Умножаем на 2: "уникальные способности" в действительности оказываются бесовскими кознями
Несколько слов о Двойственном Бесе
Применение евангельского правила: «По плодам их узнаете их», - зачастую остаётся единственной возможностью хотя бы как-то разобраться в сложных и необычайных явлениях.
Ниже приведены два правдивых рассказа о т.н. «сложнейшем психическом явлении» - появлении призрачного «двойника» у живого человека. Причём в обоих случаях человек о своём «двойнике» даже не догадывается, т.е. «двойник» действует по собственной воле, абсолютно не зависящей от воли человека.
Анализируя «плоды» такой самодеятельности «двойников», можно со всей очевидностью убедиться: эта самодеятельность приносит сильнейший вред человеку, «умножаемому на 2», причём не только на эмоционально-житейском, но и на физическом уровне.
Эти два рассказа производят грустное впечатление не только потому, что в них говорится о невинных страданиях хороших людей. Хуже всего то, что никакие страдания не заставляют героев вспомнить о Едином Заступнике - Боге. Если советскую школьницу из второго рассказа трудно за это упрекнуть - она жила в чудовищную богоборческую эпоху и не могла ничего о Боге знать, - то героиня первого рассказа жила в середине 19 века и формально была христианкой... Кроме того, в первом сюжете фигурирует множество других людей - а о Боге так никто из них и не вспомнил...
Мало того, о Боге не вспомнил и рассказчик первого сюжета - священник Григорий Дьяченко. Ведь любые таланты и способности даются Богом, а если эти «способности» превращают жизнь человека в ад, то не от Бога такие «способности». Мало того, в данном случае у людей сами по себе «способности» проявляются исключительно в страданиях: в страданиях от похищения бесами части их человеческого естества для сооружения призрачного «двойника».
А русский дореволюционный священник не увидел явной и очевидной бесовской тирании, рассуждая о науке, психологии и ещё чём-то отвлечённом...
Так что состояние Православия было плачевным задолго до Великой Сатанинской революции 1917 года...
Тем не менее следует воздать должное о.Григорию за подробное и весьма полезное свидетельство.
Как ни печально это говорить, но в обоих рассказах речь идёт о девушках, одержимых Двойственным Бесом. Соответственно, в обоих случаях имеется сильнейшая нужда в помощи Церкви: в осознанном воцерковлении, в максимально частом приступании к Церковным Таинствам Исповеди и Причастия, а также в непопулярных ныне экзорцистских молебнах (т.е. в «отчитках»).
Многие «православные» деятели, критикуя практику экзорцизма, «бичуют» эту самую практику тем, что её изобрели якобы католики («а у католиков может ли быть что доброе»). Но в католических источниках, напротив, утверждают, что практика экзорцизма началась в Восточном Христианстве...
В заключение скажу, что Двойственный Бес мучит людей гораздо чаще, чем об этом догадываются даже и сами пострадавшие. Вчитайтесь внимательно во второй рассказ: разве подобные ситуации так или иначе не встречались в жизни Вам лично? И разве кто-нибудь из участников подобных событий догадывался о том, что человеку предъявляются претензии за действия его «двойника», о которых он и знать не может?
02.01.2021
Составление, коррекция текстов, подчёркивание: Манькова О.А.
Повествование о событиях ХIХ века
Иллюстрация: «Умножаем на 2». Источник: Pinterest
«В 1845 г., в Лифляндии, в тридцати шести милях от Риги и полутора милях от маленького городка Вольмара, существовало (да существует и теперь ещё) воспитательное заведение для благородных девиц под именем пансиона Пейвельке, пользовавшееся самой лучшей репутацией. Директором его был тогда некто Бух.
«В этом году в пансионе было сорок две воспитанницы, большей частью из лучших дворянских фамилий Лифляндии, и между ними тринадцатилетняя дочь барона фон-Гильденштуббе, Юлия.
