Р.А. Гальцева
Не было утопической идеи в богатой ими русской культуре начала столетия, к которой бы остался безучастным П.А. Флоренский. И это вроде бы вполне естественно, если учесть энциклопедический размах «русского Леонардо да Винчи» [1] или, по другим характеристикам, «Ломоносова ХХ века» - одновременно философа, богослова, математика, физика, искусствоведа и т.д. и т.п. Ведь и для его современников с гораздо более скромной сферой интересов было в порядке вещей сочетать представление об искусстве как «теургическом делании» с теократическими мечтами (что характерно для этапа «новой религиозной общественности» у
Н.А. Бердяева) либо сплавлять ту же теургию с технократией (как у Н.Ф. Федорова). Таково было время, что без кардинальных преобразовательных проектов не обходилось тогда почти ни одно интеллектуальное предприятие; потому, чем большим оказывалось рабочее пространство мыслителя, тем наверняка больше можно было обнаружить у него радикальных замыслов.
Читать далее…