Балет
Вообще да. Да.
Ну, то есть я хоть и не любитель помпезности всякой, скачущих мраморных задниц тоже не фанат, но тем не менее. Ощущаешь некоторый трепет, когда сидишь в Большом театре в ожидании балета. Золото это все, фонари свечками оформленные, герб над царской ложей, бархат - они здесьдома. Все так. Приятно.
На районе у нас Серега есть. Хороший парень, простецкий, но с изюминкой. Он, когда напьется, Есенина декламирует, прямо на той же точке, где и напился. Встанет с лавки, обратит взгляд маслянистый в сторону потрескавшихся многоэтажек и, глядя поверх всего этого - домов этих, дворов, асфальто-бетонных конструкций, горланит:
- Не вчера ли я молодость пропил?!
А ему в ответ доносится из окна притушенного:
- Заткнись, мудила, людям на работу вставать! - Потому что среда, а район у нас не из ленивых. Это только с нашим поколением как-то не складывается, изначально-то район при промзоне да авиационных заводах строился. А может, и промзона вместе с заводом - при районе. Но сегодня это совершенно не принципиально, потому что сегодня ни заводов, ни промзон не осталось - одна недвижимость элитная, да вот и центры торговые проклевываются. Ну еще бы, у меня размер ноги до 46-го вырос, а центр Москвы, столицы нашей великой и громадной Родины, с какой радости должен в масштабах своих оставаться? Выходит, что живем теперь мы, хорошевские, практически в центре. А значит - интеллигенция. Ну или просто какими-нибудь полномочиями особыми наделенные. По такой вот причине, видимо, и не работаем. А те кто работает - район покинули. Сидим вечерами на лавках мы, те, кто остался, и ведем разговоры сотню раз переговоренные - как на турники завтра сходим, как команду футбольную создадим, да обязательно её куда-нибудь, да заявим. И тут Серега, да, да, тот самый. Трезвый! И с работы недавно уволился.
Зная, что я его истории ой, как люблю - определенно есть у нас общая нота в клавесине душевном - говорит мне:
- Знаешь, Димон, - говорит, - что мне приснилось тут?
- Чего, Серег?
- Загулял я недавно. Потом мучился дня два. Во вторую ночь и приснилось... - Начал он загадочно.
- Не томи! - Перебил я его нетерпеливо.
- В общем снится мне, что сижу я в самом центре Риги, в переулочке узеньком, с Высоцким, Абдуловым и Мариной Влади. А я сползать с лавки медленно начинаю, удушаемый истерикой. Вот это уровень у человека: сны - геополитические! А он продолжает тем временем:
- Сидим и пьем что-то вкусное, как тут вдруг вижу: коммунисты Есенина расстреливать ведут! Я как вскочу, как заору: "вы что, суки, творите?!!.."
И замолчал. Повернулся ко мне.
- Все? - Говорю.
- Все, Анатолич.
- Вот это, - говорю, - Серега, пиздец. Но пиздец очень красочный.
В Большом было тяжело. Не потому, что есть хотел, а деньги в куртке остались. Приглашение досталось в ложу, а видно там не всем и не всегда, поэтому смотрел я стоя. Но балет досмотрел, из уважения. В первую очередь к тем, кто фонарями вручную управляет - есть, оказывается, такая профессия. Девочки, бедные, бледные, в каморках пыльных сидят и, изнемогая от жара софитов, дарят зрителям возможность видеть танцоров в полной сценической красе. А краса у них телесная точеная. И все же, гораздо лучше, если бы в балете, как в Шотландии, в юбках были мужчины. А в лосинах - исключительно дамы.
Это еще Серега говорил, помнится, показывая, как ноги у него гнутся удобно:
- Меня в детстве даже в балетное училище отдать хотели. Но сестра сразу сказала: нам в доме пидоров не надо!
Ну, то есть я хоть и не любитель помпезности всякой, скачущих мраморных задниц тоже не фанат, но тем не менее. Ощущаешь некоторый трепет, когда сидишь в Большом театре в ожидании балета. Золото это все, фонари свечками оформленные, герб над царской ложей, бархат - они здесьдома. Все так. Приятно.
На районе у нас Серега есть. Хороший парень, простецкий, но с изюминкой. Он, когда напьется, Есенина декламирует, прямо на той же точке, где и напился. Встанет с лавки, обратит взгляд маслянистый в сторону потрескавшихся многоэтажек и, глядя поверх всего этого - домов этих, дворов, асфальто-бетонных конструкций, горланит:
- Не вчера ли я молодость пропил?!
А ему в ответ доносится из окна притушенного:
- Заткнись, мудила, людям на работу вставать! - Потому что среда, а район у нас не из ленивых. Это только с нашим поколением как-то не складывается, изначально-то район при промзоне да авиационных заводах строился. А может, и промзона вместе с заводом - при районе. Но сегодня это совершенно не принципиально, потому что сегодня ни заводов, ни промзон не осталось - одна недвижимость элитная, да вот и центры торговые проклевываются. Ну еще бы, у меня размер ноги до 46-го вырос, а центр Москвы, столицы нашей великой и громадной Родины, с какой радости должен в масштабах своих оставаться? Выходит, что живем теперь мы, хорошевские, практически в центре. А значит - интеллигенция. Ну или просто какими-нибудь полномочиями особыми наделенные. По такой вот причине, видимо, и не работаем. А те кто работает - район покинули. Сидим вечерами на лавках мы, те, кто остался, и ведем разговоры сотню раз переговоренные - как на турники завтра сходим, как команду футбольную создадим, да обязательно её куда-нибудь, да заявим. И тут Серега, да, да, тот самый. Трезвый! И с работы недавно уволился.
Зная, что я его истории ой, как люблю - определенно есть у нас общая нота в клавесине душевном - говорит мне:
- Знаешь, Димон, - говорит, - что мне приснилось тут?
- Чего, Серег?
- Загулял я недавно. Потом мучился дня два. Во вторую ночь и приснилось... - Начал он загадочно.
- Не томи! - Перебил я его нетерпеливо.
- В общем снится мне, что сижу я в самом центре Риги, в переулочке узеньком, с Высоцким, Абдуловым и Мариной Влади. А я сползать с лавки медленно начинаю, удушаемый истерикой. Вот это уровень у человека: сны - геополитические! А он продолжает тем временем:
- Сидим и пьем что-то вкусное, как тут вдруг вижу: коммунисты Есенина расстреливать ведут! Я как вскочу, как заору: "вы что, суки, творите?!!.."
И замолчал. Повернулся ко мне.
- Все? - Говорю.
- Все, Анатолич.
- Вот это, - говорю, - Серега, пиздец. Но пиздец очень красочный.
В Большом было тяжело. Не потому, что есть хотел, а деньги в куртке остались. Приглашение досталось в ложу, а видно там не всем и не всегда, поэтому смотрел я стоя. Но балет досмотрел, из уважения. В первую очередь к тем, кто фонарями вручную управляет - есть, оказывается, такая профессия. Девочки, бедные, бледные, в каморках пыльных сидят и, изнемогая от жара софитов, дарят зрителям возможность видеть танцоров в полной сценической красе. А краса у них телесная точеная. И все же, гораздо лучше, если бы в балете, как в Шотландии, в юбках были мужчины. А в лосинах - исключительно дамы.
Это еще Серега говорил, помнится, показывая, как ноги у него гнутся удобно:
- Меня в детстве даже в балетное училище отдать хотели. Но сестра сразу сказала: нам в доме пидоров не надо!