В то же время в пансионе была классная дама, девица Эмилия Саже, француженка из Дижона. Блондинка северного типа, с прекрасным цветом лица, светло-голубыми глазами и густыми светло-русыми волосами, худая и стройная, несколько выше среднего роста, она была покойного, ровного характера, отчасти робкая и нервная по темпераменту. Здоровье у неё вообще было хорошее: в полуторагодовое пребывание своё в пансионе она хворала всего только два раза и то не серьёзно. Пансионское начальство во всё время её пребывания в заведении было вполне довольно ею, как умной и образованной девушкой, ревностно исполнявшей свои обязанности. В то время ей было тридцать два года от роду.
Несколько недель спустя по приезде Эмилии Саже, странные слухи начали распространяться между воспитанницами. Когда случалось кому-либо, отыскивая её, спрашивать, не знает ли кто, где она, некоторые девицы, отвечали, что видели её в такой-то комнате, на что кто-нибудь другой возражал, что этого быть не может, что её сейчас встретили на лестнице или в таком-то отдалённом коридоре. Вначале, естественно, предполагали тут какую-либо ошибку, но так как это стало повторяться чаще и чаще, то пансионерки стали толковать между собой, что это очень странно, и обратились со своим недоумением к другой воспитательнице, которая, быть может, действительно, не зная, как объяснить это, ответила им, что всё это вздор и фантазия, и посоветовала не обращать на эти глупые толки внимания.
Но вскоре стали происходить вещи гораздо более странные, никак уже не объяснимые фантазией или ошибкой. Однажды Эмилия, давая урок в классе тринадцатилеток, к которому принадлежала и баронесса Гильденштуббе, что-то объясняя, писала на большой деревянной доске мелом, а ученицы внимательно следили за нею, и вдруг, к великому своему ужасу, увидали двух Эмилий Саже, стоящих одна возле другой; из них одна с мелом в руке действительно писала, а другая только подражала её движениям.
Случай этот взволновал всё заведение. Было несомненно дознано, что каждая из бывших в классе учениц видела вторую фигуру и описывала её и её движения совершенно так же, как и все остальные.
Вскоре после того одна из воспитанниц, Антонина Врангель, получив позволение отправиться вместе с несколькими подругами на сельский праздник по соседству, доканчивала свой туалет, а Эмилия, всегда добрая и услужливая, помогала ей застегнуть назади платье. Обернувшись, Антонина случайно взглянула в зеркало и увидала там двух Саже, застёгивавших её платье. От неожиданности девочка упала в обморок.
Прошло несколько месяцев, а странные явления не прекращались. Иногда во время обеда двойник показывался стоящим за стулом своего оригинала, повторяя все его движения, только не имея ни ножа, ни вилки в руках. Раздваивалась одна фигура; видели её как все сидевшие за столом, так и прислуга.
Однако двойник не всегда, повторял движения своего оригинала. Бывало и так, что Эмилия вставала со стула, а призрак показывался сидящим на её месте. Однажды Эмилия лежала с головной болью в постели, а Антонина Врангель, сидя возле, читала ей вслух и заметила, что больная вдруг сильно побледнела, осунулась, точно собиралась лишиться чувств. Испуганная девочка спросила, не хуже ли ей, но воспитательница ответила слабым, едва слышным голосом, что она чувствует себя всё так же. Несколько секунд спустя Антонина, взглянув вокруг себя, увидала фигуру Эмилии, ходившую взад и вперёд по комнате. На этот раз девочка настолько овладела собой, что ничем не выдала своего испуга и даже не сказала больной ни одного слова о виденном, а вскоре сошла вниз, где обратила на себя общее внимание подруг своим побледневшим личиком и тут только всё им рассказала.
