нём благоприятные отзывы. Это хорошая идея, вы понимаете...
- Вы поедете сами?
- Да, нет, - сказал мистер Блум. - На самом деле, я должен поехать в графство Клэр по одному личному делу. Вы понимаете, идея состоит в том, чтобы объехать большие города. То, что вы потеряете в одном, сможете заработать в другом.
- Так оно и есть, - сказал Мартин Каннингем. - Там сейчас Мэри Андерсон. У вас есть хорошие мастера?
- Луис Вернер едет с ней, - сказал мистер Блум. - О да, у нас все звёзды. Джей Си Дойл и Джон Маккормак, я надеюсь. Лучшие, это факт.
- И мадам, - сказал улыбаясь мистер Пауэр, - не в последнюю очередь.
Мистер Блум развёл руками в жесте лёгкой почтительности и снова сложил их. Смит О'Браен. Кто-то положил там букет цветов. Женщина. Должно быть годовщина смерти. Многих счастливых возвращений. Коляска покатила мимо статуи Фаррелла, бесшумно сдвинув их несопротивляющиеся колени.
Скучно одетый старик на бордюре показывал свои товары, открыв рот.
- Четыре шнурка за пенни.
Интересно, почему его вышвырнули из бизнеса. Его офис был на Хьюм-стрит. Тот же самый дом, как у тёзки Молли, Твиди, королевский стряпчий для Уотерфорда. С тех пор у него остался тот цилиндр. Реликт бывшей благопристойности. Тоже в трауре. Ужасное падение, бедняга! Каждый пинает, как окурок. Последние дни О'Каллагана.
«И мадам». Двадцать минут двенадцатого. Вверх. Миссис Флеминг убирается. Укладывает причёску, напевая. «voglio e non vorrei». Нет. «vorrei e non». Рассматривает кончики своих волос, не секутся ли они. «Mi trema un poco il». Её голос прекрасен на этом «tre» - плачущий звук. Дрозд. Певчий дрозд. В самом слове дрозд чувствуется это.
Его глаза скользнули по великолепному лицу мистера Пауэра. Седина над ушами. «Мадам», - улыбается. Я улыбнулся в ответ. Улыбкой можно добиться многого. Возможно, просто вежливость. Хороший парень. Кто знает, это правда - о женщине, которую он содержит? Неприятно для жены. И всё же они говорят, тот, кто мне сказал, там нет плотских чувств. Можно себе представить, что это разыгралось довольно быстро. Да, это был Крофтон, встретил его вечером, нёс ей фунт вырезки. Кем она была? Барменша «У Жюри». Или это «Мойра»? Они проследовали под накрытой плащом фигурой Освободителя.
Мартин Каннингем подтолкнул мистера Пауэра.
- Из племени Рувимова, - сказал он.
Высокая чернобородая фигура, изогнутая на палке, уковыляла за угол дома Слона Эльвери, показав им изогнутую на спиной руку.
- Во всей его первозданной красоте, - сказал мистер Пауэр.
Мистер Дедал посмотрел вслед ковыляющей фигуре и мягко сказал:
- Переломи тебя чёрт через колено!
Мистер Пауэр, изнемогающий от смеха, прикрыл лицо от окна, когда экипаж проезжал статую Грея.
- Нам всем это предстоит, - широко сказал Мартин Каннингем.
Его глаза встретились с глазами мистера Блума. Поглаживая свою бороду, он добавил:
- Ну, почти всем.
Мистер Блум с внезапным оживлением обратился к своим спутникам.
- Это ужасно здорово, что говорят о Рувиме Дж и его сыне.
- Про лодочника? - спросил мистер Пауэр.
- Да. Разве это не ужасно здорово?
- О чём? - спросил мистер Дедал, - я не слышал.
- Там была замешана девчонка, - начал мистер Блум, - и он решил отправить его на остров Мэн от греха подальше, но когда они оба...
- Что? - спросил мистер Дедал, - этот сопливый недомерок?
- Да, - ответил мистер Блум, - они оба садились в лодку и он попытался утопить...
- Утопить Варавву! - вскричал мистер Дедал, - угодное Христу дело!
Мистер Пауэр разразился долгим смехом, выдувая воздух через прикрытые ноздри.
- Да нет, - сказал мистер Блум, - сын сам...
Мартин Каннингем грубо прервал его:
- Рувим и его сын шли к причалу, чтобы на лодке переплыть на остров Мэн, а юный мошенник вдруг вырвался на свободу и через парапет бухнулся в Лиффи.
- Ради Бога! - воскликнул в испуге мистер Дедал, - он погиб?
- Погиб! - вскричал Мартин Каннингем, - Куда там! Лодочник схватил багор, зацепил его за обвисшие штанины и полумёртвым причалил к берегу. Там собралась половина города.
- Да, - сказал мистер Блум, - но самое смешное в том...
