О положении крестьянства при Николае II (по книге "Царствование Николая II" С.Ольденбурга) -3
(продолжение)
В 1901 году - после двух благополучных годов - снова повторился неурожай, и опять в тех же центральных и восточных районах (в 42 губерниях урожай ниже среднего). Этот неурожай сделался, между прочим, предметом полемики между либеральными органами и правой печатью, так как это был первый случай применения новой организации продовольственного дела, которое, по закону 1900 г., было передано из рук земства в руки администрации. Но государственная власть сделала из этого нового бедствия вывод о необходимости принятия срочных мер для улучшения положения деревни.
«Теперь все чаще можно встретиться с мнением - писало «Новое Время» на 1902-й Новый Год, - что это явление - не простая случайность, а последствие во всех отношениях неудовлетворительной обстановки у нас земледелия». Но общество, поскольку оно представляло собою нечто организованное, в этом отношении не могло помочь власти. Оно рассматривало сельскохозяйственный кризис только как одно из проявлений общей несостоятельности «самодержавия»; либеральная и социалистическая печать регистрировала признаки этого кризиса, ставя их на одну доску с задержкой роста промышленности. Сами крестьяне, которые не могли учесть общих условий народного хозяйства, либо мечтали о «прирезке» земли, либо искали исход в переселении (за период 1894-1901 г. в Сибирь переселилось свыше 1.200.000 крестьян).
Но власть знала, насколько ограниченным является земельный фонд; знала, какое большое экономическое значение для всего народного хозяйства имеют частновладельческие земли, с их более высокой урожайностью. Что касается переселения, то емкость Сибири была не столь велика, как можно было думать по карте; Средняя Азия требовала огромных оросительных работ, а Манчжурия еще не была закреплена за Россией.
12 ноября 1901 г. было объявлено об учреждении новой, более обширной комиссии «для всестороннего обсуждения вопроса об экономическом упадке центра в связи с условиями хозяйственной жизни других частей Империи». В программу этой комиссии входило исследование условий землевладения и землепользования, условий податного порядка, отхожих промыслов, доходности частного и крестьянского хозяйства и т.д. Председателем этой комиссии был назначен товарищ министра финансов В.Н.Коковцов; к участию в ней были приглашены, наряду с представителями ведомств, специалисты-теоретики и земские деятели из числа сельских хозяев.
Но эта комиссия, целью которой было только всестороннее обследование части сельскохозяйственной проблемы, не могла дать быстрого ответа на поставленные вопросы; она занялась собиранием обширного статистического материала, и только через два года - в октябре 1903 г. - собралась на пленарную сессию для подведения итогов своих работ.
В январе 1902 г Государь принял важное принципиальное решение, чтобы сдвинуть с мертвой точки аграрный вопрос. 23 января было утверждено положение об Особом Совещаний о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Это учреждение имело целью не только выяснить нужды сельского хозяйства, но и подготовить «меры, направленные на пользу этой отрасли народного труда».
Под председательством министра финансов С.Ю.Витте - хотя он и был всегда далек от нужд деревни, - при ближайшем участии Д.С.Сипягина и министра земледелия A.С.Ермолова, это совещание состояло из двадцати сановников, причем наряду с членами Гос. Совета был привлечен и председатель Моск. О-ва сельского хозяйства, кн. А.Г.Щербатов.
В первом же заседании, 2 февраля, были определены рамки работ. С.Ю.Витте указал, что совещанию придется коснуться и вопросов общегосударственного характера, за разрешением которых затем надо обратиться к Государю. Д.С.Сипягин отметил, что «многие из вопросов, существенных для сельскохозяйственной промышленности, не должны однако разрешаться исключительно с точки зрения интересов сельского хозяйства»; возможны иные, обшегосударственные соображения.
Затем совещание решило - обратиться к заинтересованным кругам населения с запросом о том, как они сами понимают свои нужды. Такое обращение было смелым шагом; в отношении интеллигенции оно едва ли бы могло дать практические результаты; воззрения интеллигенции были достаточно известны и сводились к требованию политических преобразований всего государственного строя в духе самых радикальных современных теорий. Но в данном случае вопрос задавался не городу, a деревне - тем слоям населения, дворянам и крестьянам, в лояльности которых Государь был убежден.