Самый же замечательный случай вполне самостоятельного действия обеих фигур происходил следующим образом:
Однажды все воспитанницы, в числе сорока двух, были собраны в одной комнате за классом рукоделия; сидели они в большой зале первого этажа, с четырьмя огромными окнами или, скорее, зеркальными дверями, выходившими в довольно обширный сад. Посреди комнаты стоял длинный стол, около которого сидели пансионерки всех классов, занятые различными работами, и с этого места отлично могли видеть всё, что происходит в саду. В этот раз многие из них отчётливо видели в окна, как Эмилия Саже, стоя около цветочной клумбы поблизости от дома, окапывала небольшой лопатой цветы, до которых она была большая охотница. В конце стола, на хозяйском месте, в большом кожаном кресле сидела другая классная дама, наблюдавшая за воспитанницами. Вскоре она встала и вышла из комнаты, оставив кресло незанятым, но ненадолго; вдруг на нём появилась фигура Саже. Пансионерки посмотрели в сад и увидали там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно сонная или больная. Опять посмотрели они в кресло и увидели её неподвижно в нём сидевшую, но на вид настолько реальную, что не будь она в то же время у нах на глазах в саду и не появись она в кресле вдруг, не пройдя предварительно через комнату, они были бы убеждены, что это действительно она сама. Теперь же, будучи уверены, что это не она, и несколько привыкшие уже к странному явлению, две самые храбрые между пансионерками решились подойти и дотронуться до фигуры и тут же заявили, что ощущают некоторое сопротивление, как бы от прикосновения к кисее или крепу. Затем одна из двух, проходя совсем близко к креслу, задела фигуру, т. е. прошла сквозь некоторую её часть. Но видение не исчезло, а продолжало ещё сидеть на том же месте, и, наконец, постепенно как бы испарилось. Тогда молодые девушки заметили, что по исчезновению его к Саже вернулась её обычная живость и энергия. Все сорок две пансионерки видели ту же фигуру и совершенно одинаковым образом.
Впоследствии некоторые из них спросили Эмилию, не ощущала ли она в то время чего-либо особенного. Она ответила, что помнит лишь одно, как, увидав, что воспитательница вышла, она подумала, что лучше было бы той не уходить; девочки наверно перестанут работать в её отсутствии и ещё наделают каких-нибудь шалостей.
Эти странные явления продолжались с различными изменениями во всё время пребывания Эмилии Саже в Нейвельке, т. е. около полутора лет, с перерывами на неделю, а иногда и на несколько недель. Происходили они чаще всего в то время, когда она была чем-нибудь особенно занята, на чём-нибудь сосредоточена: Было вообще замечено, что чем живее, материальнее являлся двойник, тем слабее и неподвижнее становилось живое лицо, а по мере постепенного исчезновения двойника, к Эмилии возвращались её нормальные силы.
По собственному опыту она не имела никакого понятия о своём двойнике, услыхала о нём в первый раз от других, а теперь догадывалась о его появлении по взглядам присутствующих; сама она никогда не видела его и сознательно не ощущала овладевающей ею слабости при его появлении.
В те восемнадцать месяцев, когда баронесса Юлия Гильденштуббе, сообщившая мне этот случай со всеми его подробностями, имела возможность лично наблюдать явление, она никогда не видела и не слышала от других, чтобы оно происходило на большом расстоянии от своего оригинала, например, на расстоянии нескольких миль. Иногда двойник являлся на некотором отдалении во время их прогулок, но большей частью только внутри дома. Вся прислуга без исключения видела его, стало быть, явление было доступно всем, при нём присутствующим.
Понятно, что такое странное явление, продолжавшееся целые восемнадцать месяцев, не могло не вредить заведению. Узнав об этом странном факте и убедившись, что это не басня и не фантазия, и что от этого терпит здоровье воспитанниц со слабыми нервами, большинство родителей сочло необходимым взять из пансиона своих дочерей; после вакаций многие из них не вернулись. И когда, наконец, из сорока двух воспитанниц осталось всего двенадцать, как ни тяжело было пансионскому начальству расстаться с личностью вполне невинной, а только несчастной, всегда заслуживавшей полного уважения и доверия, оно увидало себя, однако, в необходимости отказать Эмилии Саже от места.