- И Рувим Дж, - сказал Мартин Каннингем, - отдал лодочнику флорин за спасение жизни его сына.
Сдавленный выдох вырвался из-под руки мистера Пауэра.
- О, так и было, - подтвердил Мартин Каннингем, - Героически. Серебряный флорин.
- Разве это не ужасно здорово? - спросил нетерпеливо мистер Блум.
- Переплатил шиллинг и восемь пенсов, - сухо сказал мистер Дедал.
В тишине экипажа взорвался смех мистера Пауэра.
Колонна Нельсона.
- Восемь слив за пенни! Восемь за пенни!
- Нам лучше выглядеть чуть серьёзней, - сказал Мартин Каннингем.
Мистер Дедал вздохнул.
- Ох, ладно, - сказал он, - маленький Пэдди не обиделся бы за наш смех. Он сам рассказывал много отличного.
- Прости меня Господи! - сказал мистер Пауэр, вытирая пальцами мокрые глаза. - Бедный Пэдди! Неделю назад, когда я видел его в последний раз, он был здоров как обычно, и я даже подумать не мог, что поеду за ним в этой карете. Он ушёл от нас.
- Достойный маленький мужчина, всегда носивший шляпу, - сказал мистер Дедал. - Он ушёл совсем неожиданно.
- Удар, - сказал Мартин Каннингем. - Сердце.
Он печально ударил себя в грудь.
Полыхающее лицо: горяче-красное. Слишком много ячменных напитков. Лекарство от красного носа. Пей как чёрт, пока не посереет. Много денег потратил он на перекраску.
Мистер Пауэр с печалью вглядывался в проплывающие дома.
- Он умер внезапно, бедняга, - сказал он.
- Лучшая смерть, - сказал мистер Блум.
Их широкие глаза посмотрели на него.
- Никаких страданий, - сказал он. - Момент, и всё кончено. Как умереть во сне.
Все молчали.
Мёртвая сторона улицы. Днём бизнес вялый, земельные агенты, отель воздержания, железнодорожный справочник Фальконера, колледж гражданской службы, «у Гилла», католический клуб, общество слепых. Почему? Есть причина. Солнце или ветер. Вечером также. Приятели и прислуга. Под патронажем покойного отца Мэтью. Камень к основанию Парнелля. Удар. Сердце.
Белые лошади с белыми повязками на голове галопом пронеслись около угла Ротонды. Промелькнул крошечный гроб. Спешат похоронить. Траурная карета. Холостяк. Чёрный для женатого. Пегий для бобыля. Сумрачный для монахини.
- Печально, - сказал Мартин Каннингем. - ребёнок.
Лицо карлика, лиловое и морщинистое, как было у Руди. Тело карлика, вялое как замазка, в коробке с белой обивкой. Похороны оплачены обществом взаимопомощи. Пенни в неделю за кусок торфа. Наш. Маленький. Бедный. Малыш. Ничего не значит. Ошибка природы. Если он здоровый, это от матери. Если нет - от мужчины. Повезёт в следующий раз.
- Бедный малютка, - сказал мистер Дедал. - Вот и выбрался.
Экипаж замедлился при подъёме на холм Ратленд-сквер. Гремят его кости. На камнях. Только нищий. Никто не владеет.
- В разгар жизни, - сказал Мартин Каннингем.
- Но хуже всего, - сказал мистер Пауэр, - когда человек кончает с собой.
Мартин Каннингем быстро вытащил свои часы, кашлянул и положил их обратно.
- Величайший позор для семьи, - добавил Пауэр.
- Временное безумие, конечно, - решительно сказал Мартин Каннингем. - Мы должны с милосердием относиться к этому.
- Говорят, что мужчина, который это сделал - трус, - сказал мистер Дедал.
- Не нам судить, - сказал Мартин Каннингем.
Мистер Блум, собравшийся высказаться, снова сомкнул свои губы. Большие глаза Мартина Каннингема. Сейчас глядят в даль. Он сострадательный, гуманный мужчина. Умный. Лицом похож на Шекспира. Всегда говорит хорошие слова. У них нет милосердия к этому или к детоубийству. Отказ от христианского погребения. Раньше они вбивали кол в сердце, закопав в могилу. Как будто он уже не был мёртв. Всё же, иногда они с опозданием раскаиваются. Найден в русле реки, запутавшийся в камышах. Он посмотрел на меня. Его жена ужасная пьянчушка. Время от времени обставляет для неё дом, а затем отдают мебель в залог почти каждую субботу. Доведёт его до проклятья. Сердце должно быть каменное. Утро понедельника. Начать заново. Плечо к колесу. Господи, она должно быть хорошо выглядела той ночью, когда Дедал рассказывал мне, что он был там. Напилась до чёртиков и скакала с зонтиком Мартина...
Источник текста.