Не находя ответа на вопрос о нуждах деревни ни в традиционной политике, унаследованной от отца - политике всемерной защиты крестьянского землевладения и общины, - ни в теориях, господствовавших в русском обществе, Государь обратился к людям практики, к «земле», чтобы услышать их мнение по самому сложному вопросу русской жизни.
Но как было определить этих представителей «земли»? Земские собрания, пополнявшиеся путем выборов, в ту пору - зачастую основательно - подозревались в принципиальной оппозиционности. Между властью и земством были натянутые отношения. Какие нибудь два года перед тем, С.Ю.Витте доказывал несовместимость земства с самодержавием, и Д.С.Сипягин также не питал симпатий к выборным учреждениям. Выход был найден в широкой децентрализации опроса.
Во всех губерниях Европейской России были учреждены губернские комитеты по выяснению нужд сельскохозяйственной промышленности. Затем были также организованы комитеты на Кавказе и в Сибири. Председательствовал губернатор; входили в них по должности представители дворянства со всей губернии, председатели и члены земских управ, несколько высших чинов губернской администрации, а также все лица, участие коих председатель комитета сочтет полезным. Такие же комитеты создавались и во всех уездах; только председателем уездного комитета являлся уездный предводитель дворянства. В неземских губерниях комитеты пополнялись лицами из среды местных сельских хозяев. По всей России было образовано около 600 комитетов.
Широкие полномочия, предоставленные председателям, были использованы неодинаково в разных случаях. В общем, уездные комитеты получили более самостоятельный, «общественный» характер, тогда как губернские были более «казенными». В ряде случаев, в состав уездных комитетов бывали приглашены все члены местного земского собрания; получились многочисленные и разносторонние коллегии. Так как комитетам были заданы практические вопросы, разрешение которых заботило правительство, им был сначала дан большой простор для суждений. Среда, из которой пополнялись комитеты, была в общем мало затронута политической пропагандой, и комитеты, за весьма немногими исключениями, не воспользовались своими правами для выставления политических требований. Предложение Д.С.Сипягина о составе комитетов оказалось удачным: они оказались авторитетными в своей области и деловыми учреждениями.
Д.С.Сипягин, однако, не дожил до окончания работ совещания: в самый разгар работ, 2 апреля 1902 г., он был сражен пулею социалиста-революционера Балмашова, который явился к нему в Мариинский дворец, где шло заседание Государственного Совета, в адьютантской форме, заявив, что привез пакет от В.К. Сергия Александровича, и выстрелом из револьвера смертельно ранил министра. Д.С Сипягин скончался через час, в полном сознании. «Я верой и правдой служил Государю Императору и никому не желал зла», сказал он перед смертью. В лице Д.С.Сипягина Государь потерял убежденного и преданного сотрудника, трудно заменимого человека. Как и Н.П.Боголепов, так и Д.С.Сипягин погиб в качестве представителя государственного строя, ненавистного революционным кругам; человек мягкий и глубоко честный, он ни в ком не мог вызывать личной неприязни.
Убийство Д.С.Сипягина сыграло роковую роль в русской жизни. Оно создало пропасть между Государем и оппозиционным обществом. Государь был глубоко потрясен и возмущен этим убийством. Он назначил министром внутренних дел через два дня после убийства - статс-секретаря по делам Финляндии В.К.Плеве, который был известен, как сторонник крутых репрессивных мер. Убийцу Д.С.Сипягина, Балмашова, было решено судить военным судом - это означало смертную казнь, так как гражданский суд не мог выносить смертных приговоров, и убийца Н.П.Боголепова был приговорен к 20 годам каторжных работ (он вскоре бежал с каторги). Балмашов держал себя мужественно и корректно на суде; он сказал своей сестре, что все слухи о том, будто его истязали - ложны; он не имеет оснований жаловаться на обращение. Когда смертный приговор был вынесен, Балмашов отказался подать просьбу о помиловании. Его казнь - в мае 1902 г. - была первой казнью по политическому делу за царствование Императора Николая II.
Рознь углублялась: для Государя - мучеником долга был Д.С.Сипягин, для интеллигенции - героем стал Балмашов.