Бедная девушка была в отчаянии. «В девятнадцатый раз! - воскликнула она в присутствии Юлии фон-Гильденштуббе, вскоре после полученного ею отказа, - это слишком тяжело!» И когда у неё спросили, что означают эти слова, она неохотно объяснила, что ранее пансиона Нейвельке она перебывала в восемнадцати школах, начав своё воспитательное поприще с шестнадцати лет, и отовсюду её прогоняла её несчастная способность, хотя во всём прочем ею всегда бывали довольны и давали ей наилучшие аттестаты. И всё-таки ей приходилось вскоре искать себе новое место, как можно дальше от прежнего.
Оставив Нейвельке, она некоторое время прожила по соседству вместе со своей невесткой, у которой были маленькие дети, и там преследовало её то же явление. Баронесса Юлия, ездившая повидаться с нею, узнала, что трёх и четырёхлетние дети всё знали о двойнике и рассказывали, что видели двух тётей Эмилий.
Впоследствии Эмилия Саже уехала вовнутрь России, и баронесса Гильденштуббе потеряла её из виду.
Я получил все эти подробности от самой баронессы Гильденштуббе, любезно давшей мне позволение опубликовать их с обозначением имён, места и времени. Она оставалась в Нейвельке пансионеркой всё время, покуда Эмилия Саже исполняла там обязанности классной дамы, стало быть, имела полную возможность наблюдать явление во всех его особенностях».
Источник: Протоиерей Григорий Дьяченко. Из области таинственного. - М.: «Камея», 1994.
Повествование из современной жизни
« <...> Встретили меня в новом классе вполне ожидаемо; то есть вполне равнодушно. А вот классная руководительница Светлана Александровна почему-то сразу же невзлюбила меня. То ли потому, что одета я была не по форме и поэтому сильно выделялась своим нестандартным видом, то ли по какой другой причине, но придираться начала почти сразу же как я появилась в её классе.
Однажды просто взяла и при всём классе унизила меня, заявив что я "спасибо должна ей сказать, что она меня, второгодницу, взяла в свой класс", словно ей и невдомёк было, что на второй год я осталась исключительно по болезни. Были и другие случаи, когда она вот так же, по пустякам, унижала меня.
Помнится однажды я сильно простудилась и лежала в постели с высокой температурой, а она вдруг припёрлась к нам домой, чтобы разоблачить "симулянтку". Оказывается в школе был какой-то вечер и кто-то из ребят сказал ей, что меня видели на этом вечере. И как я не уверяла её, что это враньё и что я уже несколько дней не встаю с кровати, она продолжала твердить, что я вру. А тут ещё с кухни вернулся отчим и присоединился к этой травле, хотя прекрасно знал, что в те дни я из дома никуда не выходила.
В общем вдвоём они успешно довели меня до слёз, после чего эта мымра с чувством полного удовлетворения удалилась, а отчим продолжал монотонно изводить меня попрёками.
Господи, до чего же мне было обидно ! И даже не потому, что на меня возвели напраслину, а просто потому, что даже если бы я была здорова, то всё равно никогда не смогла бы пойти на тот проклятый вечер по причине отсутствия хотя бы одного мало-мальски приличного платья, ведь всё, что у меня тогда было из одежды - это тёткины обноски, которые она сама же и сшила из старого пальто и летнего сарафана. Низ был драповый, а верх из лёгкого сатина. Этакое комбинированное убожество, которое ей надоело и она отдала его мне. Поверх я надевала старый, выношенный и выцветший от старости, свитер, который когда-то давно связала мама.
Вот в этом я и ходила в школу; ведь больше в этаком-то "наряде" никуда было и не сунуться. К тому же, в сущности, мне вообще нечего было делать на подобном мероприятии, ведь всё равно никто из мальчишек никогда не приглашал меня танцевать, потому что я и фигурой не вышла.
Нет, я не была безобразной толстухой, но была полненькой и, как считали мальчишки, совсем не симпатичной. Этакий гадкий утёнок, который никому не был нужен. <...> »
Источник: "Жизнь моя - жестянка" (часть 11 - "Второй раз в седьмой класс или незаслуженные обиды"): https://mangiana-irina.livejournal.com/tag/Жизнь%20моя%20-%20жестянка
Применение евангельского правила: «По плодам их узнаете их», - зачастую остаётся единственной возможностью хотя бы как-то разобраться в сложных и необычайных явлениях.
