Листая назад
Jun. 12th, 2018
Эпи шла мимо. Хорошо бы она при этом еще ничего не замечала. Но замечала она многое. Всех этих мяукающих помоечных котят, спотыкающихся старушек, опрокинутые урны, лживые объявления, неисполнимые обещания... Каждый осколок зла впивался ей в душу, Эпи кое-как вытаскивала его пинцетом нехитрого своего мировоззрения, а те, что засели глубоко - терпела, пока они не обрастали хрящом забвения. Нормально. Эпи работала на текстильной фабрике, рисовала эскизы орнаментов. А когда пришла мода на черно-белые узоры и принты, Эпи призадумалась. Она поняла, что любой из сотен её рисунков можно свести к линии, к фигуре черного и белого. Это и будет суть её работы, а все эти нежные переливы и игра цветов - лишь игра. И когда игры закончатся, останется только свет и тьма, четко разделенные прутья штрихов, пулевые отверстия гороха, черные лужи на белом полотне. Она купила черное постельное белье, и когда её дружок закурил традиционную сигарету, то поинтересовался: «Черная полоса? Я заметил». Эпи наотмашь ударила его по лицу, сигарета полетела в угол, весело соря оранжевыми искрами. «Я должна быть уверена в своем зле, - объяснила она на удивление спокойно, - чтобы уверенно двигаться к добру».
Пусть небо звёздно, вижу черноту,
меня не сбить мерцанием созвездий.
Тире и точки, слитые в черту -
из пустоты давно не жду известий.
Я буду злым, беспомощным, тупым,
так чтоб не черненьким, а черным, откровенно.
Подбрось-ка в котелок еще крупы,
и отхлебнуть, чтоб растеклось по венам.
И вот когда обнимешь и простишь,
смахнешь со щек холодных слез кристаллы,
в груди услышишь ангельскую тишь,
добро увидишь, что сочится алым.
Эпи шла мимо. Хорошо бы она при этом еще ничего не замечала. Но замечала она многое. Всех этих мяукающих помоечных котят, спотыкающихся старушек, опрокинутые урны, лживые объявления, неисполнимые обещания... Каждый осколок зла впивался ей в душу, Эпи кое-как вытаскивала его пинцетом нехитрого своего мировоззрения, а те, что засели глубоко - терпела, пока они не обрастали хрящом забвения. Нормально. Эпи работала на текстильной фабрике, рисовала эскизы орнаментов. А когда пришла мода на черно-белые узоры и принты, Эпи призадумалась. Она поняла, что любой из сотен её рисунков можно свести к линии, к фигуре черного и белого. Это и будет суть её работы, а все эти нежные переливы и игра цветов - лишь игра. И когда игры закончатся, останется только свет и тьма, четко разделенные прутья штрихов, пулевые отверстия гороха, черные лужи на белом полотне. Она купила черное постельное белье, и когда её дружок закурил традиционную сигарету, то поинтересовался: «Черная полоса? Я заметил». Эпи наотмашь ударила его по лицу, сигарета полетела в угол, весело соря оранжевыми искрами. «Я должна быть уверена в своем зле, - объяснила она на удивление спокойно, - чтобы уверенно двигаться к добру».
Пусть небо звёздно, вижу черноту,
меня не сбить мерцанием созвездий.
Тире и точки, слитые в черту -
из пустоты давно не жду известий.
Я буду злым, беспомощным, тупым,
так чтоб не черненьким, а черным, откровенно.
Подбрось-ка в котелок еще крупы,
и отхлебнуть, чтоб растеклось по венам.
И вот когда обнимешь и простишь,
смахнешь со щек холодных слез кристаллы,
в груди услышишь ангельскую тишь,
добро увидишь, что сочится алым.