С этим убийством почти совпали по времени крестьянские беспорядки, внезапно возникшие в Полтавской и части Харьковской губ. С середины марта в полтавском и константиноградском уездах Полтавской губернии крестьяне стали являться в помещичьи усадьбы, с просьбами о даровой выдаче хлеба и корма для скота. Чрезвычайно участились кражи среди бела дня. Грабители говорили: «Все равно, скоро наше будет». 28 марта толпа крестьян явилась с подводами в имение «Карловка» (герцога Мекленбург-Стрелицкого) и забрала со складов весь картофель. В течение ближайших трех дней, всюду повторялась та же картина: толпа крестьян, с обозом в 300-400 телег, обходила имения и забирала себе продукты. «Берите, вы должны сделать, как в книгах написано», кричала толпа. Полтавский губернатор, с тремя батальонами пехоты, отправился в район беспорядков, и 1 апреля столкнулся с толпой, грабившей мельницу в 10 верстах от Полтавы. Сначала толпа, вооруженная кольями и вилами, пыталась сопротивляться, но после первого же залпа разбежалась. Было 3 убитых и 4 раненых. В отдаленных частях губернии беспорядки длились еще дня два.
В Харьковской губ. (валковский и богодуховский уезды) беспорядки приняли более ожесточенный характер: не только увозили хлеб, но и уносили инвентарь, угоняли скот, поджигали усадьбы; при ограблении больницы из-под больных вырывали тюфяки; одну усадьбу всю растаскали по бревнам. Волнения и здесь продолжались всего несколько дней. В Полтавской губ. было ограблено 64 имения, в Харьковской - 27. В деревнях была найдена противоправительственная литература на малороссийском языке, с призывами к восстанию и к завладению имуществом помещиков. Вожаков движения арестовали; менее видных участников подвергли телесному наказанию и отпустили на свободу.
Пострадавшим владельцам было выдано пособие от казны, и на деревни, участвовавшие в грабежах, был наложен дополнительный налог. Беспорядки, вспыхнувшие в четырех уездах с малороссийским населением, были вызваны умелой пропагандой, нашедшей благодарную почву в особых местных условиях. В этом районе было много крестьян, получивших «дарственные» наделы при освобождении - они не платили выкупных платежей, но зато имели очень малые участки земли. На лицо было действительно малоземелье; благодаря подворному владению, местное крестьянство было более зажиточным, чем в центральной и восточной России, но вражда к помещикам, «панам» была, пожалуй, заметнее, чем в великорусских областях.
(продолжение следует)
В 1901 году - после двух благополучных годов - снова повторился неурожай, и опять в тех же центральных и восточных районах (в 42 губерниях урожай ниже среднего). Этот неурожай сделался, между прочим, предметом полемики между либеральными органами и правой печатью, так как это был первый случай применения новой организации продовольственного дела, которое, по закону 1900 г., было передано из рук земства в руки администрации. Но государственная власть сделала из этого нового бедствия вывод о необходимости принятия срочных мер для улучшения положения деревни.
«Теперь все чаще можно встретиться с мнением - писало «Новое Время» на 1902-й Новый Год, - что это явление - не простая случайность, а последствие во всех отношениях неудовлетворительной обстановки у нас земледелия». Но общество, поскольку оно представляло собою нечто организованное, в этом отношении не могло помочь власти. Оно рассматривало сельскохозяйственный кризис только как одно из проявлений общей несостоятельности «самодержавия»; либеральная и социалистическая печать регистрировала признаки этого кризиса, ставя их на одну доску с задержкой роста промышленности. Сами крестьяне, которые не могли учесть общих условий народного хозяйства, либо мечтали о «прирезке» земли, либо искали исход в переселении (за период 1894-1901 г. в Сибирь переселилось свыше 1.200.000 крестьян).
Но власть знала, насколько ограниченным является земельный фонд; знала, какое большое экономическое значение для всего народного хозяйства имеют частновладельческие земли, с их более высокой урожайностью. Что касается переселения, то емкость Сибири была не столь велика, как можно было думать по карте; Средняя Азия требовала огромных оросительных работ, а Манчжурия еще не была закреплена за Россией.
12 ноября 1901 г. было объявлено об учреждении новой, более обширной комиссии «для всестороннего обсуждения вопроса об экономическом упадке центра в связи с условиями хозяйственной жизни других частей Империи». В программу этой комиссии входило исследование условий землевладения и землепользования, условий податного порядка, отхожих промыслов, доходности частного и крестьянского хозяйства и т.д. Председателем этой комиссии был назначен товарищ министра финансов В.Н.Коковцов; к участию в ней были приглашены, наряду с представителями ведомств, специалисты-теоретики и земские деятели из числа сельских хозяев.