Ниже приведены два правдивых рассказа о т.н. «сложнейшем психическом явлении» - появлении призрачного «двойника» у живого человека. Причём в обоих случаях человек о своём «двойнике» даже не догадывается, т.е. «двойник» действует по собственной воле, абсолютно не зависящей от воли человека.
Анализируя «плоды» такой самодеятельности «двойников», можно со всей очевидностью убедиться: эта самодеятельность приносит сильнейший вред человеку, «умножаемому на 2», причём не только на эмоционально-житейском, но и на физическом уровне.
Эти два рассказа производят грустное впечатление не только потому, что в них говорится о невинных страданиях хороших людей. Хуже всего то, что никакие страдания не заставляют героев вспомнить о Едином Заступнике - Боге. Если советскую школьницу из второго рассказа трудно за это упрекнуть - она жила в чудовищную богоборческую эпоху и не могла ничего о Боге знать, - то героиня первого рассказа жила в середине 19 века и формально была христианкой... Кроме того, в первом сюжете фигурирует множество других людей - а о Боге так никто из них и не вспомнил...
Мало того, о Боге не вспомнил и рассказчик первого сюжета - священник Григорий Дьяченко. Ведь любые таланты и способности даются Богом, а если эти «способности» превращают жизнь человека в ад, то не от Бога такие «способности». Мало того, в данном случае у людей сами по себе «способности» проявляются исключительно в страданиях: в страданиях от похищения бесами части их человеческого естества для сооружения призрачного «двойника».
А русский дореволюционный священник не увидел явной и очевидной бесовской тирании, рассуждая о науке, психологии и ещё чём-то отвлечённом...
Так что состояние Православия было плачевным задолго до Великой Сатанинской революции 1917 года...
Тем не менее следует воздать должное о.Григорию за подробное и весьма полезное свидетельство.
Как ни печально это говорить, но в обоих рассказах речь идёт о девушках, одержимых Двойственным Бесом. Соответственно, в обоих случаях имеется сильнейшая нужда в помощи Церкви: в осознанном воцерковлении, в максимально частом приступании к Церковным Таинствам Исповеди и Причастия, а также в непопулярных ныне экзорцистских молебнах (т.е. в «отчитках»).
Многие «православные» деятели, критикуя практику экзорцизма, «бичуют» эту самую практику тем, что её изобрели якобы католики («а у католиков может ли быть что доброе»). Но в католических источниках, напротив, утверждают, что практика экзорцизма началась в Восточном Христианстве...
В заключение скажу, что Двойственный Бес мучит людей гораздо чаще, чем об этом догадываются даже и сами пострадавшие. Вчитайтесь внимательно во второй рассказ: разве подобные ситуации так или иначе не встречались в жизни Вам лично? И разве кто-нибудь из участников подобных событий догадывался о том, что человеку предъявляются претензии за действия его «двойника», о которых он и знать не может?
02.01.2021
Составление, коррекция текстов, подчёркивание: Манькова О.А.
Повествование о событиях ХIХ века
Иллюстрация: «Умножаем на 2». Источник: Pinterest
«В 1845 г., в Лифляндии, в тридцати шести милях от Риги и полутора милях от маленького городка Вольмара, существовало (да существует и теперь ещё) воспитательное заведение для благородных девиц под именем пансиона Пейвельке, пользовавшееся самой лучшей репутацией. Директором его был тогда некто Бух.
«В этом году в пансионе было сорок две воспитанницы, большей частью из лучших дворянских фамилий Лифляндии, и между ними тринадцатилетняя дочь барона фон-Гильденштуббе, Юлия.