Но эта комиссия, целью которой было только всестороннее обследование части сельскохозяйственной проблемы, не могла дать быстрого ответа на поставленные вопросы; она занялась собиранием обширного статистического материала, и только через два года - в октябре 1903 г. - собралась на пленарную сессию для подведения итогов своих работ.
В январе 1902 г Государь принял важное принципиальное решение, чтобы сдвинуть с мертвой точки аграрный вопрос. 23 января было утверждено положение об Особом Совещаний о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Это учреждение имело целью не только выяснить нужды сельского хозяйства, но и подготовить «меры, направленные на пользу этой отрасли народного труда».
Под председательством министра финансов С.Ю.Витте - хотя он и был всегда далек от нужд деревни, - при ближайшем участии Д.С.Сипягина и министра земледелия A.С.Ермолова, это совещание состояло из двадцати сановников, причем наряду с членами Гос. Совета был привлечен и председатель Моск. О-ва сельского хозяйства, кн. А.Г.Щербатов.
В первом же заседании, 2 февраля, были определены рамки работ. С.Ю.Витте указал, что совещанию придется коснуться и вопросов общегосударственного характера, за разрешением которых затем надо обратиться к Государю. Д.С.Сипягин отметил, что «многие из вопросов, существенных для сельскохозяйственной промышленности, не должны однако разрешаться исключительно с точки зрения интересов сельского хозяйства»; возможны иные, обшегосударственные соображения.
Затем совещание решило - обратиться к заинтересованным кругам населения с запросом о том, как они сами понимают свои нужды. Такое обращение было смелым шагом; в отношении интеллигенции оно едва ли бы могло дать практические результаты; воззрения интеллигенции были достаточно известны и сводились к требованию политических преобразований всего государственного строя в духе самых радикальных современных теорий. Но в данном случае вопрос задавался не городу, a деревне - тем слоям населения, дворянам и крестьянам, в лояльности которых Государь был убежден.
Не находя ответа на вопрос о нуждах деревни ни в традиционной политике, унаследованной от отца - политике всемерной защиты крестьянского землевладения и общины, - ни в теориях, господствовавших в русском обществе, Государь обратился к людям практики, к «земле», чтобы услышать их мнение по самому сложному вопросу русской жизни.
Но как было определить этих представителей «земли»? Земские собрания, пополнявшиеся путем выборов, в ту пору - зачастую основательно - подозревались в принципиальной оппозиционности. Между властью и земством были натянутые отношения. Какие нибудь два года перед тем, С.Ю.Витте доказывал несовместимость земства с самодержавием, и Д.С.Сипягин также не питал симпатий к выборным учреждениям. Выход был найден в широкой децентрализации опроса.
Во всех губерниях Европейской России были учреждены губернские комитеты по выяснению нужд сельскохозяйственной промышленности. Затем были также организованы комитеты на Кавказе и в Сибири. Председательствовал губернатор; входили в них по должности представители дворянства со всей губернии, председатели и члены земских управ, несколько высших чинов губернской администрации, а также все лица, участие коих председатель комитета сочтет полезным. Такие же комитеты создавались и во всех уездах; только председателем уездного комитета являлся уездный предводитель дворянства. В неземских губерниях комитеты пополнялись лицами из среды местных сельских хозяев. По всей России было образовано около 600 комитетов.
Широкие полномочия, предоставленные председателям, были использованы неодинаково в разных случаях. В общем, уездные комитеты получили более самостоятельный, «общественный» характер, тогда как губернские были более «казенными». В ряде случаев, в состав уездных комитетов бывали приглашены все члены местного земского собрания; получились многочисленные и разносторонние коллегии. Так как комитетам были заданы практические вопросы, разрешение которых заботило правительство, им был сначала дан большой простор для суждений. Среда, из которой пополнялись комитеты, была в общем мало затронута политической пропагандой, и комитеты, за весьма немногими исключениями, не воспользовались своими правами для выставления политических требований. Предложение Д.С.Сипягина о составе комитетов оказалось удачным: они оказались авторитетными в своей области и деловыми учреждениями.