В то же время в пансионе была классная дама, девица Эмилия Саже, француженка из Дижона. Блондинка северного типа, с прекрасным цветом лица, светло-голубыми глазами и густыми светло-русыми волосами, худая и стройная, несколько выше среднего роста, она была покойного, ровного характера, отчасти робкая и нервная по темпераменту. Здоровье у неё вообще было хорошее: в полуторагодовое пребывание своё в пансионе она хворала всего только два раза и то не серьёзно. Пансионское начальство во всё время её пребывания в заведении было вполне довольно ею, как умной и образованной девушкой, ревностно исполнявшей свои обязанности. В то время ей было тридцать два года от роду.
Несколько недель спустя по приезде Эмилии Саже, странные слухи начали распространяться между воспитанницами. Когда случалось кому-либо, отыскивая её, спрашивать, не знает ли кто, где она, некоторые девицы, отвечали, что видели её в такой-то комнате, на что кто-нибудь другой возражал, что этого быть не может, что её сейчас встретили на лестнице или в таком-то отдалённом коридоре. Вначале, естественно, предполагали тут какую-либо ошибку, но так как это стало повторяться чаще и чаще, то пансионерки стали толковать между собой, что это очень странно, и обратились со своим недоумением к другой воспитательнице, которая, быть может, действительно, не зная, как объяснить это, ответила им, что всё это вздор и фантазия, и посоветовала не обращать на эти глупые толки внимания.
Но вскоре стали происходить вещи гораздо более странные, никак уже не объяснимые фантазией или ошибкой. Однажды Эмилия, давая урок в классе тринадцатилеток, к которому принадлежала и баронесса Гильденштуббе, что-то объясняя, писала на большой деревянной доске мелом, а ученицы внимательно следили за нею, и вдруг, к великому своему ужасу, увидали двух Эмилий Саже, стоящих одна возле другой; из них одна с мелом в руке действительно писала, а другая только подражала её движениям.
Случай этот взволновал всё заведение. Было несомненно дознано, что каждая из бывших в классе учениц видела вторую фигуру и описывала её и её движения совершенно так же, как и все остальные.
Вскоре после того одна из воспитанниц, Антонина Врангель, получив позволение отправиться вместе с несколькими подругами на сельский праздник по соседству, доканчивала свой туалет, а Эмилия, всегда добрая и услужливая, помогала ей застегнуть назади платье. Обернувшись, Антонина случайно взглянула в зеркало и увидала там двух Саже, застёгивавших её платье. От неожиданности девочка упала в обморок.
Прошло несколько месяцев, а странные явления не прекращались. Иногда во время обеда двойник показывался стоящим за стулом своего оригинала, повторяя все его движения, только не имея ни ножа, ни вилки в руках. Раздваивалась одна фигура; видели её как все сидевшие за столом, так и прислуга.
Однако двойник не всегда, повторял движения своего оригинала. Бывало и так, что Эмилия вставала со стула, а призрак показывался сидящим на её месте. Однажды Эмилия лежала с головной болью в постели, а Антонина Врангель, сидя возле, читала ей вслух и заметила, что больная вдруг сильно побледнела, осунулась, точно собиралась лишиться чувств. Испуганная девочка спросила, не хуже ли ей, но воспитательница ответила слабым, едва слышным голосом, что она чувствует себя всё так же. Несколько секунд спустя Антонина, взглянув вокруг себя, увидала фигуру Эмилии, ходившую взад и вперёд по комнате. На этот раз девочка настолько овладела собой, что ничем не выдала своего испуга и даже не сказала больной ни одного слова о виденном, а вскоре сошла вниз, где обратила на себя общее внимание подруг своим побледневшим личиком и тут только всё им рассказала.
Самый же замечательный случай вполне самостоятельного действия обеих фигур происходил следующим образом:
Однажды все воспитанницы, в числе сорока двух, были собраны в одной комнате за классом рукоделия; сидели они в большой зале первого этажа, с четырьмя огромными окнами или, скорее, зеркальными дверями, выходившими в довольно обширный сад. Посреди комнаты стоял длинный стол, около которого сидели пансионерки всех классов, занятые различными работами, и с этого места отлично могли видеть всё, что происходит в саду. В этот раз многие из них отчётливо видели в окна, как Эмилия Саже, стоя около цветочной клумбы поблизости от дома, окапывала небольшой лопатой цветы, до которых она была большая охотница. В конце стола, на хозяйском месте, в большом кожаном кресле сидела другая классная дама, наблюдавшая за воспитанницами. Вскоре она встала и вышла из комнаты, оставив кресло незанятым, но ненадолго; вдруг на нём появилась фигура Саже. Пансионерки посмотрели в сад и увидали там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно сонная или больная. Опять посмотрели они в кресло и увидели её неподвижно в нём сидевшую, но на вид настолько реальную, что не будь она в то же время у нах на глазах в саду и не появись она в кресле вдруг, не пройдя предварительно через комнату, они были бы убеждены, что это действительно она сама. Теперь же, будучи уверены, что это не она, и несколько привыкшие уже к странному явлению, две самые храбрые между пансионерками решились подойти и дотронуться до фигуры и тут же заявили, что ощущают некоторое сопротивление, как бы от прикосновения к кисее или крепу. Затем одна из двух, проходя совсем близко к креслу, задела фигуру, т. е. прошла сквозь некоторую её часть. Но видение не исчезло, а продолжало ещё сидеть на том же месте, и, наконец, постепенно как бы испарилось. Тогда молодые девушки заметили, что по исчезновению его к Саже вернулась её обычная живость и энергия. Все сорок две пансионерки видели ту же фигуру и совершенно одинаковым образом.
Впоследствии некоторые из них спросили Эмилию, не ощущала ли она в то время чего-либо особенного. Она ответила, что помнит лишь одно, как, увидав, что воспитательница вышла, она подумала, что лучше было бы той не уходить; девочки наверно перестанут работать в её отсутствии и ещё наделают каких-нибудь шалостей.
Эти странные явления продолжались с различными изменениями во всё время пребывания Эмилии Саже в Нейвельке, т. е. около полутора лет, с перерывами на неделю, а иногда и на несколько недель. Происходили они чаще всего в то время, когда она была чем-нибудь особенно занята, на чём-нибудь сосредоточена: Было вообще замечено, что чем живее, материальнее являлся двойник, тем слабее и неподвижнее становилось живое лицо, а по мере постепенного исчезновения двойника, к Эмилии возвращались её нормальные силы.
По собственному опыту она не имела никакого понятия о своём двойнике, услыхала о нём в первый раз от других, а теперь догадывалась о его появлении по взглядам присутствующих; сама она никогда не видела его и сознательно не ощущала овладевающей ею слабости при его появлении.
В те восемнадцать месяцев, когда баронесса Юлия Гильденштуббе, сообщившая мне этот случай со всеми его подробностями, имела возможность лично наблюдать явление, она никогда не видела и не слышала от других, чтобы оно происходило на большом расстоянии от своего оригинала, например, на расстоянии нескольких миль. Иногда двойник являлся на некотором отдалении во время их прогулок, но большей частью только внутри дома. Вся прислуга без исключения видела его, стало быть, явление было доступно всем, при нём присутствующим.
Понятно, что такое странное явление, продолжавшееся целые восемнадцать месяцев, не могло не вредить заведению. Узнав об этом странном факте и убедившись, что это не басня и не фантазия, и что от этого терпит здоровье воспитанниц со слабыми нервами, большинство родителей сочло необходимым взять из пансиона своих дочерей; после вакаций многие из них не вернулись. И когда, наконец, из сорока двух воспитанниц осталось всего двенадцать, как ни тяжело было пансионскому начальству расстаться с личностью вполне невинной, а только несчастной, всегда заслуживавшей полного уважения и доверия, оно увидало себя, однако, в необходимости отказать Эмилии Саже от места.