Д.С.Сипягин, однако, не дожил до окончания работ совещания: в самый разгар работ, 2 апреля 1902 г., он был сражен пулею социалиста-революционера Балмашова, который явился к нему в Мариинский дворец, где шло заседание Государственного Совета, в адьютантской форме, заявив, что привез пакет от В.К. Сергия Александровича, и выстрелом из револьвера смертельно ранил министра. Д.С Сипягин скончался через час, в полном сознании. «Я верой и правдой служил Государю Императору и никому не желал зла», сказал он перед смертью. В лице Д.С.Сипягина Государь потерял убежденного и преданного сотрудника, трудно заменимого человека. Как и Н.П.Боголепов, так и Д.С.Сипягин погиб в качестве представителя государственного строя, ненавистного революционным кругам; человек мягкий и глубоко честный, он ни в ком не мог вызывать личной неприязни.
Убийство Д.С.Сипягина сыграло роковую роль в русской жизни. Оно создало пропасть между Государем и оппозиционным обществом. Государь был глубоко потрясен и возмущен этим убийством. Он назначил министром внутренних дел через два дня после убийства - статс-секретаря по делам Финляндии В.К.Плеве, который был известен, как сторонник крутых репрессивных мер. Убийцу Д.С.Сипягина, Балмашова, было решено судить военным судом - это означало смертную казнь, так как гражданский суд не мог выносить смертных приговоров, и убийца Н.П.Боголепова был приговорен к 20 годам каторжных работ (он вскоре бежал с каторги). Балмашов держал себя мужественно и корректно на суде; он сказал своей сестре, что все слухи о том, будто его истязали - ложны; он не имеет оснований жаловаться на обращение. Когда смертный приговор был вынесен, Балмашов отказался подать просьбу о помиловании. Его казнь - в мае 1902 г. - была первой казнью по политическому делу за царствование Императора Николая II.
Рознь углублялась: для Государя - мучеником долга был Д.С.Сипягин, для интеллигенции - героем стал Балмашов.
С этим убийством почти совпали по времени крестьянские беспорядки, внезапно возникшие в Полтавской и части Харьковской губ. С середины марта в полтавском и константиноградском уездах Полтавской губернии крестьяне стали являться в помещичьи усадьбы, с просьбами о даровой выдаче хлеба и корма для скота. Чрезвычайно участились кражи среди бела дня. Грабители говорили: «Все равно, скоро наше будет». 28 марта толпа крестьян явилась с подводами в имение «Карловка» (герцога Мекленбург-Стрелицкого) и забрала со складов весь картофель. В течение ближайших трех дней, всюду повторялась та же картина: толпа крестьян, с обозом в 300-400 телег, обходила имения и забирала себе продукты. «Берите, вы должны сделать, как в книгах написано», кричала толпа. Полтавский губернатор, с тремя батальонами пехоты, отправился в район беспорядков, и 1 апреля столкнулся с толпой, грабившей мельницу в 10 верстах от Полтавы. Сначала толпа, вооруженная кольями и вилами, пыталась сопротивляться, но после первого же залпа разбежалась. Было 3 убитых и 4 раненых. В отдаленных частях губернии беспорядки длились еще дня два.
В Харьковской губ. (валковский и богодуховский уезды) беспорядки приняли более ожесточенный характер: не только увозили хлеб, но и уносили инвентарь, угоняли скот, поджигали усадьбы; при ограблении больницы из-под больных вырывали тюфяки; одну усадьбу всю растаскали по бревнам. Волнения и здесь продолжались всего несколько дней. В Полтавской губ. было ограблено 64 имения, в Харьковской - 27. В деревнях была найдена противоправительственная литература на малороссийском языке, с призывами к восстанию и к завладению имуществом помещиков. Вожаков движения арестовали; менее видных участников подвергли телесному наказанию и отпустили на свободу.
Пострадавшим владельцам было выдано пособие от казны, и на деревни, участвовавшие в грабежах, был наложен дополнительный налог. Беспорядки, вспыхнувшие в четырех уездах с малороссийским населением, были вызваны умелой пропагандой, нашедшей благодарную почву в особых местных условиях. В этом районе было много крестьян, получивших «дарственные» наделы при освобождении - они не платили выкупных платежей, но зато имели очень малые участки земли. На лицо было действительно малоземелье; благодаря подворному владению, местное крестьянство было более зажиточным, чем в центральной и восточной России, но вражда к помещикам, «панам» была, пожалуй, заметнее, чем в великорусских областях.
(продолжение следует)