Бедная девушка была в отчаянии. «В девятнадцатый раз! - воскликнула она в присутствии Юлии фон-Гильденштуббе, вскоре после полученного ею отказа, - это слишком тяжело!» И когда у неё спросили, что означают эти слова, она неохотно объяснила, что ранее пансиона Нейвельке она перебывала в восемнадцати школах, начав своё воспитательное поприще с шестнадцати лет, и отовсюду её прогоняла её несчастная способность, хотя во всём прочем ею всегда бывали довольны и давали ей наилучшие аттестаты. И всё-таки ей приходилось вскоре искать себе новое место, как можно дальше от прежнего.
Оставив Нейвельке, она некоторое время прожила по соседству вместе со своей невесткой, у которой были маленькие дети, и там преследовало её то же явление. Баронесса Юлия, ездившая повидаться с нею, узнала, что трёх и четырёхлетние дети всё знали о двойнике и рассказывали, что видели двух тётей Эмилий.
Впоследствии Эмилия Саже уехала вовнутрь России, и баронесса Гильденштуббе потеряла её из виду.
Я получил все эти подробности от самой баронессы Гильденштуббе, любезно давшей мне позволение опубликовать их с обозначением имён, места и времени. Она оставалась в Нейвельке пансионеркой всё время, покуда Эмилия Саже исполняла там обязанности классной дамы, стало быть, имела полную возможность наблюдать явление во всех его особенностях».
Источник: Протоиерей Григорий Дьяченко. Из области таинственного. - М.: «Камея», 1994.
Повествование из современной жизни
« <...> Встретили меня в новом классе вполне ожидаемо; то есть вполне равнодушно. А вот классная руководительница Светлана Александровна почему-то сразу же невзлюбила меня. То ли потому, что одета я была не по форме и поэтому сильно выделялась своим нестандартным видом, то ли по какой другой причине, но придираться начала почти сразу же как я появилась в её классе.
Однажды просто взяла и при всём классе унизила меня, заявив что я "спасибо должна ей сказать, что она меня, второгодницу, взяла в свой класс", словно ей и невдомёк было, что на второй год я осталась исключительно по болезни. Были и другие случаи, когда она вот так же, по пустякам, унижала меня.
Помнится однажды я сильно простудилась и лежала в постели с высокой температурой, а она вдруг припёрлась к нам домой, чтобы разоблачить "симулянтку". Оказывается в школе был какой-то вечер и кто-то из ребят сказал ей, что меня видели на этом вечере. И как я не уверяла её, что это враньё и что я уже несколько дней не встаю с кровати, она продолжала твердить, что я вру. А тут ещё с кухни вернулся отчим и присоединился к этой травле, хотя прекрасно знал, что в те дни я из дома никуда не выходила.
В общем вдвоём они успешно довели меня до слёз, после чего эта мымра с чувством полного удовлетворения удалилась, а отчим продолжал монотонно изводить меня попрёками.
Господи, до чего же мне было обидно ! И даже не потому, что на меня возвели напраслину, а просто потому, что даже если бы я была здорова, то всё равно никогда не смогла бы пойти на тот проклятый вечер по причине отсутствия хотя бы одного мало-мальски приличного платья, ведь всё, что у меня тогда было из одежды - это тёткины обноски, которые она сама же и сшила из старого пальто и летнего сарафана. Низ был драповый, а верх из лёгкого сатина. Этакое комбинированное убожество, которое ей надоело и она отдала его мне. Поверх я надевала старый, выношенный и выцветший от старости, свитер, который когда-то давно связала мама.
Вот в этом я и ходила в школу; ведь больше в этаком-то "наряде" никуда было и не сунуться. К тому же, в сущности, мне вообще нечего было делать на подобном мероприятии, ведь всё равно никто из мальчишек никогда не приглашал меня танцевать, потому что я и фигурой не вышла.
Нет, я не была безобразной толстухой, но была полненькой и, как считали мальчишки, совсем не симпатичной. Этакий гадкий утёнок, который никому не был нужен. <...> »
Источник: "Жизнь моя - жестянка" (часть 11 - "Второй раз в седьмой класс или незаслуженные обиды"): https://mangiana-irina.livejournal.com/tag/Жизнь%20моя%20-%20жестянка